Это первый Валентинов день, когда я не одинока. Однако, следуя привычной традиции, когда быть-одной-в-та-кой-день-просто-стыд-и-срам, мы с Сарой послали друг другу постеры из «Тайгер бит» [50], и я сопровождаю бабушку на наш ежегодный праздник тела.
— Дорогая, правило номер один от святого Валентина, — наставляет она, пока мы пьем нашу лимонную воду и восхищаемся отлакированными ноготками на ногах, — «Куда важнее проявить к себе немного любви, чем иметь мужчину, который подарит тебе что-то не того цвета и размера».
— Спасибо за педикюр, ба.
— Не за что, дорогая. Пойду наверх делать маску из морских водорослей. Будем надеяться, что на этот раз они про меня не забудут. Им следовало бы прикреплять таймеры на руки клиентам. Представляешь, какая-то бедная уборщица находит тебя, покрытую морскими водорослями и обернутую клеенкой! Правило номер два: «Никогда не соглашайся на последний в этот день сеанс. Тебя обязательно бросят одну».
Я рассыпаюсь в благодарностях, собираю вещи, прощаюсь с ней и иду на любовное свидание со своим поклонником из детского сада. В полдень он выбегает во двор, держа большое кривоватое сердце, разбрызгивающее шлейф красных блесток.
— Что это у тебя, приятель?
— Валентинка. Я сам сделал ее. Можешь взять.
Я беру сердце и отдаю ему коробочку с соком, которую все это время согревала в кармане. Пока он устраивается в коляске, я разглядываю сердце, по-видимому, предназначенное для миссис N.
— Миссис Баттерс мне все написала. Я говорил слова, а она писала. Прочти, няня, прочти.
Я лишаюсь дара речи.
Я ЛЮБЛЮ НЯНЮ. ОТ ГРЕЙЕРА АДДИСОНА N.
— Угу. Так я и сказал.
— Какая прелесть! Спасибо, Гровер, — бормочу я, шмыгая носом.
— Можешь подержать его, — предлагает он, вцепившись в коробку с соком.
— Знаешь что? Я лучше положу его в карманчик коляски, чтобы оно не помялось. У нас сегодня особый день.
Несмотря на то что сегодня один из самых холодных дней года, мне даны строгие указания привести Грейера домой только после урока французского. Поэтому я принимаю судьбоносное решение отправиться на ленч в «Калифорния пицца китчен», а потом на Третью авеню, посмотреть новый мультик. Я боялась, что он испугается темноты, но Грейер поет и аплодирует в продолжение всего фильма.
— Это было так смешно, няня! Так смешно! — твердит он, пока я застегиваю пряжки ремешков коляски, и по пути к учительнице французского мы всю дорогу мурлычем главную мелодию.
Оставив его у мадам Максим делать валентинки, я перебегаю Мэдисон и влетаю в «Барниз» за какой-нибудь безделушкой для Г.С.
— Чем могу помочь? — полуспрашивает-полуцедит знакомая блондинистая стерва за прилавком. Век ей гореть в аду за то, что обвинила Сару в краже тонального крема, который та пыталась вернуть.
— Нет, спасибо. Просто смотрю.
Я подхожу к другому продавцу, высокому евразийцу в дорогой на вид черной сорочке.
— Привет, я ищу сувенир для моего бойфренда.
Мне нравится, как звучит это слово. Бойфренд, бой-френд, бойфренд. Да, у меня ужасно умный бойфренд. Мой бойфренд не любит шерстяных носков. Кстати, мой бойфренд к тому же работает в Гааге.
— О'кей, какую парфюмерию он предпочитает?
Да, действительно, какую?
— О, не знаю. От него хорошо пахнет. Он бреется. Может, крем для бритья?
Он показывает мне кремы, более, на мой взгляд, подходящие для начинающей модели.
— Э… в самом деле? Карандаш для губ? Видите ли, он играет в лакросс…
Покачивая головой, он показывает мне еще более эзотерические кремы и лосьоны, известные, по-видимому, только посвященным.
— Я не хотела бы намекать, что у него что-то не в порядке, знаете… дать понять, что с ним что-то неладно. Он не нуждается ни в чем подобном.
Я наконец выбираю бритву из нержавеющей стали и наблюдаю, как ее заворачивают в ярко-красную бумагу и обвязывают черную коробочку красным бантом. Parfait [51].
Я приветствую Грейера за дверью классной комнаты.
— Bonsoir, monsier N. Comment 9a va? [52]
— С;а va tres bien. Merci beaucoup. Et vous? [53] — спрашивает он, помахивая своими волшебными пальцами.
— Oui, oui, tres bien [54].
Максим высовывается из двери классной комнаты и дружелюбно кивает:
— Грейер прекрасно выучил глаголы. Но если у вас найдется время повторять каждую неделю список существительных, это было бы замечательно. Вдруг вы или ваш муж…
— Я не его мать.
— Ah? Mon Dieu! Je m'exuse! [55]
— Non, non, pas de problem! [56]
— Alors [57], до следующей недели, Грейер.
Я стараюсь идти как можно быстрее, потому что по Парк-авеню разгуливает ледяной ветер.
— Как только поднимемся наверх, — объявляю я в лифте, присев на корточки, чтобы развязать его шарф, — намажем тебе щеки вазелином. Они обветрились.
— Ладно. Что мы будем делать сегодня вечером? О, давай полетаем?
Я несколько раз ставила его к себе на ноги, и мы «летали» по комнате.
— Только после ванны, — предупреждаю я, вкатывая ходунок в холл. — Что желаете на ужин?
Пока мы вешаем пальто, появляется миссис N. в вечернем красном платье до пола и бигуди на «липучках». Очевидно, мы застали ее в самый разгар подготовки к романтическому ужину с мистером N.
— Привет, друзья. Хорошо провели время?
— С Валентиновым днем, мамочка! — радостно орет Грейер.
— И тебя тоже. Поосторожнее с мамочкиным платьем! Пила!
— Вы такая красивая, — бормочу я, снимая сапоги.
— Вы так считаете?
Она растерянно смотрит на свою талию.
— У меня еще есть немного времени: самолет мистера N. прибывает из Чикаго только через полчаса. Не могли бы вы мне помочь?
— Разумеется. Только сначала нужно приготовить ужин. По-моему, Грейер проголодался.
— Ах да… почему бы вам не заказать что-нибудь на дом? Деньги в ящике.
Вот это да!
— Здорово! Грейер, идем, поможешь мне выбрать.
На такие случаи у меня в прачечной спрятаны меню из различных ресторанчиков, доставляющих еду на дом.
— Пицца! Хочу пиццу. Пожааааалуйста, няня!
Я только брови поднимаю. Ну и негодник! Не могу же я упомянуть в присутствии его матери, что мы уже ели пиццу на ленч и он прекрасно это помнит!
— Вот и хорошо. Закажите пиццу, включите ему видео и приходите мне помочь, — приказывает она, удаляясь.
— Ха-ха-ха, пицца! Няня, мы будем есть пиццу! — смеется он, бурно аплодируя, еще не веря такой удаче.
— Миссис N.! — окликаю я, толкая дверь.
— Я здесь, — отзывается она из гардеробной. Она уже стоит в другом красном платье до пола, а сзади висит третье.
— О Боже, какая красота!
На этом бретельки пошире, а юбка отделана аппликациями из бархатных листьев. Цвет поразительно гармонирует с ее густыми черными волосами.
Она смотрит в зеркало и качает головой:
— Нет, не то.
Я присматриваюсь к ней и только сейчас понимаю, что никогда не видела ее обнаженных рук и шеи. Она выглядит как балерина — миниатюрная, но мускулистая. И бюста у нее совсем нет, платье висит мешком.
— Наверное, оно слишком велико в груди, — нерешительно роняю я.
Миссис N. кивает.
— Вот что значит грудное вскармливание, — брезгливо бросает она. — Давайте примерим третье. Хотите вина?
Тут я замечаю на туалетном столике открытую бутылку «Сансерре».
— Нет, спасибо, не стоит.
— Да бросьте! Бокалы на стойке бара.
Я прохожу через музыкальную комнату, куда из библиотеки доносятся звуки: «Я Мадлен! Я Мадлен».
