Одна на двоих… Наша жизнь (СИ) - Мека Владислава "Калигула"

Богдан

Когда я вернулся, словно почувствовал ноющую боль, не ожидал увидеть, то что увидел. Она сидела прислонившись к стене. Руки, безвольно раскинутые, алели от крови. Вены. Она порезала вены. И от одного вида ее такой не живой, я почувствовал, как тело отказывается слушаться. Промелькнула мысль, что ее больше нет, внутри все сжалось. Подбежал к ней попытался нащупать пульс и не смог, сердце тоже не, показалось мне, что не бьется.

Сел рядом с ней, закурил и осознал, что убил ее. Сделал все, для того, чтобы она сейчас сидела рядом совершенно безжизненная и не пыталась сопротивляться. Ведь человек перестает бороться, только после смерти. Да какая разница, спала она с Яном или Владом? Какая разница, кому она дарит свои песни. Все равно! Если ее не будет…

Я взял валявшуюся рядом с ее ладонью бритву. Зачем мне жить без нее? Да и как мне жить без нее? Лучше тогда уйти с ней. Вслед ей… Вывел кровью восьмерку на полу между нами — бесконечность, вот наш удел. Бесконечно быть вместе…

— Очнись! Идиот! Да прийди в себя! — орали над ухом.

— Что надо? Оставьте меня в покое — прошептал я в ответ, на большее сил не было.

— Придурок! — кажется орет Ян, чего ему надо?

— Скорая! Да, мне нужна скорая, адрес… Попытка суицида! Что, когда приедете?! Издеваетесь?! Я — Ян Брэнс, вы вообще представляете, что я с вами сделаю, если скорой не будет через пару минут?! Да, жду! Твою мать! «Перетяните рану» — явно передразнил он кого-то — интересно, как это делается? Я что, врач?! Откуда мне знать! Вот х**нь! Идиоты, что ж вы творите-то?

Пока длился этот монолог, я начал немного приходить в себя. Приоткрыл глаза, Брэнс деловито перетягивал раны Лили.

— Не надо. Она мертва, — просипел я.

— Сам ты! Мертв. Идиот, дышит она! Не додумался зеркало к ее носопырке поднести?! Жива это с*чка! А ты, придурок, вместо того, чтобы в больницу звонить сам резаться за ней вслед решил, от дебил!

— Я думал… Так много крови было — глаза заволокло пеленой слез. Боже, она жива!

— Думал он… Не смей отключаться! Говори со мной! Слышишь, еще и тебя я не потяну! Бл*дь! Я же крови с детства боюсь, особенно в таких количествах! Чего только не сделаешь ради…

— Любви — усмехнулся я слизывая мокрые дорожки, собравшиеся над губой.

— Нет! Ради бизнеса — отрезал Ян.

А потом приехала скорая. Нас с сестрой госпитализировали. И вот прошла уже неделя. Лили не желает меня видеть. Я только один раз смог мельком на нее взглянуть в коридоре больницы. Но стоило мне сделать шаг в ее сторону, как сестра отшатнувшись зашлась в истерике. Она так кричала, будто я нанес ей смертельную рану подавшись к ней. Лечащий врач сказал, что пока ей не вкололи успокоительное, она продолжала кричать и вырываться из рук медперсонала. Что же мне делать?

…Двумя днями спустя. Пансионат «Be Stronger»

— Она по-прежнему не желает меня видеть? — уже зная ответ, все же спросил я у моего лечащего врача.

— Да, к сожалению твоя сестра не просто не желает тебя видеть, она даже не хочет разговаривать о тебе. Но если так будет продолжаться дальше…

— Как? — не понял я этих полутонов в голосе доктора.

— Она не только тебя не желает видеть, она вообще никого не хочет подпускать к себе, после перевода вас сюда, Лилит перестала питаться, она второй день отказывается от еды, также она не встает с постели, лежит сутки напролет без движения. Конечно, мы понимаем, что это одна из разновидностей депрессии, но если к концу сегодняшнего дня ее состояние не изменится, я боюсь, нам придется начать вкалывать препараты.

— Дайте мне ее увидеть! — вскочил я со стула, на котором до этого сидел.

— Я не могу позволить, ее состояние может ухудшится — попытался противоречить мне это ничего не знающий о нас мужик.

— Я сказал, отведите меня к ней! — стараясь не срываться, прошипел я.

— Хорошо, но если ей станет хуже, больше такого не повториться — пошел на попятные врач.

…Она лежала поверх одеяла, в одной легкой ночнушке. Похожая на статуэтку. Глаза закрыты, грудь мерно вздымается, перебинтованные руки, кровоподтеки и синяки почти сошли. Волосы разметались по подушке, на щеках легкий румянец. Боже, как же долго я ее не видел! Тихо подойдя к кровати присел рядом. Обернулся, в палате нас оставили одних. Хорошо.

— Уходи — значит, не спит.

— Нет, не уйду — качнул я головой, будто она могла увидеть.

— Ну что ты еще хочешь? Я и так почти умерла, что тебе еще от меня надо? Я прошу тебя! Нет, я умоляю, оставь меня в покое! — она наконец распахнула глаза и в противовес своим словам протянула ко мне руки.

— Девочка моя, любимая — прошептал я крепко сжимая ее в объятиях.

— Я ненавижу тебя, себя… Как же я ненавижу себя — забилась она в моих руках раненной птицей.

— Лили, хорошая моя, больше никогда, слышишь?! Больше никогда я не попытаюсь быть тебе больше чем братом! Слышишь?! Только прошу тебя не покидай меня — я не спонтанно принял это решение, еще там, в квартире, когда Брэнс перебинтовывал ее руки я молился, молился, чтобы она осталась в живых и решил, что если она будет в порядке, я больше никогда не стану переступать черту…

Лили сильней прижалась ко мне и моментально уснула. Я понял, что она дала мне последний шанс, доказать, что мои слова чего-то стоят. И я его не упущу. Пора стать для нее братом и прекратить быть эгоистом. Да, я люблю ее, но если эта любовь приносит самому дорогому на свете человеку только боль, значит, эта любовь неправильная. Я постараюсь быть тем, кем меня видит Лили, но если не получится, то тогда я… Я отпущу ее. Ведь лучше, если певчая птичка будет на свободе и жива, чем в клетке и мертва…

…И мы начали строить прежнюю, когда-то жесткого разрушенную мной жизнь. Лили спустя пару дней перестала вздрагивать при моем появлении. Но еще каменела стоило мне прикоснуться к ней, думаю и это со временем пройдет. Зато она стала приходить в норму, есть, спать, разговаривать и писать песни. Брэнс исправно навещал нас, а вот столь любимый сестрой Влад приехал только раз и после краткой беседы с сестрой, отбыл в неизвестном направлении. Лили весь день после его визита ходила растерянная и даже расстроенная.

— Что он такого тебе сказал? — все же спросил я под вечер.

Мы сидели у пруда на территории пансионата, прямо на зеленой траве, Лили оперлась о ствол плакучей ивы, что склонила свои ветви над водой. А я полулежал у ее ног, грызя соломинку.

— Ничего существенного. Просто решил сообщить, что женится, — прикрыв глаза ответила сестра.

— И ты так спокойна? — удивился я, не характерной черте своей сестры.

— А почему мне быть неспокойной? Мы с Владом не в таких отношениях, чтобы я имела право голоса в его делах — пожала сестра плечами.

— То есть, заниматься сексом и практически жить у мужчины это «не такие» отношения? — ревность жгла меня, но чувство ненависти к Владу давило еще сильней.

— Боже! Откуда ты этого поднабрался?! Да я бывала тебя провоцировала и не договаривала, но я никогда не спала не с Владом, не тем более с Яном! Единственный, кто имел меня регулярно был ты! — ну вот, сам нарвался! Но как легко стразу стало на душе.

— Прости меня, прости моя хорошая! Я — идиот! — да еще какой, ведь столько бесился из-за ничего столько боли причинил ей по глупости.

— Я простила, Дан, я уже простила тебя, но я не могу забыть, так много боли и грязи ты причинил мне. Как я могу забыть? Это невозможно. Ты ведь почти убил меня тогда… Знаешь, каково это? Быть преданным любимым, родным человеком? Знаешь каково ненавидеть себя и выискивать ошибки в своем поведении, которые привели к подобным последствиям. Нет, ты не знаешь и не понимаешь. Ты — брат, который должен защищать сестру, но на деле ты — чудовище, приносящее мне только боль — выдохнула сестра.

— Я… не знаю, что сказать. Я…

— Я, я, я — одни галимые «я»! Подожди, сейчас договорю и можешь продолжать думать, что мир крутится вокруг тебя. Дан, самое страшное даже не то, что ты сотворил, а то, что я привыкла к этому. Представляешь, вчера поймала себя на мысли, что соскучилась по твоим поцелуям. И после этого часа два блевала в туалете осознавая, какой жалкой подстилкой стала, во что превратилась. Как ты мог так со мной поступить? Как?!