Ритм Карецкого (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна

— Не выдумывай, Лера! Ни билета, ни номера уже не купить и не поменять, — буркнул Рус, хоть и обнял ее крепко, не отпуская от себя. — Хватит того, что тебя три дня не будет. Не могу еще и я бросить больницу, — сердито заявил он.

Однако прозвучало это словно у обиженного ребенка. Будто в «отместку» ей, что вынудила его отпустить ее. «Назло бабушке отморожу уши», ей-Богу!

Лера фыркнула, чтобы он понял, как она это воспринимает, и уткнулась лицом в его халат на груди. Эта его упертость!.. Да, в работе, однозначно, полезное качество. Потому Рус и добился всего для своей больницы, наверняка. Но в данном вопросе — Лере закричать хотелось.

— Рус, мне непонятно и неприятно, — честно сказала то, что душу грызло, памятуя его просьбу «говорить» с ним.

Он шумно втянул воздух в себя, обняв ее еще крепче. Устроил свой подбородок на ее макушке.

— Мне тоже не в кайф, — явно все еще не успокоившись, проворчал он. — Не дави, Лера, — так же недовольно выдохнул он. — Не надо.

Она могла бы сказать, что не «давит», что просто хочет прояснить ситуацию и понять, отчего это такая проблема для него. Да и хотелось, вот имелось в душе подспудное желание, чтобы между ней и больницей — Рус выбрал именно Леру. Но она понимала и некоторую инфантильность этого желания. У них жизнь, а не соревнование. Тем более с учреждением. Глупо устраивать сцену ревности. К тому же — это были «исходные данные задачи». Рус не сделал ничего нового. Она в него именно такого влюбилась, так какие претензии?

Потому просто поцеловала его еще раз, продолжая молча обнимать Руслана. И он ее держал крепко, хоть и ощущалось, что внутри еще «кипит».

ГЛАВА 13

Карецкий ходил «тучей» все два дня до ее отъезда. Вроде и не говорил ничего больше, но и отпустить эту ситуацию — у них не получалось. Нет, не было бойкота или игнора. Они разговаривали, смеялись. Он так же жадно и страстно целовал ее, обнимал, любил до стонов, которые Лера не могла сдержать. И засыпали они вместе, в одной постели. И все же…

Все же чувствовалось, что вопрос ее поездки, уже и «санкционированной» им вроде, висит между ними тяжким «привидением» неупокоенного решения.

Однако Руслан больше на обсуждения не шел. Сам отвез ее на вокзал в среду вечером. С таким выражением лица, что уж точно — только на похороны. С этим же взглядом он и наблюдал за тем, как она чемодан собирает накануне.

— Рус, я же уезжаю не от тебя. Я на обучение. Вернусь в субботу утром. Раз ты со мной не едешь, мне там третий день торчать — бессмысленно, — пыталась как-то разрядить эту атмосферу Лера.

— Угу, — буркнул Руслан, явно показывая, что она его не убедила.

В диалог на эту тему не вступал. И Лере оставалось только со вздохом смотреть в его напряженную спину. Ну вот как можно быть таким упрямым? А ведь все равно — любила его. Точно любила. И эта ситуация — ножом ей по горлу. Уже сама ночами думала — может, не ехать? Плюнуть? Но так ведь можно от всего отказаться. А причины, как таковой, и нет. Здесь же и ее профессиональные интересы задеты. Да и сколько бы Руслан ни демонстрировал свое недовольство — раз отпустил, хоть и словами только, значит, тоже понимал все это.

Вот и не отменила поездку.

— Таблетки не вздумай пропускать, — сумрачно напомнил он, оставив ее небольшой чемодан в купе.

Внимательно и серьезно, даже с предупреждением, осмотрел соседей по купе: какую-то молодую девушку, увлеченно что-то листающую в своем телефоне; парня, уже забравшегося на верхнюю полку и расстилающего постель. Только немолодая женщина, занимающая нижнюю полку напротив места Леры, судя по всему, вызвала у Руса более нормальное выражение лица. Заслуживала доверия, видимо. Кивнув наконец этим людям, приветствуя, Рус вышел с ней в проход вагона. Обнял, сжав руками так, что у Леры ребра затрещали.

— Рус, любимый… — у Леры внутри кислота живот жгла от такого расставания.

Но он прервал ее, не дав продолжить. Прижался губами к ее губам. Крепко, властно поцеловал.

— Люблю. Звонить буду часто, имей в виду. И чтоб ты звонила, — распорядился Карецкий.

И, обняв напоследок еще сильнее, вышел на перрон под громкие просьбы проводника покинуть вагон провожающих. Встал напротив ее окна, поднял руку, прощаясь.

Лера и сама помахала в ответ, делая вид, что все нормально и на душе кошки не скребут.

Руслан раздраженно мял в руке пачку сигарет, игнорируя даже то, что эти самые сигареты в ней еще имелись. Он стоял на балконе в своей спальне, перекатывался с пятки на носок и курил. Ночь уже. Первый час. Во дворе тихо, даже молодежь сегодня не гудит. Видно, середина недели сказывается. Только деревья шумят от легкого ветра, да висит на небе полная луна.

Ей-Богу, Карецкому казалось, что и ночное небесное светило смотрит на него с укором.

Вернуться в комнату и попытаться поспать? Гиблое дело. Он бы лучше позвонил Лере. Или написал. Но она наверняка уснула. Так пусть хоть Лера выспится. Он и так ей звонил уже, типа «напоминая» еще раз про таблетки. И переписывались они… Пытались. Обоим на душе тяжело было из-за этой чертовой поездки и спора, оставившего неприятный и глубокий след внутри.

Да и понимал — не уснет в таком состоянии раздрая. Саму спальню он за последний час исходил вдоль и поперек. Все бесило. Мелькали в голове идиотские мысли взять и поехать в больницу. Без Леры ему тут все равно делать нечего. Смысл сидеть дома и курить сигарету за сигаретой? Может, там полезным окажется…

Самое раздражающее, что он вроде понимал — это тупое решение. И не только потому, что лишь идиот-руководитель без оснований припрется на чужое дежурство. Кто его поймет? Никто. Решат, что сомневается в дежурном враче или подозревает в чем-то. А это не так было.

Или окончательно уверятся в мысли, что Карецкий — конченый трудоголик. Почти маньяк в этом плане. А это тоже не так. Кажется…

Ругнувшись, он затушил сигарету в пепельнице, бросил смятую в комок пачку на стул, стоящий рядом, и растер лицо руками.

Да и Лере он обещал, что завязал с дежурствами. Как объяснять будет, когда завтра позвонит? А соврать… Руслан этого не понимал. Как можно в отношениях врать и на что тогда рассчитывать? Нет, лучше горькая правда, но до конца откровенно.

И все же, несмотря на все понимание и разумные мысли, подмывало рвануть в больницу. Как и сигареты — еще один его привычный способ ухода от проблемы. Раз не нужен здесь, то там это компенсирует. В больнице он всегда и всем нужен…

Выход или самообман? Рус опасался слишком анализировать. Подозревал, что как бы он ни был «незаменим», а все же большую часть его функций вполне профессионально могут выполнять и другие. Да, может, не так гореть душой и болеть сердцем за дело при этом будут. Но работать качественно. Наедине с самим собой он не мог этих утверждений Леры опровергнуть.

Все ее слова отложились в голове, как ни крути, выходит. Да и мозгов хватало понять, что правда все, как бы по сердцу это ни резало.

К тому же… Ведь и Лере он нужен. И именно он. Она ясно давала понять, что для нее — его никто не заменит. Факт, с которым сложно поспорить, хоть и обидно было, что сейчас уехала. Все ее звонки, сообщения — все пропитано любовью и грустью. И чего он так на эту конференцию взъелся, спрашивается? Сейчас, один на один с собой, Руслан докопаться до первопричины не мог толком. Раздражение отпустило, и накрыло каким-то опустошающим непониманием — из-за чего устроил весь сыр-бор?

Не хотел отпускать ее от себя? Так Лера же сразу предложила поехать вместе.

Разозлился, что его не послушала? Так а зачем он настаивал на чем-то, если и Михалыч сказал, что нет противопоказаний?

За нее боялся? Боялся… И сейчас боится. Почему тогда не поехал с ней?!

Тупо все как-то вышло. Глупо и по-ребячески. С упрямым идиотизмом подростка. А вроде вырос давным-давно. Выходит, заело, что его не послушала, на свое понимание опиралась, принимая решение. Только это же идиотизм!