Прямой эфир (СИ) - Стасина Евгения

Кольцо, которое когда-то я подарил Яне, а получив обратно, швырнул в бардачок, так и не решившись выкинуть…

Мой брак — история одного обмана. С самого начала, на протяжении долгих лет меня кормили ложью, умело имитируя любовь…

— Он сделал мне предложение в машине. Не слишком-то ванильно, верно? — привыкнув к ведущему, чувствую, что могу говорить спокойнее, но никогда не решусь открыть свою страшную тайну — на мой палец надели кольцо, которое мне вовсе не предназначалось. Позволили занять чужое место, сочтя удобной для семейной жизни. Я что-то вроде домашних тапочек — теплых, мягких, запомнивших форму ваших ступней. Яна — шикарные Лабутены, с которыми по жизни шагали бы с большим азартом и удовольствием, но так и не накопив на заветную пару, решили довольствоваться тем, что есть…

— Я бы сказал, необычно, — смеется в ответ Филипп, пряча вопросник за спину. — Вы сразу согласились?

— Конечно! — полная дама с первого ряда кричит на весь зал, не в силах усидеть на месте.

Тянется к микрофону, и со всем возмущением, на которое только способно, обрушивает на меня свою брань.

— Да вы на нее посмотрите! Отхватила олигарха, каталась как сыр в масле, а теперь на жалость давит! Работать нужно, а не по койкам прыгать! Ни рожи, ни кожи, а все туда же! Страдалица сидит! Я с мужем тридцать лет душа в душу прожила…

— Ну, ваш муж, наверняка не магнат, так что еще неизвестно, как сложилась бы ваша жизнь, имей он на своих счетах миллионы, — прерывает ее ведущий, забирая микрофон обратно. — Если подойти к этому делу с финансовой точки зрения, что вы выиграли от брака с Громовым?

— Ничего, — признаюсь, не обращая внимания на поднявшийся шум в павильоне. — Мы заключили брачный контракт, по которому в случае развода я забираю лишь то, что заработала сама. Меня это не смущало, ведь я понимала, что просто так браки в таких кругах не заключаются. Так что вы неправы, — поворачиваюсь к даме в зеленом вязаном жакете и улыбаюсь, ничуть не обидевшись на ее слова. — Если я и была охотницей, то слишком глупой и недальновидной.

— А дом, подаренный вам Игорем на свадьбу? — указывая на фото современного особняка, Смирнов в недоумении взирает на мое безэмоциональное лицо. Сочувствует? Если здесь есть о чем сожалеть, то только о воспоминаниях. В большинстве своем приятных, от этого-то и хочется завыть волком, глядя на этот снимок…

ГЛАВА 15

Съезжать со своей съемной квартирки оказалось куда тяжелее, чем в шестнадцать отправиться покорять Столицу. Мое сердце обливалось кровью, когда нетрезвые грузчики волокли в машину мои пожитки, не слишком-то аккуратно заталкивая в кузов коробки с моими ценностями. Разбили любимую вазу, рассыпали по лестничной клетке затертые томики любовных романов, при этом растерянно разводя руками на мои недовольные причитания.

Даже от вида суетящейся в кустах болонки Бети, на глаза набежали слезы.

— Мне будет не хватать ее завываний, — грустно улыбнувшись, треплю лохматую морду, обращаясь к хозяйке этого нелепого существа. Ей бы не мешало перестать баловать старую псину мясистыми косточками.

— Да ладно тебе. Завтра о нас и не вспомнишь.

— Неправда, — я качаю головой, впервые позволяя собаке лизнуть мой нос. Морщусь, зажмуривая веки, и стараюсь не дышать, когда большой шершавый язык раз за разом проходится по моему лицу, норовя попробовать на вкус как можно больше: исследует губы, щеки, оставляет влажные следы на подбородке, конечной целью избрав мои ноздри.

— А ну хватит! — пихнув ногой разошедшуюся Беатрису, Людмила Алексеевна неодобрительно сводит брови на переносице. — За ней глаз да глаз нужен, а то сожрет и не подавится. Как терпишь, ведь воняет хуже помойного ведра?

Старушка брезгливо передергивает плечами, а я уже отыскиваю влажную салфетку в своем рюкзаке: соседка права, запах из собачьей пасти не самый приятный.

— На свадьбу хоть позовешь? Обещаю не рассказывать, какие табуны мужчин ходили к тебе по ночам, — произносит и тут же начинает хохотать, укладывая свою ладошку на мое плечо. — Шучу. Но ведь, кроме нас, никто не знает, что с чувством юмора у меня не все ладно.

Она подмигивает мне, не переставая беззвучно трястись от смеха, и я впервые за сегодняшний день нахожу в себе отклик на чужое веселье. Застаю женщину врасплох, крепко обнимая ее под непрекращающийся лай ее верного цербера, и не выпускаю из своих объятий даже тогда, когда морщинистые руки Людмилы Алексеевны настойчиво пихают меня в живот.

— Прекращай давай. А то расплачусь, не дай бог. И на свадьбу не зови, мне надеть нечего.

— Позову. Обязательно позову. Вместе с Бети, — даю клятву и, наконец, отступаю, с тоской взглянув на свои окна.

Через пару дней, кто-то другой станет заваривать чай на моей кухне, передвинет мебель, возможно, выбросит на помойку мой пушистый коврик, брошенный посреди комнаты. Станет водить к себе друзей и, сидя в моем любимом кресле, будет наблюдать за тем, как не Федька, а кто-то другой, бодро помешивает кипящие на плите спагетти…

— Вот еще! Я с этой мочалкой никуда не пойду. У твоего жениха гости-то наверняка как на подбор — все со шпицами и йоркширскими терьерами. Куда мне с моей старухой? А, правда, что его мать актриса?

— Правда, хоть я и не в восторге от ее ролей, — впрочем, как и от нее самой, но предпочитаю не озвучивать этот факт, прекрасно зная, что болтливая пенсионерка еще долго меня не отпустит, решись я на откровение.

Слышу, как хлопает дверь грузовой машины, и, в последний раз взглянув на многоэтажку, прощаюсь со своей прошлой жизнью: с этой скамейкой под сенью расставшихся с листвой деревьев, припорошенной первым снегом, с детской площадкой, где в это время уже завели игру карапузы, со звуками матерных песен Сергея Шнурова, льющихся из окна первого этажа.

Главное, не оборачиваться, а то непременно разревусь, увидев, как моя соседка утирает слезу со своей бледной щеки…

— Готова? — Вячеслав Андреевич заводит двигатель, внимательно изучая мой профиль, и заручившись кивком, медленно выезжает со двора, поглядывая в зеркало заднего вида, не отстал ли он нас перевозчик.

— Я могла бы взять такси. Вовсе не обязательно тратить свой выходной на мой переезд.

— Мне нетрудно. Тем более что это отличный повод увидеться.

— Как вам новая секретарша? — улыбаюсь, не признавая, что и сама тоскую по совместной работе с Лисицким. Скучаю по своему столу, по жужжанию принтера и гулу переговаривающихся работников за стеной, по запаху кофе, который у моего бывшего начальника всегда получается особенно вкусным, и по его голосу, неожиданно раздающемуся из селектора…

— Милая и покладистая, чем порой выводит меня и себя. Так что, если надумаешь вернуться, я попрощаюсь с ней без лишних колебаний.

За эти полтора месяца он заметно похорошел — немного похудел, что вовсе его не испортило, вновь вернулся к работе и заключил пару выгодных сделок, ударился в спорт и даже провел несколько дней за границей, успев за это короткое время неплохо подзагореть. Смотрю с теплотой на ставшего мне таким родным человека, и еще больше впадаю в уныние, что так резко поменяла привычный уклад своей жизни, распрощавшись не только со своей берлогой, но и работой, которую успела полюбить всем сердцем.

Знаю, что поступила правильно, опуская на стол заявление об уходе, но до сих пор стараюсь не вспоминать, как проплакала весь вечер, не в силах выкинуть из головы образ обиженного Лисицкого, провожающего меня до парковки с коробкой моих пожитков в руках.

Я нравилась ему, и всерьез опасалась, что могу стать причиной разлада их с Игорем дружбы. Так что сейчас, сидя на переднем сиденье Славиного автомобиля одно могу сказать с уверенностью — то, что я перестала мельтешить перед его глазами, явно пошло на пользу. Он лишь раз чуть дольше положенного задержался взглядом на моем кольце, и больше ничем не выдавал, что в его душе осталась хоть крохотная надежда на ответные чувства. Возможно, успокоился, осознав, что обратного пути нет, а, может быть, встретил кого-то, успешно переключившись на новый предмет обожания.