Сдавайся, Рыжая (СИ) - Ирис Лана

— Я и не собиралась брать, — краснею я, одергивая тянущуюся к гвоздику ручонку. — Я совсем не такая.

Я правда не такая. Что-то в голове перемкнуло, вы же знаете, моя рука непослушная. То к кубикам пресса бесстыдно лезет, то к картинам дорогим.

— Ага. Я заметил. — щурится подозревающий меня всегда, и везде, и во всем мажорчик.

— Не ходи за мной, — прошу, подымаясь по лестнице. — Иди, готовь бутерброды. Ты обещал накормить, после того, как я от страха перед Флаффи почти упала в обморок на сене.

А потом псих меня принес в свою спальню на втором этаже, и нет бы на руках донести, но джентльмен в нем крепко спит после вчерашнего унижения, поэтому моя головушка больно стукалась о ступеньки, пока негодяй заботливо тянул меня за лодыжку. До сих пор затылок ноет.

— Я не могу надолго выпускать тебя из поля зрения. В доме слишком много окон.

— На улице шторм, так что я ни за какие коврижки не высунусь из окна.

— С трудом верится.

Захожу обратно в комнату. Рассматриваю элитный ремонт, мажорские потолки и шикарную кровать, подхожу к клетке с крысой. Что?!

— А-а-а! — вылетает изо рта самой собой.

— Не пугай Искорку. — достает этот ужас из клетки, и тепло пялится на ее бусиновидные глазки и торчащий во все стороны хохолок.

— Искорка? — кривлюсь я, глядя на это чудовище.

И на крыску в его руках.

— Она создает искорки между нами.

— Вот ты псих. — на этот раз я становлюсь белее полотна. — Ты что, привез сюда ту больную крысу?

— А что такого? — вздергивает бровку. — Я люблю и лелею беззащитных созданий. Наш семейный ветеринар сделал ей все прививки. А еще посадил на диету. Она мелкая и милая. Смотри как смешно пищит, — берет ее за шкирку двумя верзильими пальчиками. — Прям как ты.

— Она тебя боится просто.

— Ну надо же, — искренне удивляется мажор, глядя на меня инопланетными темными глазищами. — Получается, и ты меня боишься?

— Не получается, — скрещиваю руки на груди. — Когда тебя душат, писк сам собой вырывается. Невольно.

— Я тебя никогда не душил, — усмехается псих высокомерно. — Если бы я это сделал, ты бы уже откинулась.

— А что ты тогда делал?!

— Так, поглаживал нежненько. Ты же любишь ласку.

Мое лицо после этой фразы сереет сильнее штормовых тучек за окном. Припадаю пришибленно головой к прохладненькому окну.

— Ты это называешь нежненько?! — гневаюсь я. — При этом шептал мне всякие гадости!

— Я думал, тебя это возбуждает. Разве нет?

— Придурок… — шиплю я. — Ну, до чего же придурок…

— Хочешь, прямо сейчас повторим? — широко улыбается, становясь похожим на маньяка. Когда он так делает, я уверена — в него вселяется демон из преисподней.

— Сгинь, нечистая сила. — прошу я настойчиво. — Окропи себя святой водой.

— Предоставлю это дело тебе.

— Я не слишком сильна в древней латыни. И от психиатрии далека. Найди себе другую жертву.

— Не могу. Я уже выбрал тебя.

— Вот невезуха. — искренне хныкаю я, присаживаясь на кровать. Лицо горящее кладу в ладошки. — И что же мне делать?

— Согласиться быть моей.

— А?! — не верю своему счастью. — Есть другие варианты?

— Отрабатывать долг честным путем.

— Мне не хочется продавать свое тело за копейки.

— В смысле за копейки? — на лбу мажора появляется знак перезагрузки. — Ты за тачку целое состояние должна.

— Ты рекордно низко оцениваешь юную рыжеволосую деву. И ее бесценный вклад в общество.

— Не начинай. — на этот раз гневается мажор. — И не беси.

— Ладно, — вздыхаю тяжко. — Я готова подумать.

— Это как? — сводит бровки на переносице, засовывая несчастную Искорку обратно в клетку. Та тут же устремляется в бег по крутящемуся разноцветному колесу. А что ей еще остается? Он ей организовал в клетке целый замок.

— Стать твоей. Я готова обдумать этот вариант.

— Ух. — псих хватается за область своего жестоко — беспощадного — чудовищного сердца. — Это огромный шаг вперед, Рыжая. Предлагаю это отметить.

Отмечаем чаем травяным и бутербродами, сидя на мягкой качели огромной лоджии с панорамными окнами, любуясь прекрасным штормом за окном. Точнее, я чаем. Он нагло пьет пузырьковый лимонад.

Так вот, любуемся штормом. И немного друг-другом…

Пару раз целуемся между бутербродами… Ой, ну, даже оправдываться не хочется… Он меня принуждает, вы же знаете.

Обнимает крепко, целует сладко, пахнет вкусно. Все по схеме великого соблазнителя.

И я действительно думаю, что может будет лучше сдаться? Такой вариант сейчас мне кажется самым приемлемым. Да и мажор, по-моему, симпатичный. Где еще я найду такого смазливенького богатого парня с инопланетными глазами? А с его чудаковатостью можно смириться.

Да. Решено. Сдаюсь.

У меня нет другого выбора.

Я сломлена, разбита, и немного влюблена.

Но вариант этот отметается ближе к вечеру, когда я, почти счастливая, вышагиваю по подземной парковке к машине психа, где должен уже ждать личный водитель, так как мажорчик выпил много лимонада и не может садиться за руль. Пока он сильно довольный закрывает дом, и загоняет Флаффи в вольер, я обдумываю, что хочу поесть. Что-нибудь сильно дорогое и сильно вкусное. И обязательно устрицы надо попробовать. Когда встречаешься с мажором, можно ни в чем себе не отказывать. В наших планах поехать в ресторан поужинать, но внезапно я останавливаюсь, как вкопанная.

— Ты!.. — кричу, подняв указательный взбешенный пальчик.

— Я… — замирает передо мной депутат бу-бу-бу. Зевонский Михаил, собственной персоной. Он не успел снять шляпку водителя, и бейджик все еще при нем. В милом таком костюмчике… Но это костюмчик вовсе не депутата, ребят. — Анна, не серчайте.

Мое серое лицо в миг искажается маской бешенства.

— Негодяй. Прокляну.

Никогда я не буду принадлежать Психу.

Никогда.

Обманщик. Козлина зеленоусая. Чудовище.

— Я простой водитель. Побойтесь Бога. У меня семья. Не проклинайте, Госпожа, — дражайше просит депутат, который когда-то плевался в меня слюной, махал кулаком и требовал вернуть огромные денежки за спортивный автомобиль. Который, к слову, как вы понимаете, вовсе не принадлежит ему.

Из-за этого я попала в круговорот ужаса, подчинения и преклонения перед психом.

Я так и знала! Ну нет в городе нашем больше такой дорогущей тачки. Знала ведь, знала, чувствовала! Псих опять меня провел…

Делаю глубокий вдох. Прикрываю глазки, пытаясь успокоиться. Унять сердцебиение.

— Отвезите меня в аэропорт. — прошу, ощущая, что мне очень хочется прибить кого-нибудь.

— Сейчас придет мой сменщик. Матвей Алексеевич просил не попадаться вам на глаза. — объясняет депутат, аккуратно придерживая водительскую шапочку на затылке. Его щечки розовеют. — Я должен бежать, а то будет штраф. Или еще хуже — увольнение.

Вдох. Вдох. Вдох. Ну, Матвей Алексеевич! Я тебе покажу!

Я никогда не сдамся!

Давлю невинную улыбочку.

— Понимаете, он не придет. У него ремонт.

— М?..

— У меня критические дни. Все обои в доме разукрасила…

— А? — багровеет депутат. Его глазик смущенно дергается.

Эта отмазка всегда выручает. Эта отмазка для истинных леди.

Мужчины падают передо мной ниц, когда я это говорю.

— Хлещет, как торнадо в Пекине, — скрещиваю ножки. Хлопаю кокетливо ресничками. Губку невинно прикусываю.

— Мне надо уточнить у Матвея Алексеевича.

— Элитные обои. Целое состояние стоят. А я ведь могу еще и паркет залить. Вы понимаете, к чему я клоню?

— Нет. — мотает головой.

— Он требовал меня срочно отвезти. Штрафанет вас, если не поможете. Но скорее всего — уволит. Без пропитания вашу семью оставит. Я, кстати, девушка его. У нас с ним… любовь. Сильная. Он ради меня убить готов.

— А в аэропорт зачем? — удивляется депутат, сняв шляпу и приложив ее к своей трепещущей от моих девичьих чар груди.

— У них в аптеке хорошие прокладки продаются. Таких по городу больше нигде нет. Ночные. С поролоном.