Бессердечный (ЛП) - Реншоу Уинтер

Расстегнув свои джинсы, я стягиваю их и ложусь на нее сверху, впиваясь в эти губы снова и снова, высасывая воздух из ее легких и вонзаясь пальцами в изгибы чертовски идеальной задницы.

Ногами она обхватывает мои бедра.

Она хочет этого. Хочет меня.

Не хотелось бы разочаровывать ее, но я уже не тот, что прежде.

Она прямо подо мной, я властвую над ней.

Раздвинув ей ноги, я дразню клитор кончиком набухшего члена, прежде чем медленно приблизиться к ее входу и проникнуть внутрь ровно настолько, чтобы помучить.

Да. Я хочу трахнуть ее.

Это чувство никогда не утихало, как бы я ни пытался с ним бороться, но я не могу сделать это так, как раньше. В этом случае у нее может сложиться неверное впечатление.

Я поднимаюсь, отстраняясь от нее.

— На колени.

Долю секунды она колеблется, а затем переворачивается и становится на четвереньки.

Сегодня я собираюсь трахнуть ее сзади, чтобы не ощущать на себе этот пристальный взгляд. Не хочу видеть слабый лучик надежды в ее глазах, которому абсолютно нечего там делать.

Достав презерватив из кармана джинсов, валяющихся на полу, я разрываю пакетик зубами и натягиваю латекс на свой твердый член.

Я слишком долго ждал этого и так сильно возбужден.

Кончиком пальца очерчиваю ее складочки, наблюдая, как дрожит ее тело, и как только она выдыхает, одним резким движением проникаю глубоко-глубоко.

Она ахает, падает на локти и прижимается щекой к кровати, хватаясь за простыни.

Я впиваюсь пальцами в ее бедра, оставляя красные отметины там, где сжимаю плоть, и вскоре в комнате ощущается запах возбуждения и слышны короткие вздохи, вырывающиеся из ее вероломного рта.

Глубже.

Быстрее.

Жестче.

Я трахаю ее, пока мы не теряем чувство времени, пока она не начинает кричать в простыни, говорить, как ей хорошо и умолять не останавливаться. Но я ничего не чувствую.

Ничего. Я будто онемел.

Когда все заканчивается, я выхожу из нее, бросаю презерватив в мусорное ведро и направляюсь в душ.

— Ты все еще здесь. — Через двадцать минут я стою в дверном проеме ванной. Одно полотенце обернуто вокруг моей талии, а другое накинуто на шею.

Я должен был смыть ее с себя.

Сейчас она одета и лежит на кровати.

— Ты не просил меня уйти...

— Думал, это и так понятно.

Айла садится, глядя мне в глаза, когда я передвигаюсь по номеру. Я хватаю одежду и выпивку из мини-бара, не предлагая ей.

— Это что, черт возьми, сейчас было, Ретт? — спрашивает она.

— Это... ничего. — Я делаю глоток виски. Он дешевый, и это меня удивляет, учитывая, что мы в отеле мирового класса, но сейчас мне просто необходим алкоголь. — Абсолютно ничего.

Виски обжигает горло, стекая вниз.

Туда.

Где я, наконец, начинаю что-то чувствовать.

— Значит, ты трахнул меня, просто чтобы выпустить пар? — спрашивает она.

— А разве это не так? — Мой член дергается, и я хмурюсь. Затем я смотрю на нее и ухмыляюсь.

Ее лицо вытягивается от разочарования.

— Или ты думаешь, если я поцеловал тебя — если трахнул тебя — все волшебным образом встанет на свои места? — спрашиваю я.

Она молчит. Да, думала. Она, черт возьми, так думала.

— Мило, — говорю я, качая головой, и делаю еще один глоток виски.

— Значит, ты просто хотел причинить мне боль, чтобы отомстить, — говорит она, наконец, поняв ситуацию. — Разве ты не думал, что будет достаточно, если ты просто скажешь, что больше не хочешь меня видеть?

— Вообще-то, нет.

— Кто ты? — спрашивает она, поднимаясь и направляясь ко мне.

Усмехаясь, я оглядываюсь через плечо, и выхожу на балкон.

— Прекрати. Хватит уже. Это не ты. Ты не этот парень, ты не бессердечный придурок. Я вижу это по твоим глазам.

Я перевожу взгляд на нее.

— Правда, Айла? И что же ты на самом деле видишь?

Она скрещивает руки на груди.

— Я вижу мужчину, который начинал в меня влюбляться, а я так сильно его обидела, что его сердце превратилось в лед, лишь бы больше никогда ничего не чувствовать.

— Поэтично. — Я закатываю глаза, делая еще один глоток.

— Не делай этого, — умоляет она.

— Не понимаю, о чем ты, — говорю я. — Я трахал тебя, а теперь я ничего не делаю.

Ее губы дрожат, но я не чувствую к ней ни грамма жалости.

— Знаешь, — произносит она, — одна из причин, почему я сразу не сказала тебе, кем являюсь — прошло слишком мало времени после Дамианы. Тебе было больно. И ты нашел спасение во мне. Я позволила тебе делать все, что ты хотел. Позволила тебе использовать себя, потому что ты был мне небезразличен, и потому что тогда именно это тебе и было нужно.

— Брайс всегда любил строить из себя мученика, — говорю я. — Должно быть, это семейное.

Айла прикрывает лицо ладонями.

— Не пытайся оправдать то, что сделала. Ты знала, кто я, но все равно трахалась со мной. Теперь разбирайся с последствиями своих действий сама. — Я опрокидываю в себя оставшуюся часть напитка. Я сжимаю стакан так сильно, что он в любую минуту может треснуть. — А сейчас пошла вон из моего номера.

На секунду ее рот открывается в изумлении.

— Пошевеливайся. С тобой я уже закончил. — Я направляюсь к двери. Моя челюсть сжата так сильно, что ее пронзает боль.

Я не видел, как это произошло — пощечина — пока не стало слишком поздно. Тепло растекается по моей щеке и челюсти. Ее карие глаза широко открыты, как будто она шокирована своими собственными действиями, но она ничего не говорит.

— Ударь меня еще раз, — говорю я. — Мне это так нравится.

— Тебе это нравится, потому что это единственный способ для тебя хоть что-то почувствовать, ты бесчувственный ублюдок. — Айла поворачивается на каблуках, чтобы уйти, но я хватаю ее за локоть и прижимаю к себе.

— Я сказал, ударь меня еще раз, — Я обхватываю ее запястье, крепко сжав зубы.

Она хмурится.

— Нет.

— Почему, черт возьми?

— Потому что я… — Она замолкает, опуская взгляд.

— Потому что… что?

— Потому что не хочу причинять тебе боль, — выпаливает она, ее глаза полны слез. А затем ее плечи опускаются, и она прижимает ладони ко рту, чтобы скрыть сорвавшийся с губ вопль. — Потому что я тебя люблю.

Я обхватываю пальцами ее подбородок, наклоняясь к ней так, что наши губы практически касаются друг друга. Ее слезы не смягчат меня. Я не жалею самовлюбленных людей.

— Тогда я настоятельно рекомендую тебе остановиться, — говорю я отчетливо и ясно. Я не хочу, чтобы в моих словах была двусмысленность. — Сейчас же.

— Что, если я не смогу?

— Тогда тебя ждет много боли. — Я отпускаю ее подбородок и даю возможность уйти, когда отхожу от нее и направляюсь к балкону.

— Ретт, — говорит она, следуя за мной. — Если хочешь причинить мне боль, если от этого ты чувствуешь себя лучше, то я понимаю. Я переживу это. Поверь, любая физическая или эмоциональная боль, которую ты мог бы причинить мне, ничто по сравнению с той болью, что я чувствую, когда тебя нет рядом.

Я ощущаю тепло от ее руки на своем плече и поворачиваюсь к ней.

— Не думаю, что ты понимаешь, — говорит она, сложив обе руки на груди и глядя на меня умоляющим взглядом, — насколько сильно я... принадлежу тебе.

— Не будь смешной. Мы почти не знали друг друга, — говорю я. — И не льсти себе. Ты не более, чем небольшая вспышка на моем жизненном пути.

— Глубина чувств не зависит от количества времени, проведенного с кем-то.

— О, да? Это доказано учеными? — ухмыляюсь я, проталкиваясь мимо нее.

— Ты когда-нибудь любил меня? — спрашивает она, наклоняя голову. — Когда все было хорошо, ты когда-нибудь смотрел на меня и думал, что, может быть, начал влюбляться в меня? Хоть немного?

Конечно, да.

— Нет, — лгу я.

— Если ты никогда не любил меня, если я была просто очередной девушкой, которую ты трахал, небольшой вспышкой на твоем жизненном пути, то почему так сильно хочешь причинить мне боль?