Бумажные крылья (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

Краска тут же прилила к щекам. Что за намеки, я никогда в своей жизни не воровала.

– Я ничего у вас не брала и зашла сюда случайно. Я заблудилась.

Он вдруг рассмеялся и снова отпил свой чай. А потом взял в руки стеклянный шар и несколько раз его тряхнул.

– Это подарок моей матери. Я вернулся из заграницы и нашел это в своем кабинете на полке. Он там простоял больше десяти лет.

Стало вдруг ужасно стыдно и не по себе.

– Я не хотела трогать то, что вам дорого… просто он красивый, и эти снежинки... – я не знала, что сказать, а вдруг его мать умерла, – простите. Я бы его не разбила. Я очень аккуратная.

Пока я говорила, он невыносимо пристально смотрел мне в глаза, от чего щеки пылали еще сильнее, и мне было до безумия стыдно.

– Я не хотела… я понимаю, что это неприятно. Когда умер мой отец, у меня остались его вещи и… я очень не люблю, когда их трогают.

Огинский встал из-за стола, а я забилась в угол дивана, невольно подбирая орхидеи, чтобы не раздавить. От него это не укрылось, и выражение его лица стало для меня совершенно нечитабельным, пробуждая новую волну страха.

– Моя мать жива и невредима, а этот подарок и не подарок вовсе, а ее упрек тому, что я не сделал, как она хотела, и уехал против ее воли.

Я застыла вместе с цветами и судорожно сжатыми пальцами у горла. Его откровенность и некая досада в голосе были для меня неожиданностью. Огинский сунул руку в карман и протянул мне свой сотовый.

– Позвони матери, если хочешь.

Сегодня его глаза были какими-то совершенно странными. Жуткий огонь в них сменился каким-то светлым и теплым медовым оттенком. Мне не нравилось и нравилось одновременно. Но я все же взяла смартфон из его рук.

– Без глупостей. Ты ведь умная девочка. Одно лишнее слово и…

– Я умная девочка.

Набрала номер мамы, но ее сотовый оказался выключенным. Пока набирала, Огинский присел на корточки и, приподняв плед, взял в руки мои ступни. Я втянула в себя воздух, набирая повторно номер и боясь сделать что-то не так, чтобы он не отобрал у меня телефон. А он потер мои пальцы и сжал руками, словно согревая.

В сотовом снова сработал автоответчик, и по икрам вверх от его пальцев потянулись маленькие огненные искры. Потому что его руки ласкали, массировали, гладили, разгоняя кровь в замерзших ногах, пока он смотрел мне в глаза, и в расплавленной патоке точками поблескивал зарождающийся огонь. Отшвырнуть его руки не хотелось. Мне было приятно и тепло. И мозг прорезала догадка, что это он перенес меня на диван и укрыл пледом. А потом? Он что – сидел в своем кресле и смотрел на меня? От этой мысли стало очень неуютно.

– Мама не отвечает… я могу позвонить ее подруге?

Кивнул и сжал мои щиколотки, а потом тихо и хрипло сказал.

– Завтра во всех комнатах этого дома будут ковры, раз ты так не любишь обувь.

И я не знаю, что меня ошарашило больше – его слова или голос тети Аллы в трубке.

– Алло. Здравствуйте, тетя Алла. Это Ольга. Я не могу дозвониться маме.

– Ольгаяя, о боже! Ты где пропала, моя хорошая? Мама извелась вся! Мы уже заявление в полицию подавать хотим.

Я перевела взгляд на Огинского.

– У меня все хорошо, я работаю. Здесь очень плохая связь и звонить получается редко. Вот сейчас я ей не дозвонилась. Как Митя?

– Митя хорошо! Операция прошла успешно, и у него прекрасные прогнозы. Наденька, ты представляешь – у Мити появился спонсор. Мы не знаем – кто это. Но этот святой человек оплатил все расходы и по проживанию, и по питанию. Абсолютно все. У Мити самые лучшие врачи и лучшее оборудование. Потом Митю отправят на реабилитацию. Твоя мама говорит, что, если бы не мысли о том, где ты и как ты, она бы с ума сошла от счастья. Они, видно, на процедуры пошли. Ты позвони ей потом, как сможешь. Она все расскажет.

Я смотрела на Огинского, а он на меня. Я не знаю, было ли ему слышно, что говорит тетя Алла, но это и не важно. Во мне проснулось совершенно странное чувство, и я пока не могла дать ему определения. Когда я отключила звонок, то лишь смогла тихо выдавить из себя:

– Спасибо. За Митю.

Он вдруг резко встал во весь рост и забрал у меня сотовый.

– “Спасибо” слишком дешево стоит, Ольга. И не представляет из себя никакой ценности, как и любые слова. Переодевайся. Мы едем гулять в город.

И чувство благодарности тут же испарилось, а вместо него появилось понимание, что за все, что Огинский сделал для моего брата, мне придется платить, и он возьмет с меня двойную цену. Такие, как этот, никогда не продешевят. Хотела сказать это вслух, но прикусила язык. Вспоминая слова Ларисы. Ничего. Если она не врет, то я вырвусь отсюда… потом, когда Митя с мамой приедут домой. А пока надо играть. Пусть я не умею, но да, я умная девочка, я научусь.

ГЛАВА 18

Он повез меня в город в этот раз без водителя. Сел за руль сам. Это было более странно, чем все, что происходило до сегодняшнего дня. Нет, я не могла сказать, что он изменился, и вряд ли кто-то и когда-то смог бы это сказать об Огинском. Изменилось его отношение. И это пугало сильнее, чем его грубая жестокость и вечный сарказм. Ведь за них так легко ненавидеть и держать оборону, а то, что происходило сейчас, обезоруживало. Мою комнату не запирали и за мной по пятам не ходил Истукан. Огинский молчал. Включил музыку и вдавил педаль газа, приподняв верх машины. На улице было тепло по сравнению со всеми другими днями, и солнце приятно щекотало лицо. Я бросала на него мимолетные взгляды и тут же отводила глаза, а потом смотрела снова и снова. Он был красив какой-то непривычной глазу красотой. Не общепризнанной и слащавой. А до невероятности мужественной, и в то же время все в нем было до идеальности шикарным. Начиная с запаха и заканчивая аккуратно подстриженными ногтями на красивых руках, лежащих на руле. Сила и аристократизм. Пальцы длинные, а по запястью змеятся выпуклые жгуты вен. И часы поблескивают платиновыми стрелками на солнце. И вдруг подумалось о том, что этими руками он ласкал меня. Так ласкал, что я кричала от наслаждения, проклиная и себя, и его. Щеки мгновенно вспыхнули, и я перевела взгляд на его профиль, на резко очерченные скулы с аккуратной очень короткой щетиной и на губы… его губы. Верхняя выпуклая и чуть полнее нижней. Они тоже красивые, его губы. Невольно провела языком по своим. Во что бы этот мужчина не оделся, он во всем выглядел стильно и вызывающе сексуально, при этом все равно отшвыривал меня от себя воспоминаниями о том, кто я для него, и о том, что он насильно держит меня в своем доме. Но мгновениями проскальзывали хищные движения головы, и мышцы под одеждой напрягались так, что я это видела даже под слоем одежды.

– Куда мы едем? – наконец-то отважилась спросить.

– В город. Выберем тебе платье на вечерний прием и погуляем. Ты ведь никогда не гуляла по городу?

Повернулся ко мне, и солнце отразило миллиарды демонов в его светло-медовых глазах. Я так и не определилась, какого они цвета. В уголках морщинки и губы изогнуты в улыбке. Иной. Не омерзительно циничной. А в омерзительно ослепительной. Уж лучше бы он скалился, как обычно. В голову вдруг пришла мысль, что он должен очень сильно нравиться женщинам. Этот дьявол. И он нравится. Они ведь не знают, какое он чудовище. Хотя этого пока не знала даже я. И именно сейчас его поведение заставляло начать верить, что, возможно, мои первые впечатления были неверными. И именно здесь и начиналась моя самая огромная ошибка. Позволять себе думать, что он лучше, чем есть на самом деле.

– Не гуляла. Лариса обещала повозить и… и не успела.

Бросил на меня быстрый взгляд и снова на дорогу, прибавляя скорость.

– Умеешь водить машину?

– Нет, конечно.

Даже усмехнулась. Машину. С ума сойти. У меня и велосипеда не было. Только трехколесный в детстве.

– А хотела бы?

– Наверное… да.

Вскрикнула, когда мы резко тормознули на обочине, и он вышел из автомобиля, обошел машину и открыл мою дверцу, протянув мне руку. Я судорожно сглотнула, глядя ему в лицо и на то, как ветер треплет его черные густые волосы, ломая аккуратность и идеальность.