— А тигры мурлыкают?
Я отрицательно качаю головой.
— Нет. Единственная большая кошка, которая может мурлыкать, — это гепард. Мурлыкают кошки поменьше, такие как рыси, пумы и домашние кошки.
— Теперь это действительно похоже на урок, — говорит она невозмутимо. — Урок естествознания.
Я смеюсь и щекочу ее бока.
— Ты спросила, женщина.
— Стоп-стоп, — кричит она.
Я уступаю, и Слоун счастливо вздыхает, затем поднимает брови и издает урчащий звук, имитируя очень довольную кошечку.
— Прекрасно, — говорю я. — Самка рода Vixenus Слоун тоже может мурлыкать. — Я переворачиваю ее на спину и целую в живот. — Но только когда ее хорошенько оттрахает единственный мужчина, который знает, как превратить ее в законченную кошечку.
Ее мурлыканье становится громче.
— Ты действительно заставляешь меня мурлыкать.
— В этом то и цель, женщина. Это всегда было целью.
Слоун выпрямляется, приподнимаясь выше, пристально встречаясь со мной взглядом. Она сглатывает, как будто готовится сказать что-то трудное.
— Может быть, это и есть волшебное прикосновение. Может быть, ты и есть волшебство.
Это теплое сияние? Оно пронизывает меня насквозь, проникает в каждый уголок, наполняя меня чем-то большим, чем-то более сильным, более интенсивным.
Возможно, это оргазм воздействует на мой мозг.
Может быть, отличный секс может расслабить губы.
Хотя между нами происходит гораздо больше, чем просто отличный секс. И часть меня — большая часть меня — больше не хочет играть в игру «параллельная вселенная».
Хочет Слоун романтики или нет, я должен это сказать. Выпусти это ради моего собственного сердца, которое стало на два размера больше вместе с ней.
Я нежно целую ее и говорю полную и ужасающую правду.
— Нет. Мы — это волшебство. Вместе.
Ее глаза встречаются с моими, ее карие глаза большие и ранимые. Я жду, задаваясь вопросом, надеясь, что она чувствует то же самое.
— Я верю в это, Малоун.
Это мое самое большое желание и моя самая большая тревога. Что мы слишком подходим друг другу. Слишком хорошо вместе. Я чувствую слишком много. Я хочу слишком многого. Она слишком сильно нужна мне.
И что мне делать со всеми этими эмоциями?
Как мы вообще можем найти выход?
Если только…
Что, если я ошибался насчет того, что не могу заполучить ее? Что, если есть способ обойти блокпосты, перепрыгнуть через препятствия?
Что, если мы сможем разобраться во всем этом?
Я не знаю такого пути к отношениям, как тот, которым я иду к ее удовольствию. Но я хочу найти это. Я должен найти это.
Слоун прижимается ко мне, зевая, и начинает засыпать в моих объятиях. Сначала, однако, она спрашивает сонным, сексуальным голосом:
— Когда ты собираешься заняться со мной любовью?
Я закрываю глаза, крепко их зажмуриваю, зная, что так оно и будет. И я шепчу ей в шею:
— В следующий раз, когда мы будем вместе.
Беда в том, что я не знаю, как я когда-нибудь оправлюсь от этого.
Или если я этого захочу. Я хочу двигаться вперед, и мне нужно найти способ сделать это, потому что я не хочу бросать ее во второй раз.
ГЛАВА 37
Утро похоже на блинчики.
— Когда я столкнулась с тобой на прошлой неделе, ты предложил мне блинчики, и теперь я принимаю твое предложение, — заявляет Слоун, когда мы выходим из душа.
— Как раз вовремя.
— Но мне понадобится толстовка или что-то в этом роде, чтобы я не выглядела так, будто совершаю позорную прогулку.
Мои глаза совершают быструю экскурсию по ее телу, наслаждаясь видом после душа.
— Может быть, в следующий раз тебе стоит взять с собой сменную одежду. Больше, чем просто трусики, — говорю я ей, когда она достает белье и натягивает, затем надевает платье.
Ее глаза загораются, как будто ей нравится эта идея.
— Может быть, в следующий раз я так и сделаю.
В следующий раз, в следующий раз, в следующий раз.
Все, чего я хочу, — это больше времени проводить со Слоун.
Она натягивает серую толстовку из моей альма-матер, и мы направляемся в закусочную за углом, где я замечаю своего приятеля Херба и его невесту Оливию.
Она машет мне из-за их стола, и он поднимает руку, чтобы поздороваться.
— Мы только что сделали заказ. Хотите присоединиться к нам? — спрашивает Оливия.
Слоун радостно пожимает плечами.
— Звучит заманчиво.
Она протягивает руку, и я быстро представляю их друг другу.
— Херб тоже ветеринар. Он король Верхнего Ист-Сайда.
Херб расправляет плечи.
— Это правда. Я придумал новую вывеску для своей практики, на которой написано именно это.
Оливия поворачивается к Слоун.
— Как продвигается твой приют? Я увидел видео, на котором Малоун поет кошке, и перешла по ссылке на твою страницу. Похоже, ты делаешь великие дела.
Слоун вспыхивает улыбкой.
— Мы такие. По крайней мере, я так думаю. За последние две недели мы приютили четырнадцать животных, и моя сеть приемных семей расширяется. Наличие надежного офисного помещения для управления имеет большое значение. Я снимала место в Бруклине, но арендная плата выросла, так что мне повезло, что у меня вообще есть место, и возможность легко управлять всем уходом за животными огромна. Что ж, спасибо Малоуну.
— И твоему отцу, — добавляю я.
Слоун хихикает.
— Да, но давайте будем честны. Ты делаешь большую часть работы.
— Верно…
Я признаю. Дуг еще немного рядом, но основная часть работы по-прежнему ложится на меня.
Оливия вскакивает, указывая на Слоун.
— Кстати, толстовка Малоуна тебе идет.
Я закатываю глаза, готовый защищать ее наряд.
Слоун дергает за серую ткань.
— Эта штука? Да. С таким же успехом можно было бы сказать «аллея позора».
Оливия поднимает руку, чтобы дать пять.
— Пользуйся этим, девочка.
Слоун улыбается.
— Это стоит того, чтобы пройти десять миль пешком, если придется.
Глаза Херба расширяются, и он дает мне пять.
— Это прямо-таки впечатляет.
Я прихорашиваюсь, чертовски рад, что мы сделали здесь пит-стоп.
Слоун сразу же включается в болтовню с моими друзьями.
Вот как это могло бы быть.
Это то, что я мог бы иметь.
Это то, чего я хочу.
Я пытаюсь избавиться от этих мыслей, когда мы уходим, но они остаются, преследуя меня, пока я сажаю Слоун в такси и говорю, что увижу ее в офисе позже.
Они следуют за мной, когда я направляюсь на работу, здороваясь с Джонатаном и Сэм, которые увлечены беседой.
— И послушай, если твоя мама доставит тебе неприятности, просто скажи ей, что ты чертовски хорошо знаешь, как украсить свою собственную квартиру, — говорит он ей.
— Ты прав. Вот что я собираюсь сказать.
Я внутренне улыбаюсь тому, как легко они заставляют это казаться. Они так легко дополняют друг друга, что это выглядит как прогулка по воздуху.
Войдя в свой кабинет, я беру фотографию своего отца.
— Что бы ты сделал?
Дело в том, что я думаю, что знаю. Я просто хотел бы, чтобы у меня было другое мнение.
Но я откладываю этот вопрос в сторону, приступая к работе над кастратами на этот день. У меня не может быть ничего на уме, кроме как стерилизация и кастрация.
Когда я заканчиваю, промокаю лоб рукавом, мою руки и делаю глубокий вдох.
Я должен позвонить по-настоящему. Увидится с ней сегодня вечером. Спросить совета.
Я направляюсь к своему кабинету, чтобы позвонить, когда, прощаясь с последним пациентом на сегодня, Дуг выходит из смотровой.
Он кивает в мою сторону.
— У тебя есть пара минут, поболтать?
Мое сердце падает, и чувство вины накатывает на меня горячей волной.
Он знает.
Он все выяснил.
И меня вот-вот поимеют.
ГЛАВА 38
Заметки Слоун Элизабет для себя обо ВСЕХ ЭТИХ ВЕЩАХ
