Лезвие (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

Оказывается, я ревновал ее даже к воздуху. Я сейчас это понял. В эту самую секунду. Потому что ублюдок может вот так идти рядом и прикасаться.

Не видит пока меня, на лице ни одной эмоции, а я чувствую, как стакан на пол летит и разбивается вдребезги. Вокруг официанты сразу засуетились, только я не слышал ничего и, взгляда не отрывая, к ним приближаюсь, глядя в ее глаза. Она, как меня увидела, распахнула их широко, и я ее вдох судорожный услышал на ментальном уровне. Меня от него взрывной волной накрыло.

И вот она - победоносная улыбка Нармузинова. Сука! Его личный триумф. Его личный кайф. Упиваться той болью, которая захлестнула сейчас с головой. Наблюдать сейчас за нами обоими. За тем, как посреди этой толпы увидели друг друга, оторопели, и как исказились от отчаяния и неожиданной встречи наши лица. Знает, мразь, что душу на куски рвет, и скалится. Трусливый сукин сын, никогда один на один не выйдет. В толпу привел, с несколькими сотнями людей, парой десятков камер и прямой трансляцией на всю страну. Лучшего прикрытия не найти. А я себя в гребаной ловушке чувствую, и руки в кулаки сжимаю, чтобы ствол не схватить и не выпустить в ублюдка всю обойму, раскрасив кипельно белую ткань брызгами крови.

–       Ну здравствуй, дорогой, - стоит в несколько шагах от меня, в глаза смотрит и улыбается с издевкой. А когда мимо Савицкий проходил, то остановился, чтобы Нармузинова поприветствовать. Ему, по большому счету, было все равно, с кем чокаться, главное, чтобы кругленькую сумму выложил на очередном аукционе. - Алексей, приветствую. Ох, постарался, смотрю, блестящий прием.

–       Все для… очень дорогих гостей, Ахмед. Для очень дорогих. Кстати, а ты знаком с Андреем Савельевичем Вороновым?

Я горел изнутри. Заживо. Поджаривался на медленном огне и проклинал этот день. Это же адская пытка, стоять вот так рядом с этой гнидой, на расстоянии вытянутой руки и собирать в кулак все свое бл***кое терпение, чтобы не перерезать ему горло. Чтобы не превратить эту сходку рафинированного истеблишмента в бойню. Опять это долбанное “Не сейчас!”, которое сводило меня с ума. Опять все на грани срыва. Опять считаю минуты, а внутри бомба с часовым механизмом тикает. Секунды бегут на убывание, сменяются на электронном табло неоновые цифры, и ты вместе с ними ведешь своей отсчет.

Не дожидаясь ответа, Савицкий подозвал одного из официантов, которые шастали между гостей, разнося спиртные напитки.

–       Ну кто же не знает Андрея Воронова. Знакомы конечно. Даже дела некоторые вместе вели. Партнеры почти… Все на уровне, дорогой, как всегда. Знакомься, это дочь моя…Севд..

–       Александра, - Лекса, несмотря на злостные искры, посыпавшиеся из глаз Ахмеда, перебила ублюдка. Так, словно ей важно было сделать это именно сейчас, и схватила хрустальный бокал. Уродец, который стоял, как истукан, протянул руку, видимо, отнять шампанское хотел, только она демонстративно сжала ножку бокала еще крепче и сделала несколько глотков. Повисла неловкая пауза. Нармузинов смерил Лексу взглядом, а мне вдруг до ломоты в пальцах захотелось выбить этот бокал и к стене прижать, ткань платья рвануть и в губы со злостью отчеканить: ”Какого дьявола, Лекса? Я убью тебя когда-нибудь, поняла? За игры эти долбаные! За то, что душу мне выкручиваешь, ведьма мелкая!”

Савицкий окинул Лексу пристальным взглядом, а потом перевел его на Ахмеда:

–       Вот что значит кровь - не вода…

–       Главное, что ее горячий нрав будущему мужу нравится…

Она поперхнулась, а мне словно по затылку арматурой заехали. Ублюдок что, совсем с катушек съехал? Вот этот горилла, вот это существо, которое напоминало скорее не человека, а ошибку природы ее будущий муж? Он не выйдет отсюда на своих ногах! В унитазе утоплю или осколком горло перережу.

–       Ну, что тут скажешь. Молодому человеку явно повезло. У него будет чертовски красивая жена, - сказал Савицкий.

–       Жизнь полна сюрпризов, Алексей Викторович. До свадьбы еще дожить нужно, не так ли? - обращался Савицкому, только в глаза Ахмеду смотрю.

–       Доживет, никуда она не денется. Я свою дочь как зеницу ока берегу, - резко ответил Ахмед.

–       А кто сказал, что я имел в виду невесту, Ахмед?

Посмотрел на Александру, и та явно задержала дыхание. Терпи, девочка. Терпи. Уже совсем скоро. Как же я устал от этого гребаного терпения. От срывов, от неизвестности. Сегодня! Я хочу смерти этой мрази СЕГОДНЯ!

***

– Граф, ты какого черта не отвечал? Мы же договаривались о точном времени...

–Потому что не мог, Макс. Что у вас?

–У нас все готово. Осталось уроду дать вызов с ложной тревогой, чтобы он свою задницу в машину усадил и уехал отсюда нахрен. Второй аппарат за бампером спрятан. Через пять минут будет фейерверк… правда, конфетти хрен кто дождется…

–Я понял. Я сообщу, как только за ворота выедет. Поджарим, суку...

Подошел к окну, чтобы своими глазами увидеть, как мразь в машину садится и в эту же секунду настежь рванул окно, задыхаясь, чувствуя, как сердце рвется к такой-то матери от панического ужаса – в машину вместе с гребаным ублюдком Нармузиновым садилась Лекса и ее жених.

Судорожно пальцами в сотовый, вызывая Макса, срываясь на хриплый шепот.

- Отбой, бл****ь! Мать вашу-у-у отбой! В машине Лекса!

ГЛАВА 16. Лекса

Все разбилось вдребезги и весь мир исчез, рассыпался на какие-то бессмысленные брызги голосов, запахов, оттенков, я же видела только ЕГО глаза. Вся ненависть растворилась в этом дьявольском триумфе, в этой радости, невероятно сумасшедшей, и мурашки рассыпались по коже крошечным раскаленным бисером. Я каждую из них ощутила сердцем, которое захлебнулось от наслаждения снова смотреть в его горящие дьявольским огнем страсти карие глаза. Увидеть снова! ДА! Вот так! Неожиданно! Назло всему. Назло отцу, обстоятельствам, свадьбе проклятой. И мне не нужны были в этот момент прикосновения… только его взгляд. Он меня не просто обнимал - он меня обволакивал, ласкал, рвал на части. Ни у кого нет такого взгляда, как у Андрея. Ни у кого для меня. Говорящего. Орущего и рычащего взгляда. Он умел это делать со мной. Сводить с ума нереальным взглядом бархатных глаз цвета моего персонального безумия. Обжигающими глотками пью кипяток нашего электричества на двоих. Не моргая, сжимаю ножку бокала дрожащими пальцами, тяжело дыша и разбивая секунды на вечность вместе с ним. Пусть время остановится. Пусть оно замрет. Сжалится над нами и зависнет на какие-то секунды, когда я могу вот так сходить с ума и радостно кричать в ответ таким же горящим взглядом. Мне кажется, я даже вижу огненные нити между нами, и из них сыплются мелкие оранжевые искры, испепеляя кислород вокруг нас.

Я не скрываясь смотрела ему в глаза, и мне было плевать, что отец и Исхан это видят. Пусть хоть взорвутся от злости - никто не отнимет у меня право смотреть. Потому что я не знала, когда увижу Андрея еще раз… потому что я так же знала, что этой свадьбы не будет. Я залью собственной кровью белоснежные хоромы моего отца. Он получит мой труп в свадебном платье. Никогда ему меня не сломать. «По его» не будет в этот раз. Лучше сдохнуть, чем лечь под этого урода, которого он нашел мне в мужья… да и все равно меня бы убили после первой же брачной ночи, потому что я не девственница. Но и до этого не дойдет. Я не дам ему себя даже пальцем тронуть. И поэтому я смотрела на Андрея так жадно, как могла, вкладывая в этот взгляд боль и отчаяние, тоску и злость на проклятые обстоятельства, вкладывая всю свою любовь адскую к нему. Невозможную и безумную. Больную до такой степени, что я вынесла и ей, и себе приговор.

Пусть почувствует, как я люблю его, пусть увидит в моих глазах и поймет, что я не бросала… что у меня выбора не было. Это так важно, чтобы верил, важно, чтобы знал, что я не тварь… А сама понимала, что не поверит, если я еще раз откажусь уйти с ним. Мне придется говорить страшные вещи, чтобы Андрей отступился… и я их скажу. Если успею. Скажу, чтобы потом опровергнуть своей смертью.