Империя Греха - Кент Рина

— О, черт..., — ругается она, ее стенки сжимаются вокруг меня. — Нокс... Нокс... о, черт... я... не могу этого вынести...

— Тогда признай это. Признай, что твоя киска принадлежит мне и трахается со мной.

— Оооо...

— Это не то слово.

— Просто... просто позволь мне кончить...

— Нет, пока ты не скажешь, что твоя киска принадлежит мне.

— Она... она твоя...

Ее голос едва превышает бормотание, но я слышу его.

Я слышу это так громко и ясно, что необъяснимое собственничество, граничащее с безумием, овладевает мной.

— Хорошая девочка. — я вращаю бедрами, пока не проникаю глубже, и это заставляет ее стонать громче и резче. — Тебе это нравится?

— Да... да... там... пожалуйста...

Я снова вращаю бедрами, проникая глубже, а не сильнее, затем повторяю это еще несколько раз, пока не ощущаю, как она рассыпается вокруг меня.

— Здесь?

— Да!!! — кричит она, изливаясь и бормоча мое имя, как напев, освобождаясь.

Я чувствую, как она сжимается вокруг меня, заглатывая меня внутрь и обсасывая мой член, будто она не может кончить сама и приглашает меня с собой.

Мой темп становится бешеным, подстегиваемый ее удовольствием. Это то, на что способна только она, делая меня настолько настроенным на ее оргазмы и дрожь в ее теле, что я не могу побороть желание следовать за ней.

Быть с ней.

Владеть ею, блядь.

При этой мысли, мысли о том, чтобы владеть ею, моя сперма выплескивается внутрь нее с такой разрушительной силой, какую я никогда раньше не ощущал.

Как будто я мщу.

Как будто я хочу, чтобы каждая ее пора была заполнена моим семенем.

Медленно выходя из нее, мой взгляд следит за струйками спермы, вытекающей из ее киски, размазывающейся по ее бедрам и скапливающейся на полу.

Тени медленно уходят на задний план, когда бушующее чувство собственничества бульдозером выходит на передний, разрывая мою плоть и врезаясь прямо в кости.

Я всегда скрывал свою склонность к одержимости — потребность быть номером один, быть любимцем отца и даже быть единственной опорой для Ти. И я пытался избавиться от этих дурных привычек с тех пор, как закончил среднюю школу.

Я впервые почувствовал ослепляющее чувство собственничества к тому, с кем спал. Это близко к темной одержимости.

Опасной, когда мои тени выходят наружу и начинают играть.

И все же, я не могу перестать смотреть на свидетельства моей собственности, капающей из нее.

Я не могу отпустить ее, хотя мы оба задыхаемся и пот покрывает нашу кожу.

Это первобытная вещь, которую я не могу контролировать. Сырое чувство, которое держит меня в заложниках и отказывается отпускать.

Из нее вырывается тихое хныканье, и этот звук выводит меня из транса. Я медленно отпускаю ее, затем, пошатываясь, встаю на ноги, укладывая свой полутвердый член.

Да, я только что кончил в нее, но вид моей спермы, вытекающей из ее киски, дразнит мой член для еще одного раунда.

Но дело не в этом.

Я пришел сюда не для того, чтобы трахаться несколько раз и даже не для того, чтобы потрахаться вообще. Я здесь для того, чтобы Анастасия перестала смотреть на меня, чтобы она перестала быть настроенной на меня, когда у нее нет никаких дел.

Она поворачивается и медленно встает на колени, затем смотрит на меня сверху. Мой член дергается при виде ее обнаженности. На ее бледной коже виднеется несколько красных следов от того, как я держал ее — вокруг шеи, на запястьях и на кремовой плоти ее грудей. Ее соски покраснели и набухли от моей атаки. Ее губы тоже. Они припухли и так и манят меня погрузить свой член между ними.

Но что меня действительно заводит, так это выражение ее глаз, удовлетворение в них, чертово удовольствие, которое она не стесняется показывать.

Потому что мы совместимы, она и я. Другие девушки не оценили бы грубость и грязный секс, но моя Анастасия получает от этого удовольствие.

Подождите. Моя?

С каких, блядь, пор я начал думать о ней в таком ключе?

Мне нужно уехать домой и вычеркнуть эти раковые мысли из головы.

Это секс.

Только секс.

Я не успел сделать и шага, как она спрашивает:

— Не хочешь перекусить?

Я должен повернуться и уйти. Должен проигнорировать этот взгляд «возьми меня» в ее глазах или надежду в них. Если бы это была любая другая ситуация, я бы лично подавил эту надежду.

Но я этого не делаю.

Я иду против своих принципов еще раз и остаюсь.

И на этот раз тени не имеют права голоса.

Глава 19

Анастасия

Кажется, я сделала что-то не так.

Потому что напряжение, витавшее в воздухе последние полчаса, просто душит.

Даже больше, чем когда он трахал меня на полу, лицом вниз, и заставил кончить сильнее, чем когда-либо.

Без презерватива.

Снова.

Но почему-то это меня не злит. В глубине души мне нравилось ощущение его горячей спермы внутри меня и трение его кожи о мою.

На самом деле, мне это так нравилось, что я, возможно, была немного одержима этим. И его грубым доминированием.

И коварным животным сексом.

И вообще всем, что с ним связано.

Но это неправильно. Я не должна быть настолько одержима им, что не могу выбраться из его ловушки.

Даже сейчас я не могу перестать смотреть на него, на его широкие плечи, обтягивающие рубашку. Но это не единственное, что обтягивает рубашку; еще его выпуклые бицепсы, грудные мышцы и даже живот.

Волна жара убивает фей в моем животе, и я сжимаю бедра, задерживая все ощущения, которые пытаются вырваться наружу.

Я натянула толстовку ранее, но не смогла найти трусики, поэтому я голая, и это кажется таким откровенным. Уязвимым, даже.

Мое дыхание затруднено, и я рада, что включила свой плейлист, когда мы сели, чтобы он не слышал громких вдохов и выдохов или того, как сильно я скрещиваю и разкрещиваю ноги.

Кроме того, даже на небольшой громкости мой плейлист дает мне покой и чувство мужества. В этом плане он даже сильнее спиртного.

Мы сидим друг напротив друга за журнальным столиком и едим заказанную мной пиццу. Вернее, я ем, а он критически изучает мое маленькое местечко. С его точки обзора, все должно выглядеть так убого. На потрескавшемся потолке, который украшают рисунки звезд, оставленные предыдущим жильцом, видны линии дыма.

Моя мебель скудная и никакая. Поскольку это однокомнатная квартира, у меня только диван, который можно превратить в кровать, и стол — тот самый, вокруг которого мы сидим. На полу.

Но он не смотрит на них, его внимание приковано к разбросанной повсюду одежде и посуде, скопившейся в раковине.

— Я собиралась убраться, — бурчу я.

Он снова смотрит на меня с небольшой ухмылкой.

— Я что-то сказал?

— Могу сказать, что собирался.

— Как ты можешь сказать?

— Ну, такие люди, как ты, не ценят хаос.

— Такие, как я?

— Чопорные и правильные.

— Любовь к организованности не имеет ничего общего с чопорностью и правильностью.

— Да, имеет.

— Нет. Ты живое доказательство этого.

— Как это?

— Ты сама чопорная и правильная, но не организованная.

— Я... не чопорная и не организованная.

— Ношение кружевных трусиков, питье воды из соломинки и всегда чистые и подстриженные ногти говорят об обратном. Кроме того, твоя манера речи спокойная и размеренная, будто тебя учили частные репетиторы говорить определенным образом.

Мой рот открывается, а кусок пиццы остается висеть в воздухе. Как и когда, черт возьми, он вообще обратил внимание на эти вещи?

Блин, даже я не обращаю внимания на половину из них.

Я должна была знать, что он будет представлять для меня опасность. Я должна была оттолкнуть его сильнее, когда могла.

Но сейчас это невозможно, не так ли?