Первозданная (СИ) - "De Ojos Verdes"

— Что-то не очень ты и рада, — несколько растерянно изрекает Сергей Гарегинович.

— Это предварительный результат, его еще надо подтвердить… — выдаю на автомате.

Нахожу силы взглянуть на отца Луизы и улыбнуться, а сама сгораю от стыда. Именно поэтому сбегаю, пряча тест в карман.

Единственный четко работающий закон — закон подлости! Всегда! Где еще могла развернуться такая фееричная сцена, если не перед туалетом, куда в перерыв стекаются сотрудники?..

Захожу в кабинет и наливаю себе воды, выпивая залпом.

— Что такое? — обеспокоенный голос Лили.

— Голова кружится, пойду подышу. Есть не хочу, поешь без меня.

Спускаюсь вниз и, выбрав скамейку под тенью деревьев, плюхаюсь, смежив веки. К паршивому физическому состоянию прибавляется клокочущий сгусток гнева с примесью разочарования. Руки потряхивает. Мелко-мелко. Как же я уязвима на самом деле, Боже мой!

— Можно? — робкий вопрос заставляет резко распахнуть глаза.

Луиза хмурится, виновато закусив губу. Но не решается приблизиться.

Я отодвигаюсь, жестом приглашая присесть. Девушка тут же занимает место рядом со мной и окидывает серьезным взглядом.

— Спасибо.

Киваю.

— Он не заслужил вот так узнать о том, что станет дедушкой.

— Именно поэтому я так и поступила. Сергей Гарегинович очень хороший человек, — соглашаюсь с ней, припоминая наши беседы в прошлом, когда он приходил к бывшему шефу.

— Хочешь, кое-что покажу? — Луиза заставляет ожить экран телефона, не дожидаясь моего ответа. — Это я до ринопластики.

Фотография заставляет рот раскрыться в неподдельном изумлении. Перевожу взор с ее лица на смартфон и обратно.

— Это…охренеть просто…

У меня нет иных слов. Два разных человека.

Девушка захихикала и откинулась на спинку скамьи, уставившись на небольшой фонтан.

— Вот именно это я и видела во взгляде каждого, кто на меня смотрел. Будто диковинка, непонятный зверек. Аж до двадцати лет, когда врачи все же разрешили мне сделать операцию. Теперь боюсь, что ребенок родится с таким же агрегатом…

— Но тебя же любили. Вон, какой самовлюбленной вымахала.

Луиза хмыкнула и доверительно уставилась на меня.

— Это уже после того, как приобрела аккуратный носик вместо горной вершины. Наверстываю упущенное. А то до этого только и знала, что зубрить и зубрить. Не выходила из дома без надобности, жила монашкой. Думаешь, почему такая умная?

— Исключительно благодаря природе, — теперь уже смеюсь я.

— Да, во всех смыслах, — подхватывает собеседница, широко улыбаясь, а затем вздыхает. — Теперь надо думать, что делать…

— То есть?.. — подаюсь вперед в испуге. — Ты же не…

— Нет, конечно, — фыркает возмущенно. — Хотя, этому придурку так и скажу, что иду на аборт. Мстя моя будет страшна. Я же знаю, что он сделал это специально, лишая меня права выбора. Придется все же выйти за него. А меня ждала долгая стажировка за границей.

Я поняла, что, несмотря на праведный гнев, ее голос, когда она говорила о Роберте, был пропитан любовью.

Так приятно слышать…

— И чего ты отказывалась раньше? — хмыкаю. — Вы же сохнете друг по другу.

Луиза горько усмехается и с грустью смотрит на залитую солнцем площадку, где бегают детишки туристов.

— Тебе не понять. Красивым с рождения людям не понять этот комплекс неполноценности. Я ведь с детства любила его. Считала, что недостойна такого красавчика. Роб мой сосед, знаешь? — вновь поворачивается ко мне и задорно вскидывает бровь. — И всегда оказывал знаки внимания. А я грубила, отталкивала, думала, жалость. Никчемная дружба. Зачем она мне, если я мечтаю о любви? Пока не легла под нож. Восстановилась, стала уверенней, ловила восхищение в мужских глазах. И заявила Арзуманяну, что он козел, ценящий только внешность. Обвинила, что не замечал раньше.

— Бедняга… — сокрушаюсь искренне.

— Да. Сколько лет длится моя война… С собой. Как будто не могу до конца поверить в то, что и он меня всегда любил, как утверждал постоянно.

— Теперь понимаю, почему ты была так категорична ко мне. Это не просто ревность.

— Да, Сатэ, — впервые произносит мое имя, — это дичайший страх, что рядом с любимым находится кто-то лучше.

Трудно поверить в услышанное. Не спешу с ответом.

— Мне стало легче только, когда увидела вас с Тором.

Опускаю взгляд в бессилии. Надо же, мы не настолько хорошие актеры, как мне казалось. Смысл отрицать очевидное?

— У вас почти так же, — уверяет Луиза. — Вы больные. Добровольно отказываетесь от этого счастья.

— Ну, ты-то опытнее, тебе виднее.

Смеемся, окончательно забыв о вражде.

— Реакция на твою «беременность» была красноречивой. Я ему потом расскажу, пусть пока немного помучается… — уж с этим я соглашаюсь со злорадством, не перебивая. — Надеюсь, на нашей скорой свадьбе произойдет ваше воссоединение, — девушка поднимается. — Должна же я как-то отплатить тебе за сегодняшнее. Кстати, верни-ка тест. Мне еще сюрприз благоверному делать. И не забудь руки помыть…

С улыбкой отдаю его и провожаю взглядом удаляющийся стройный силуэт. Возможно, Луиза, исходя из собственной ситуации, верит в положительный исход нашей с Адонцем истории. Я — нет. Пусть и видела растерянность и злость на его лице, когда мужчина узнал о псевдобеременности, но это ничего не меняет. Он просто до сих пор считает себя обманутым, и ему нужны лишние поводы, чтобы в этом удостовериться. Мешать ему не стану.

Когда перерыв подходит к концу, встаю и ковыляю к зданию, чувствуя отчетливое головокружение. Только неимоверной силой воли заставляю себя держаться и идти вперед, не привлекая лишнего внимания. Но в какой-то момент цепляюсь за стену, чтобы не потерять равновесия. В такие минуты искренне сокрушаюсь, что родилась женщиной. Вот уже полтора года, как делаю это с неподдельным сожалением.

— Сат? — Артур, мой коллега, приближается, с беспокойством окидывая слегка сгорбившуюся фигуру. — Тебе плохо?

Вот. То, чего я хотела меньше всего. Как я не люблю такие неловкие ситуации…

— Все в порядке, это из-за солнца, я перегрелась на улице. Иди-иди…

— Но…

Пресекаю возражения парня вскинутой вперед ладонью, строго качая головой. Благо, тот кивает и уходит, исчезая за дверью кабинета. А я выдыхаю и потихоньку прихожу в себя.

Кажется, действительно легче. Раньше меня весьма забавляла законная возможность женщин брать больничный во время критических дней. Не представляла, зачем, потому что никогда это не доставляло мне такого масштабного дискомфорта. А теперь не смешно. Совсем.

— Из-за солнца не беременеют, Адамян.

Меня подхватывают под локоть и мягко ведут к кабинету. Я так ошарашена внезапной помощью и репликой, сказанной нарочито безразличным тоном, что первые несколько секунд подчиняюсь инерции. Когда до измученного сознания доходит смысл фразы, резко выдергиваю руку и отстраняюсь.

— Беременеют и от Святого Духа, Адонц. Не твое дело.

И разворачиваю к нему лицо, намереваясь поставить точку.

— Повторяю: не приближайся ко мне.

Сталь его глаз режет на куски, заставляя непроизвольно поежиться. Я и предположить не могла, что когда-нибудь увижу во взгляде Торгома такую гамму эмоций. Заостренные черты, в которых читается затравленность, обреченность. Боль потери. Как у меня в свое время.

Неужели я ему, правда, небезразлична?.. Или все же это игра моего воспаленного воображения, пытающегося выдать желаемое за действительное? Во всяком случае, не могу выдержать его тяжелого взора.

Ретируюсь, оставив мужчину в одиночестве.

Если ему просто «нехорошо», то мое состояние не измерит ни один алгезиметр.

И я начинаю ненавидеть себя за эту слабость.

Глава 15

«Она любила его. Не так, конечно, как в самом начале их знакомства.

Но и не меньше. А просто иначе, по-другому.

Не как прекрасного принца и недосягаемую мечту, а как до боли родного, до мельчайшей черточки знакомого близкого человека». Олег Рой «Письма из прошлого»