Заноза для хирурга (СИ) - Варшевская Анна

– Хорошо, – Надежда кивает и уносится по своим делам, а я, постояв, возвращаюсь в кабинет.

Спустя почти час дёргаными движениями собираю со стола документы и иду в конференц-зал. Она так и не зашла. Наверное, я и не имел права на это рассчитывать, но, чёрт… надеялся!

Сегодня куча народу – интерны и новые практиканты, столпившиеся стайками, загораживают проходы. Я ищу одну-единственную женщину, но не нахожу в этой толпе. Не вижу и потом на обычном месте – она всегда сидит с краю у окна на третьем ряду. Неужели решила скрыться где-то сзади?

На планёрке становится не до того – ночью была пара сложных случаев, да ещё и в ОРИТ лежат двое тяжёлых. После окончания зал быстро пустеет, и я тороплюсь к себе. На обходе-то точно поймаю её.

Вот только почти сразу вслед за мной в кабинет влетает встревоженная Надежда.

– Никита Сергеевич, Аня не пришла на работу!

Я даже не обращаю внимания на то, что медсестра называет врача по имени. Такое ощущение, что мне с размаху дали в солнечное сплетение. Чуть не потеряв равновесие, хватаюсь за край стола.

– Как… не пришла?!

– Я не видела её с утра, подумала, ну мало ли, задерживается, хоть это на неё и не похоже, – ломая пальцы, говорит Надежда. – Потом на пятиминутке… ну вы видели, сколько народу было. Я решила, может, упустила её. Но сейчас все собрались на обход. Анны Николаевны нет. Телефон у неё недоступен.

Смотрит на меня, и я вижу испуг в её глазах. На секунду закрываю свои, чтобы не показать, что чувствую то же самое.

– Вас ждут, Никита Сергеевич, – тихо произносит медсестра, и я понимаю, что она права.

Я не могу сейчас никуда сорваться, даже если единственное, чего хочу – это прыгнуть в машину и, плюнув на всё, мчаться к Ане домой. Я заведующий и главный хирург отделения. У меня обход и пациенты, некоторые из которых в тяжёлом состоянии.

– Надежда Константиновна, пожалуйста, попробуйте ещё раз дозвониться Ане… Анне Николаевне, – исправляюсь, и медсестра кидает на меня внимательный взгляд. – Может быть, она заболела, или… я не знаю… проспала, а телефон разрядился, всякое случается, – говорю и сам себе не верю.

Она бы никогда не пропала просто так.

– И ещё… у нас в отделении лежала её подруга, – пытаюсь припомнить имя, но оно ускользает из памяти. – С огнестрельным. Я сам проводил торакотомию. Чёрт, не могу вспомнить, как её зовут… Марина? Или Мария? В истории болезни должен быть телефон.

– Я попробую найти, – Надежда неуверенно кивает, но я понимаю, что это вряд ли, времени у неё не хватит.

– Просто свяжитесь с архивом, пусть принесут мне в кабинет истории болезни за… – задумываюсь, когда же это было? Вроде бы в конце весны, – …за апрель и май. Я сам поищу.

Почему-то у меня нет ни малейшей надежды, что Аня ответит на звонок.

Иду к группе врачей и интернов, ждущих меня, чтобы начать обход. Всё идёт по заведённому плану. Только Аниных пациентов осматриваю самостоятельно. На чей-то вопрос отвечаю, что Анна Николаевна взяла несколько дней за свой счёт. Не хватало ещё, чтобы по отделению пошли слухи. Она столько раз меня прикрывала, что этот минимум я не просто могу – обязан для неё сделать.

И только в последней закреплённой за ней палате меня осеняет, кому надо звонить в первую очередь. Соболевский!

С трудом завершаю обход спокойно, срываюсь в кабинет. На столе уже громоздятся стопки папок с историями, архив оперативно сработал. Беру в руки телефон, нахожу номер Германа Эдуардовича, но торможу над значком вызова.

Что я ему скажу? Что оскорбил и обидел девушку, а теперь она пропала и не появляется на работе? А если Аня не обращалась к нему? У Соболевского с сердцем и сосудами не всё ладно, она могла решить, что не хочет его расстроить… И тут я, вывалю на него новости. Если он перенервничает или, не дай бог, заработает сердечный приступ, Аня меня первого убьёт.

Откладываю мобильный в сторону. Я могу сколько угодно уговаривать себя, что забочусь о здоровье старика, который стал столько значить для Аннушки. Но смысл врать? Мне просто стыдно. Стыдно до такой степени, что я, как маленький, боюсь позвонить и услышать, что Герман скажет в ответ на моё признание. Он умеет находить такие слова, после которых хочется сквозь землю провалиться. А туда я ещё успею.

Сажусь и начинаю одну за другой проглядывать истории. Когда число папок переваливает за четвёртый десяток, мне, наконец, везёт. Вот она – Марина Кудрявцева. Смутно вспоминаю, что не так давно девушка приходила за консультацией. О, чёрт! Она же ждёт ребёнка, волновалась из-за беременности!

Вцепляюсь в волосы. Звонить беременной на раннем сроке и спрашивать про пропавшую лучшую подругу? Да бл.ть!

Беру мобильный и набираю Аню. Абонент отключён или временно недоступен. С трудом сдерживаюсь, чтобы не запустить телефоном в стену. Открываю мессенджер и зависаю. Что ей написать? Где ты? Прости? Я идиот?

В конце концов набираю: «Аня, у тебя всё в порядке? Пожалуйста, позвони!» Впрочем, количество галочек показывает, что сообщение не доставлено.

Подумав, решаю всё-таки набрать Марину. После нескольких гудков на звонок отвечает запыхавшийся женский голос.

– Слушаю! – девушка тут же тихо добавляет в сторону: – Грэй, подожди!

– Марина, это Никита Сергеевич, – сердце колотится так, что я говорю с трудом.

– Простите?..

– Добрынин, – добавляю торопливо.

– Ах, да, здравствуйте, Никита Сергеевич!

Почему-то удивления в её голосе не слышно.

– Я хотел… спросить у вас, как вы себя чувствуете? – вообще-то совсем не это, но надо же с чего-то начать разговор.

– Хорошо, спасибо, – вот теперь слышно, что она растерялась.

– Просто вы приходили за консультацией, а я тут поднимал истории болезней и вспомнил о вашей беременности, – выдаю сплав лжи и правды.

– Да-да, ну, я по вашему совету сходила ко всем врачам, и сейчас, тьфу-тьфу, всё в порядке, – отвечает довольно.

– Отлично, – сглатываю и всё-таки говорю: – Марина, вы не знаете, куда уехала Анна Николаевна?

Девушка молчит несколько секунд, и меня охватывает безумная надежда, которая, впрочем, тут же исчезает после слов:

– А она уехала?

– Да, она взяла несколько дней за свой счёт, – решаю не придумывать новое враньё, – но в отделении не могут до неё дозвониться, а вопрос срочный.

– Аня мне не говорила, – голос спокойный, даже равнодушный.

– Марина, если вдруг она будет с вами связываться, передайте ей, что я прошу позвонить мне, – говорю с нажимом. – Пожалуйста!

– Вы сказали, что её ищут в отделении, но звонить вам? – мне слышится намёк на какую-то насмешку, но, подозреваю, это просто потому, что у меня совесть нечиста.

– Я заведующий отделением, – отвечаю как могу ровно.

– Я в курсе, – вот теперь она уже совершенно точно улыбается, это слышно по голосу. – Конечно, передам.

– Спасибо, – выдыхаю в трубку.

Отключаюсь и, погипнотизировав телефон взглядом, всё-таки набираю Германа Эдуардовича.

Глава 20

Добрынин

Мне не везёт. Соболевский на звонок не отвечает. Или везёт? Честно сказать, я даже не знаю, чего больше в моих чувствах по этому поводу – разочарования, что ничего не выяснил, или облегчения, что словесная порка пока откладывается. Обольщаться не стоит, Герман за Аннушку меня на части порвёт, когда всё узнает – а он обязательно узнает.

И чем она его зацепила? Грустно хмыкаю. А меня чем? А всех остальных? Все пациенты, даже самые вредные, расплываются в улыбке, когда она заходит в палату. Ещё до того, как у нас начались отношения, я и сам столько раз ловил себя на том, что хочу улыбнуться, глядя на тоненькую фигуру и приветливое лицо.

Откинувшись в кресле, прикрываю глаза и вспоминаю, как увидел её в первый раз. Эта сцена до сих пор во всех подробностях стоит в памяти. Аня была такой… мягкой, нежной. Заснула прямо на стопке бумаг, на сонном лице отпечатался след от рукава, видимо, подкладывала под голову руку. А потом, в раздевалке, не смутившись ни на секунду, стояла передо мной без рубашки…