Дрессировщик. Приручение (СИ) - Николаева Ольга

— А у меня детей нет, между прочим. И в интернат их у меня никто не забирал. Кстати, заметь, и ты у меня живешь, а не отправлена обратно. Хоть я и не знаю всего, что там творится, но хватило ума понять, что даже в моем холостяцком доме тебе будет лучше. — Припечатал. Не жалея о том, что ей не понравится такая постановка вопроса. Но иначе — никак. Девушка не должна была равнять его со всеми другими взрослыми, которым и дела не было до ее бед и забот.

— Игорь Дмитриевич, я вас очень прошу, не нужно ничего говорить о моих родных, ладно? — Удивительно, как девчонка играла интонациями. Только что горела, возмущалась, потом бросала вызов, и вот — очень тихим и спокойным, почти ледяным тоном попросила не трогать ее родичей. До того убедительно, что Игорь проникся. Не захотел спорить, а ведь было что предъявить… Да и убить мало, если по-хорошему. А с другой стороны, зачем девочке выслушивать претензии в сторону тех, кто ее саму обидел и обездолил? И без того, проблем в ее жизни хватало…

— Хорошо. Я тебя понял. Предкам твоим когда-нибудь, все же, в глаза посмотрел бы… Или так, без переглядок, просто по мозгам настучал. Но ты не должна страдать от этого, согласен.

— Спасибо вам. Правда, мне очень неприятно, когда вы так о них отзываетесь… — Очень искренне поблагодарила. Даже руки прижала к груди, невольно привлекая к ней внимание.

— Не за что. Но вот другое меня волнует намного больше. Очень волнует, Жень…

— Мне кажется, вам за меня вообще не стоит волноваться. Все ведь хорошо сейчас, правда. Эти годы, что у вас провела, были лучшими в моей жизни. Большего и не нужно, можете мне поверить.

— Ага. Конечно. Сейчас расплачусь от умиления. Ты вот скажи мне, драгоценная, как дальше жить собираешься?

Девушка нахмурилась в недоумении.

— В каком смысле? Как раньше жила, так и дальше буду.

— Ну, раньше ты маленькой была, несовершеннолетней. Многих вещей и знать было не положено. А теперь взрослеешь… — Сделал паузу, долгую и многозначительную, в надежде, что она сама додумает, о чем речь.

— И что теперь? У меня должно вырасти что-то еще, рука там, или голова? Я и не понимаю, о каком взрослении речь идет. Как жила, так и живу, разницы не замечаю…

Игорь чувствовал себя если не идиотом, то близко к этому: сложно было подобрать слова, чтобы не обидеть девушку, не разбередить старые раны, и в то же время разобраться со всеми проблемами, что неожиданно прорисовались.

— Ты замуж собираешься когда-нибудь, детей заводить, семью полноценную?

— Нет. — Отрезала, коротко и внушительно. И головой мотнула несколько раз, для большей убедительности.

— Шикарно просто! А что будешь делать? В монастырь пойдешь? Или в какое-нибудь общество мужененавистниц? Станешь новой Кларой Цеткин или еще какой страшилой?

— Черт! Игорь Дмитриевич, неужели, если женщина одинока, то она обязательно должна быть уродкой? Что за стереотипы такие? В мире куча незамужних и бессемейных, и все они вполне успешные, счастливые, интересные люди!

— Хм… Я смотрю, на тему одиночества ты уже не первый раз речи толкаешь… Почти как по нотам… Ни разу не запнулась.

— А почему бы и нет? Что такого-то? Вы ведь тоже… — Запнулась на середине фразы. Будто пожалела, что вообще ее начала.

— Что я? Ну, договаривай… Очень любопытно, между прочим, что у нас общего с тобой. — Ему даже весело стало от такого поворота: что такого найдет девчонка, их двоих объединяющего?

— Вы тоже — одиночка. Не женаты, и не собираетесь, вроде бы. И детей нет. — Она тянула слова, после каждого делая передышку, будто ждала его гнева, возмущения или еще какой-то недоброй реакции.

— Ага. Все так. И что? — Понимал, к чему она клонит, но хотел, чтобы сказала все сама, полностью.

— Но вы же не считаете себя ущербным, несчастным, одиноким? — Вскинула глаза, пытливо вглядываясь, будто искала подтверждение своим словам.

Игорь лишь бровь поднял, всеми силами сдерживая ироничную ухмылку:

— А должен? Мне положено быть таким, что ли?

— Нет, конечно! Я ведь говорю: вы вполне успешный, замечательный мужчина! Вас никто не жалеет и не осуждает! И это правильно, по-моему!

— Ну, я тоже считаю, что правильно…

— А почему я не могу быть такой же?

— Ах, вот к чему ты клонишь… Так знаешь, в чем разница, Жень?

— Мне кажется, никакой…

— Огромная. Я не отказываюсь от возможности иметь семью и детей, когда-нибудь позже, когда созрею для этого. А от женщин и всего, с ними связанного, не откажусь никогда, и сейчас — особенно. — С удовлетворением отметил, как Женя порозовела. Подумал, что не все еще и потеряно… — А ты, дорогая моя, еще жить не начала, а уже решила исключить большую половину того, что приносит радость от жизни. И поверь мне, что эта часть ничем не компенсируется. Абсолютно ничем!

— Все это выдумки взрослых, пошлые и низменные! Просто сейчас очень модно быть помешанным на сексе!

Игорь расхохотался. Искренне и открыто. Наслаждаясь ее замешательством и новым недоумением.

— Дурочка ты, Женя! Еще очень молодая и глупая… Эта мода — лучшая из всех, что когда-либо выдумывало человечество!

Глава 10

В самом начале этого нелепого разговора, Жене казалось, что она ступает по очень тонкому льду: хотелось и ответить Игорю правду, и ничего лишнего не сболтнуть. Ведь, на самом деле, зачем ему знать все ее страшные и грязные тайны? Лучше бы совсем уйти из этого дома, пусть выгонит за непослушание, еще за что-нибудь, даже если это и будет неправдой, но ни в коем случае нельзя, чтобы Игорь догадался, насколько она испачкана своим прошлым, своими глупыми и неверными поступками.

Но чем дальше, тем больше она понимала, что ее уже засасывает в трясину, из которой выбраться чистой не получится. Слишком глубоко начал копать Суворов, слишком внимательно всматривался, чересчур неудобные вещи говорил…

— Игорь Дмитриевич, я не знаю, кто и зачем придумал эту историю про секс и все с ним связанное… Но… Думаю, что сочинили мужчины, потому что им все нравится, а женщинам только приходится соглашаться. Делать вид, что им тоже все по душе… — Эта идея уже давно крутилась в голове у Жени, тысячу раз проверенная, обдуманная, каждое слово — выстрадано, рождено душой и сердцем. Но одно дело — про себя размышлять, а совсем другое — впервые высказать, и не кому-нибудь, а Суворову. Запиналась несколько раз, но все же выдавила из себя, хватило смелости.

— Это кто тебе такое сказал, поделись? Уж не Светка ли, она та еще феминистка у нас, лютая мужененавистница… Пора ей мозги вправлять, чтобы молодежи глупости не внушала?

— Причем здесь она? Со Светланой мы ни разу не говорили на эту тему. — Игорь умел удивлять, когда делал выводы, о которых Женя в жизни бы не догадалась…

— А откуда ты можешь знать, что нравится женщинам, а что — не нравится?! Кто еще мог влить в твои уши эту ересь? — Судя по всему, Суворов удивлялся не меньше, чем девушка.

— Да зачем я буду кого-то слушать, если сама все знаю прекрасно?! — Она перешла на крик, не в силах сдержать клубок эмоций, что все туже сворачивался в душе. Там была и злость от того, что не понимают, и возмущение тем, что мужчина упорно лезет в ее жизнь, и стыд, и смущение, и усталость — от того, что нет уже сил и желания прятать неприглядную правду.

— Откуда, Женя? Откуда ты можешь знать?! — Игорь тоже перестал себя сдерживать. Глаза уже давно сверкали, зубы скрипели и желваки на скулах ходили ходуном, а теперь еще и в голосе ярость прорвалась. Мужчина был и страшен, и красив в своем гневе. Намного ярче сейчас казался, и это смутило Женю. То, что вместо испуга, ей захотелось им любоваться.

— Да знаю я все сама, и прекрасно! То, что мужчины делают с женщинами, унизительно, больно, противно, гадко, мерзко и… и… Да все самые плохие слова, которые существуют… Ими не передать, как это все неправильно… — Все. Сказала. И, вместе с последней фразой, силы закончились. Женя устало поникла, закрыв лицо руками. И стало неважно, что дальше решит хозяин дома. Виновата — значит, ответить нужно. Пусть сейчас, но это лучше, чем еще много лет ожидать, когда вся грязь откроется, мучаясь вечными оглядками на прошлое.