Соблазн (СИ) - Алая Аля

– Тшш, – ловлю ее трепыхающуюся и злую, жму к себе, не давая вырваться, – все было не так, Ангелина. Успокойся малышка, – дышу ей в волосы и стараюсь говорить как можно спокойнее.

Горячее дыхание обжигает мою кожу, влага пропитывает тонкую ткань рубашки, а я все жду, когда буря внутри нее немного утихнет. Впереди серьезный и сложный разговор.

– Где она? – раздается глухо из рубашки и тело в моих руках замирает. В голосе боль и столько ожидания, что сказать правду нестерпимо больно.

– Оли больше нет, – собираю волю в кулак и заставляю себя посмотреть в ее глаза, – мне жаль, Ангел.

– Нет, – голубые большие глаза опять наполняются слезами, а все тело сотрясает мелкой дрожью, – как же так? Я не успела, боже, – она цепляется за меня своими ладонями и жмется, принимая мое сочувствие, – как же так?

– Мне жаль, – обнимаю малышку за лицо и целую в мокрые щеки, – давай ты присядешь, – почти вношу ее в машину и усаживаю на просторное заднее сиденье, вытаскиваю из бардачка бутылку воды и вкладываю в ее ладони.

– Давно? – Ангелина вытирает тыльной стороной ладони слезы и смотрит на меня, все еще стоящего снаружи. Она так потеряна, что хочется увести ее тут же и продолжить как-нибудь потом, когда она сможет принять хотя бы это.

– Пять лет назад, – упираюсь в крышу машины ладонями и нависаю над ней.

– Еще до папы, – она тянется к своей дорожной сумке, что стоит здесь же на сиденье и вынимает из кармашка платок, – а твой отец?

– Вместе попали под Камаз, занесло в дождь, – до боли сжимаю кулаки на раскаленном металле крыши и стараюсь держаться. Смерть родителей до сих пор для меня болезненная тема.

– О господи, – дрожащая ладошка прижимается ко рту, – мама.

– Давай уедем, если хочешь, – прижимаю ладонь к ее щеке и заставляю смотреть на себя, – потом приедем снова.

– Дом, – Ангелина выглядывает наружу, – он твой?

– Нет, – отвожу глаза, – прости. Мама хотела, чтобы когда-нибудь он достался тебе, но я давно перестал надеяться. Да и ездить сюда больше не мог, слишком больно.

– Она хотела, чтобы дом достался мне? – ладонь Ангела, стирающая слезы, замирает, – зачем?

– Потому что очень сильно тебя любила и хотела увидеть, – мой голос дрогнул.

– Да о чем ты? – она растерянно и не веря шарит по моему лицу, – она же бросила меня, отказалась.

– Нет, – отталкиваюсь от машины и делаю шаг назад, – я договорился с владельцами и нас пустят внутрь ненадолго, пока дети у бабушки в гостях. Хочешь войти?

– Да, – она нерешительно выглядывает, – давай, раз я здесь. Потом может и не решусь.

– Давай, – протягиваю ей ладонь и Ангелина после некоторой борьбы с собой вкладывает в нее свои пальцы, – а потом ты мне все расскажешь.

– Хорошо, – обнимаю ее за талию и захлопываю машину.

Я давлю на звонок и слежу за тем, как с легкой полуулыбкой Ангел рассматривает забор. Когда-то в нем была большая дыра, через которую мы лазили друг к другу. Родители не были против нашей дружбы, поэтому и не спешили его чинить. К тому же всегда было понятно, куда затерялся ребенок, если дома его нет.

Сейчас доски заменил металлический штакетник в два метра высотой и через глухую стену моего дома уже не видно. Видимо, эти соседи уже не так дружны. Может и к лучшему.

– Здравствуйте, – как можно более приветливо улыбаюсь молодой девушке с довольно большим животиком, – вы не против, мы ненадолго.

– Не против, – она с любопытством рассматривает Ангелину, частичную правду о которой пришлось рассказать, чтобы объяснить наше с ней вторжение, – я Маша.

– Ангелина, – малышка слабо улыбается, – вы беременны, мы точно не помешаем?

– Нет, – Маша отмахивается, – срок еще не такой и большой, мне не тяжело. Хотя живот огромный в этот раз. Третий ребенок.

– Ого, – несмело войдя внутрь, она снимает обувь и я следом за ней, – тут все очень изменилось.

– Да, дом был не очень современным, если честно, – Маша приветливо махнула рукой в сторону гостиной, – побродите по дому, а я заварю вам чай.

– Спасибо, – с благодарностью улыбаюсь понятливой девушке, самоустранившейся на кухне, – хочешь подняться на второй этаж?

– Там была моя спальня, вторая дверь от лестницы, – Ангелина делает пару шагов из светлой и современной гостиной с плазменным телевизором и жалюзи на окнах в стороны лестницы, – ее оставили, – она с нежностью гладит по отполированному дереву.

– Да, как и была, – поднимаюсь следом за Ангелиной на второй этаж, слушая как несколько ступенек прилично поскрипывают от старости.

– Сюда ремонт еще не добрался, – осматриваю деревянные панели на стенах второго этажа и окно в самом его конце, что выходит в сад.

– Я часто сидела на этом подоконнике, – Ангелина проходит к окну и присаживается, жадно смотрит вниз, – какие деревья старые.

– Двадцать три года прошло, – опираюсь плечом о стену, – много всего случилось.

– Вы так и жили там? – она кивает на мой дом, что со второго этажа стал хорошо виден.

– Первое время, но через два года переехали. Мама не выдерживала этой тоски и отец решил, что в другом месте нам будет лучше.

– Мама? – в ее голосе почувствовалось напряжение.

– Да, – я оттолкнулся от стены, – если хочешь посмотреть что-то еще, то давай, нас не будут терпеть долго.

– Хорошо, – Ангелина торопливо поднялась на ноги и первой открыла свою комнату. Тут также была детская, но уже для двух довольно активных мальчиков лет пяти. Обои с машинками и кучи роботов ясно об этом давали понять, – еще в родительскую загляну, – пройдя мимо меня, она распахнула дверь напротив и вошла внутрь, – мебель все та же и кровать.

– Да, – я даже не вошел. Мне здесь было откровенно неуютно.

– Я любила пробираться утром в их спальню и забираться под одеяло. Они меня обнимали, оба и мне было так хорошо. Я чувствовала, что меня любят, – Ангелинин голос опять дрогнул и она развернулась. Не глядя на меня выскочила из комнаты и сбежала вниз по лестнице.

Перевожу быстро дыхание и прикрываю на секунду глаза. Все тело сковало огромное напряжение и я почти не дышал все это время. Захлопываю дверь спальни и спускаюсь следом за Ангелиной, которая уже выбежала на улицу.

– Спасибо, – на ходу обуваюсь и киваю растерянной Маше, выходящей из кухни с чашкой чая, – мы пойдем.

– Хорошо, – та жмет плечами, – надеюсь, это помогло.

– Очень, – улыбаюсь ей на прощанье и выбегаю во двор, где Ангелина потерянно осматривается и обнимает себя руками.

– Для одного дня хватит, – быстро подходу и обнимаю ее, – тебе нужно отдохнуть.

– Да, я хочу уехать, – она упирается мне в грудь ладонями, – лучше вызову такси.

– Ты не поедешь на такси, – отрубаю уверенно и пока Ангелина не опомнилась, веду ее в сторону машину.

– Тогда отвези меня домой, – цедит она, не глядя на меня.

– Нет, Ангел, разговор еще не закончен, – захлопываю за ней пассажирскую дверь и смотрю через стекло в покрасневшие от слез глаза. Пока она меня полностью не выслушает – никуда ее не отпущу. Правда слишком давно скрывалась и пора наконец обелить имя матери, пусть Ангелу и будет больно, но Оля этого заслуживает.

Глава 26

Мною владеет полная растерянность и опустошение сейчас. Столь долго лелеемая мечта оказалась разбитой. Мамы больше нет.

Раньше можно было иногда поддаваться искушению и фантазировать о нашей встрече, как она видит меня, улыбается, раскрывает свои объятья и обнимает, может быть даже целует. Я до сих пор помню тепло ее рук, легкий запах сладкой выпечки, что от нее веял, голос такой плавный и успокаивающий.

Есть воспоминания, которые я хранила в своей памяти как драгоценности. Наши пикники в саду, праздники и как мы играли в настольные игры. Как я засыпала у нее на руках где-нибудь посредине сказки, как кралась утром к ней в спальню, чтобы немножко вместе полежать и поболтать.

Нам было так хорошо и потому все случившееся потом так непонятно. Мое детское сердечко было разбито вдребезги тем ее решением. Но даже через столько лет маленькая надежда во мне жила.