Пуанта (СИ) - Тес Ария

— Это шутка такая? Потому что если да, то не смешно.

— Я то знаю, и ты знаешь. Закончили с фальшивыми представлениями?

— Ты понимаешь, что ты сейчас делаешь? — тихо спрашиваю, но он лишь слегка усмехается уголком губ и кивает, — Зачем ты все усложняешь?

— Я ничего не усложняю. Ты просто остаешься здесь. Со мной. Вы оба остаётесь со мной.

Вижу, что это не подкол, не развод и не шутка — действительно так, пусть я и до последнего надеялась, а может просто прикрывалась, не желая сталкиваться с реальностью? Ха. Зря. Надо избавиться от этой глупой привычки — надеяться на лучшее. С ним точно.

Снимаю свои жутко неудобные очки, от которых болит голова, потираю глаза, а потом резко встаю и возвращаю их на место.

— Я звоню отцу.

Не успеваю и шага сделать, как мне в спину летит предупреждение.

— На твоем месте я бы не спешил этого делать.

— Да ну? Меня за дверью ждет охрана?

— Думаешь это необходимо?

— Ну…ты же снова меня похищаешь, я правильно понимаю? Заберешь телефон? Скрутишь? Или накачаешь хлороформом? Что будет на этот раз?

— Ничего, — с легкой усмешкой отвечает, а я смотрю на свой телефон, потом на него и жму плечами.

— Заберешь телефон?

— Нет.

— Тогда я звоню отцу, и мы уезжаем.

— Я сказал, что ничего не сделаю из вышеперечисленного, но раньше этого сказал: ты остаешься.

— Кроме как силой, ты меня здесь не удержишь.

— А вот это не совсем так… — Макс отодвигает верхний ящик стола, а потом швыряет толстую папку на стол и отклоняется назад.

Молчит, смотрит на меня, пока я смотрю на странного вида ядерную бомбу, а я знаю, что это именно она. Нутром чувствую, как и липкий страх, который медленно, но верно, скручивает внутренности.

— Что это?

— Присядь и ознакомься, дорогая. Спорю на что угодно, после увиденного, мне не нужно будет прибегать ни к одной твоей живой фантазии. Ты останешься здесь по своей воле.

Я не хочу даже касаться этой папки, поэтому притворяюсь, что мне плевать. Просто подхожу, срываю ее с места и резко открываю с ухмылкой, но то, что я там вижу стирает все. Из меня как будто душа схлынывает, и я медленно опускаюсь на стул, вчитываясь с большей потугой. Сейчас мне это дается сложно. Каждое слово, как будто написано на каком-то языке, который я вроде и знаю, а при этом еле понимаю. Даже не замечаю, как Макс поднимается с места и обходит меня сзади, кладя руку на нижнюю челюсть. Отрывает меня…

— Я даю тебе выбор, которого когда-то ты меня лишила, милая, — притворно нежно шепчет, поглаживая щеку большим пальцем, — Пять лет я готовился к этому. Пять долгих, сраных лет, Амелия. Ты спрашивала, когда я узнал? Почти сразу. Ты была на шестом месяце, когда я увидел, что ты у меня забрала.

Слезы срываются с глаз, а он ловит их и растирает с улыбкой, второй рукой стягивая с меня очки.

— Ну же, не плачь, не надо. У тебя действительно есть больше, чем было у меня. Ты можешь решить, каким путем мы пойдем: сложным или простым.

Парик следует за очками, и когда он отбрасывает атрибуты моей маскировки в сторону, я смотрю на него, не мигая, и шепчу.

— Зачем ты это делаешь? Все могло быть нормально.

— Проблема в том, Амелия, что мне не нужно «нормально». Мне нужно все.

Вырываюсь и ядовито выплевываю.

— Так и знала, что ты что-то задумал. По-другому с тобой не бывает, но к чему так тянуть?!

— Я отец ребенка, который меня совсем не знал. Теперь он меня знает, и он меня не боится.

— То есть ты снова меня обманул.

— Разве?

— Ты дал слово.

— И я его сдержал. Я не отниму у тебя сына, и, если ты хорошо помнишь, это единственное, что я тебе обещал.

— Я тебя ненавижу, — сдавленно шепчу, он спокойно принимает.

— Знаю. Пять лет назад ты это продемонстрировала, когда инсценировала свою смерть и заставила меня в это поверить. Шесть длинных месяцев я в это верил…

— У меня не было выбора!

— Не ори! — рычит, сжимая кулак, — Закрой рот, и лучше не ори на меня в моем же кабинете, сука.

— А то что? Ударишь? — всхлипываю, вытирая слезы, — Давай. Что еще ты можешь сделать, а? К тому же такое же уже было. Я не боюсь и…

Я говорю это, потому что мне страшно. Часто я не могу ответить на вопрос «зачем я это говорю», но сейчас знаю точно — мне страшно, и я не хочу, чтобы он это знал. Наверно так странно работает мой мозг: я пытаюсь показать, что не боюсь его побоев, чтобы он не захотел их наносить. Но Макс, кажется, и не собирается. Он начинает смеяться.

— Ты думаешь, что я тебя бить буду? Это же так скучно.

Отшатываюсь от него, на что получаю бархатный, тихий смех. Макс упирается ладонями в подлокотники моего кресла, приближается, и, когда его взгляд покрывается льдом, он снова говорит.

— Хочешь я расскажу тебе, что будет, если ты выберешь сложной путь? Сначала ты лишишься всего, а когда это произойдет, я заберу Августа. Ты вписала меня в его свидетельство, спасибо большое…

— Я пошла тебе на встречу, а ты…

Договорить я не могу. Макс резко хватает меня за горло, а взгляд его сразу же взрывается. Маска падает. Тот огонь, что все еще есть и всегда будет внутри него никуда не делся, а все то время, когда он сдерживался — это не признак того, что он изменился. Это лишь часть плана.

— Пошла на встречу?! — рычит, когда из меня вырывается тихий всхлип, а сама я цепляюсь за его ладонь, — Я должен был быть в этом сраном свидетельстве сразу, а не спустя почти пять лет его жизни!

Жесткий, сильный толчок возвращает меня обратно на мягкое сидение, и я тяжело дышу. Смотрю в пол, словно скованная, пока Макс плавно выпрямляется и, видимо, берет себя в руки. Судя по крайней мере по холодному тону, что следует дальше.

— Тест на отцовство и деньги, дорогая, творят чудеса. Ты можешь попытаться подать в суд, но, давай признаем правду, ты херовая мать.

Удар приходится точно в цель. Я теряю остатки запала, слезы снова срываются с глаз, но он лишь ухмыляется.

— Ты знала, что беременна, и поперлась в ночь на попутке с ублюдком, который чуть тебя не убил. Ты поставила под угрозу нашего сына, и я воспользуюсь этим, если потребуется. К тому же, твоя жизнь, особенно в глазах закона, дерьмо. По документам ты всего лишь помощник юриста с зарплатой в двадцать тысяч. Я же миллиардер с огромным, послужным списком «хороших дел». Думаешь, все эти пять лет я просто так провел? О нет, моя милая, я готовился. Когда твое семейство ворвалось в особняк Насти, я действительно не понимал с чем имел дело, но времена меняются. Мне потребовалось много лет, но сейчас я готов к войне, как никогда, и я начну ее, если кто-то посмеет встать между мной и моим сыном.

— И что будет дальше? Ты снова запрешь меня в квартире?

— У меня другие планы, малыш.

Вот теперь у меня нет сил даже на то, чтобы притвориться сильной. Я еле дышу, смотрю на него жалобно, как вылитый котенок, и буквально чувствую, что Макс наслаждается этим, а мой слабый голос приводит его почти в экстаз…

— Какие?…

Молча он запускает руку в карман, а потом кладет маленькую, синюю коробочку рядом с папкой.

— Открой.

Не хочу. Я не хочу ее открывать, у меня паническая атака сейчас точно случится, но я тянусь, словно и не сама вовсе, и пальцы не мои сжимают мягкую ткань, и не мои глаза видят то, что аккуратно лежит на ее дне.

— Что это? — одними губами выдыхаю, а ответ слышу уже у самого уха.

— Думаю, что ты знаешь.

Знаю, но не хочу в это верить, а когда поворачиваю голову и сталкиваюсь с ним взглядом так близко, хватаюсь за последнюю соломинку.

— Ты еще женат…

— Уже нет.

Макс приближается еще, касается моего носа своим, слегка нижней губой задевает мои губы и шепчет еще глубже.

— Выбирай. Папка или кольцо?

Это не кольцо, а булыжник на шею, который однажды точно меня прикончит, но на самом деле у меня нет выбора. Папка означает крушение не только моей жизни, а кольцо касается только меня. Я молчу, смотрю ему в глаза, потом на стол. Черт, эта чертова ядерная бомба толстенная, как «Война и мир», и что там есть еще? Я не думаю, что это конец, лишь верхушка айсберга, поэтому опускаю взгляд на коробочку в своих руках. Они трясутся. Я вижу, как во сне, что достаю этот булыжник и одеваю его, а будто и не я вовсе. Не со мной все это! Я ведь и не думала, что «то, что он задумал» будет настолько масштабно…