Я посмотрела не нее. Теперь я точно поняла, почему я всегда терпеть не могла Рейчел. Не говоря о том, как она нравится Вонни. Когда Рейчел говорила о своем брате и фото, она выглядела радостной. Будто она была так взволнована оттого, что это со мной произошло, потому, что ей было о чем посплетничать.
− Может, не будем сейчас обсуждать твоего брата и его шлюшку? Я из-за этого вляпалась во все это. Благодаря вам, все меня теперь шлюшкой называют.
Рейчел облизала губы.
− Знаешь, я в курсе что у тебя неудачный день, но просто знай, ты не одна. Ты хоть понимаешь, сколько раз меня за сегодня спрашивали, хочу ли я так сделать? Понимаешь, сколько раз меня просили тоже выложить свое фото? Ты одна решила это сделать, и теперь я за это расплачиваюсь.
− О, так я должна тебе посочувствовать? – недоверчиво спросила я, − Вообще-то, это была твоя идея, Рейчел. Ты правда думаешь, что твою проблему никак нельзя сравнить с тем унижением, через которое я сейчас прохожу?
Рейчел была тем человеком, который вполне мог так подумать. Она бы приняла мое унижение как способ добиться чьего-то расположения. Но я не собиралась ей позволить сделать это. О, бедняжка, кто-то задал ей грубый вопрос. Это было просто рваное полотно – вся ее жизнь похожа на рваный разлом.
− Я не думала, что ты правда это сделаешь, − сказала она и ее губы узогнулись будто в улыбке – похоже, она наслаждалась всем этим, − И, к тому же, я думала, что ты просто сфоткаешь сиськи, а не будешь фоткаться совсем голой. Это неловко.
Я поднялась и взяла свою кружку.
− Что ж, тогда облегчу тебе жизнь, Рейчел. Я уйду, и тебе не придется больше находиться в моей компании.
− Лютик.. – сказала Вонни, но я не обратила внимания.
Я резко развернулась, вышла из столовой и кинула мусор в ведро на ходу. Я промахнулась, но мне было плевать. Мне только хотелось побыть одной.
Я выбежала в коридор и затем на улицу. Я села на лавочку и сидела под солнцем, пока не зазвонил звонок на пятый урок. Я пыталась успокоиться, но была так напряжена, что казалось, сжатая внутри меня пружина того гляди «прыгнет». Я не могла успокоиться. Но я знала, что мое смущение не было виной Рейчел или Вонни, которая разозлила Калеба. Но в тот момент мне было легче винить их, потому что не хотелось оставаться одной среди этой неразберихи.
Я поднялась и посмотрела на школу. Были слышны крики учеников, спешащих на обед, топающих ногами и хлопающих дверцами шкафчиков. Они были полны энергии. Были готовы к новому раунду «Придумай Эшли новое прозвище».
Я больше так не могла.
Я не была слепой.
Или глухой.
Я видела и слышала все.
Я развернулась и пошла домой.
***
− Ты заболела? − спросила мама, когда зашла ко мне в комнату. Она была еще в очках.
− Звонили из школы, сказали, что ты пропустила пятый, шестый и седьмой уроки.
Я не ответила и не пошевелилась. Я просто лежала на животе и смотрела в окно, повернув к нему голову. Где-то на этом окне нарисовано сердце с нашими с Калебом инициалами. Однажды зимой, я написала их на запотевшем стекле, пока разговаривала с Калебом по телефону. Когда наступали холода, сердце проступало снова, будто призрак, преследующий меня.
Я больше не притворялась слепой или глухой. Я просто заледенела, будто лежу на холодном айсберге или в темном морге. Я застряла там и не могла пошевелиться.
−Тебе принести лекарство? − спросила мама.
− Просто плохой день, − пробормотала я в подушку.
Я заморожена, скоро почернею и умру.
− Прости, что ушла, ничего не сказав.
Она вздохнула. Я услышала, как она звякнула ключами от машины.
− Это из-за Калеба?
Я не ответила, потому что сама не знала. Да, это из-за Калеба, но не в том смысле, в котором она думала. Это не просто страдания по мальчику. Все гораздо хуже.
− Ладно, − сказала она, почти шепотом,− Слушай, можем поговорить за обедом. Спустишься минут через 15?
− Ладно, − ответила я, зная, что даже если бы захотела, то все равно не смогла бы подняться с кровати и спуститься по лестнице, чтобы помочь ей готовить. Казалось, я увидела, как на окне начало проглядывать сердце. Если бы я присмотрелась, то увидела бы его целиком. Даже можно было разглядеть букву «К» внутри. Я начала вглядываться. Ненавижу тебя. Себя. И нас.
Зазвонил телефон, и я услышала, как мама ответила.
Я ненавидела свой телефон, мне хотелось выбросить его, сломать, сжечь. Мне хотелось никогда не отвечать.
Я услышала шаги, и затем открылась дверь. В комнату зашла мама, с телефоном в руке.
− Это Вонни, − сказала она, − Почему ты мобильный отключила?
Я попыталась пожать плечами, но не могла даже пошевелиться.
− Не знаю.
Нет, я знаю, но сказать тебе не могу − такой ответ был бы честнее.
Мама нетерпеливо хмыкнула и бросила телефон мне на кровать. Он ударился об мою ногу.
− Поговори с Вонни.
Мама ушла. Я какое-то время лежала, думая, могу ли я видеть как острый кончик стрелы, которую я нарисовала, пронзает мое сердце. Я бы этого не хотела.
Затем я очень медленно потянулась и взяла телефон, стараясь не делать лишних движений. Я положила трубку под ухо.
−Да?
−Привет, что происходит? Я ждала тебя после волейбола, но тебя не было. И на мобильный не отвечала.
− Мне нужно было побыть одной, − ответила я, − Поверь, ты бы не захотела видеть, что происходит, когда мой мобильный включен. Он буквально разрывается. По крайней мере, когда я его последний раз проверяла, там было смс сто.
−Ты с ним еще не говорила? − спросила Вонни, сочувственно вздохнув.
− Да, пыталась, вчера вечером. Ему плевать.
− Что за кретин. Не могу поверить, что он так с тобой поступил. То есть, я знала, что он самолюбивый и заносчивый, но не думала, что он такой негодяй.
Я закрыла глаза, но продолжала видеть окно. И сердце. Я никак не могла перестать об этом думать.
− Не ты одна заблуждалась. Он постоянно говорил, как сильно любит меня. Теперь ясно, что это все была сплошная чепуха.
− Кстати, я узнала, кто передал всем фотку. Братец Сары, Нейт.
Нейт, ну конечно. Из-за него все началось. Как поэтично, Калеб. Я точно не знала, видел ли он фото в тот же день, когда я его отправила, или Калеб просто сказал ему. Но значит, он точно видел фото.
