Вилья на час (СИ) - Горышина Ольга

Не тут-то было! Не успела я встать и устремить взгляд в сторону железной рыбины

— скульптуры на пляже, как Пабло схватил меня за руку.

— Погоди, погоди… Мы же караулим вещи соседа. Сейчас парень вернется и пойдем плавать.

Выходит, он смотрит не только на меня и думает не только обо мне. А у меня напрочь из головы вылетела просьба соседа. Правда, я ее и не поняла толком, она была произнесена на испанском. Пабло же не захотел никого нанимать в охранники, оставил все, даже телефон, в багажнике мотоцикла. Я не взяла совсем ничего и теперь чувствовала себя неловко: цены здесь не детские, а я понятия не имела, чем парень занимается и каков его бюджет. Да и становиться статьей его расходов мне не хотелось, даже будь он миллионером. Но это не так, состоятельные люди не сдают свои квартиры даже знакомым вампирам и уж точно не просят заплатить городу самостоятельно туристический сбор. Да ладно, что я считаю чужие деньги! Он как бы в услужении у Альберта, и тот возместит все связанные со мной расходы, можно не сомневаться. Только где его черти или ангелы носят?! А то я стану знаменитой барселонской пловчихой с таким кабальеро!

Пабло, видимо, был заядлым купальщиком. Пока я, кое-как нащупав большим пальцем песок, приводила в порядок дыхание, он все плавал и плавал. Отращивает себе жабры, что ли? Ихтиандр местного разлива!

— Пабло, я выхожу! — крикнула я, бросив взгляд на песок.

Он точно команды ждал, и мы поплыли, но вдруг он схватил меня рукой за шею и отшвырнул в сторону. От неожиданности я чуть не ушла под воду, но он снова схватил меня, на этот раз под грудью.

— Прости, — Смуглое лицо было совсем рядом. Я даже видела капельки воды на губах барселонца. — Ты просто плыла прямо на дохлую крысу.

— Кого?!

Он повторил ответ. Нет, я не хлебнула соленой воды, но она готова была политься из меня фонтаном. Живот скрутило и совсем не оттого, что я скрестила за спиной Пабло обе ноги, а от английского слова «рэт».

— Плыви чуть в сторону!

Какое плыть! Я не была уверена, что сумею отцепиться от Пабло даже на суше. Нас и так уже снесло к скульптуре, и под ногами у барселонца снова не было песка. Он барахтался, удерживая нас обоих на плаву.

— Ратон, просто мышка и по-испански не так страшно звучит, верно?

Он шутил. Или, скорее, пытался скинуть меня в море. А я продолжала держаться за него и руками, и ногами, наплевав на все приличия и грязные мысли, которые могут возникнуть в голове пловца. У меня они были кристально-чистыми: я не поплыву рядом с дохлой крысой! Боже, а если бы я столкнулась с ней нос к носу…

Пока я была нос к носу с Пабло и даже не попыталась бы в таком состоянии увернуться от поцелуя, но он упустил свой шанс, перевернулся на живот и наконец освободился от меня, но плыл все же плечом к плечу. А я все проверяла ногой песок и, нащупав дно, припустила через грязь, в которой в этой стороне плавали даже презервативы, к берегу.

— Ну ты и трусиха!

Вот теперь я покраснела, хотя плевать. Все бабы такие… Почему я должна была оказаться исключением?

— Ратон? — переспросила я, поражаясь сама себе, что сумела в панике запомнить испанское слово.

Мы шли вдоль кромки воды. Идти далеко. Не пропустить бы наше полотенце. Опознавательные знаки — два пустых стаканчика.

— Ратон!

Я оказалась в воздухе, но смотрела вниз — и там, на песке лежала огромная крыса с черными глазами, острыми усами и длиннющим хвостом. Я, наверное, закричала бы, не ткнись зубами в мокрое плечо Пабло. Как он успел подхватить меня на руки? Наступи я на крысиный труп, тоже бы пала рядом бездыханной.

— Трусиха! — смеялся он мне в ухо, а я дрожала даже под его горячим дыханием.

Он шел вперед, не думая останавливаться и спускать меня с рук. А я и не хотела на этот песок — какая дрянь там еще водится?

— Грасиас, — поблагодарила я своего спасителя на его родном языке, когда почувствовала под ногами полотенце. — Мне очень стыдно.

— За что? За то что укусила меня?

Он улыбался, а я от неожиданности лишилась дара речи и умения складывать иностранные слова в удобоваримые предложения. Когда? Когда чуть зубы себе не вышибла о его ключицу? Или шутит? Намекает на вампиров? Да, пошел он! Хотя стоит спросить, как он познакомился с Альбертом. Только вопрос, что он в тебе нашел, лучше пока держать при себе и адресовать самому Геру Вампиру. А что сказать сейчас Пабло? Я просто подняла руку к плечу и смахнула песок с невидимого места укуса.

— Прощена, — улыбнулся испанец еще шире.

Я же осталась со стиснутыми зубами. На не очень невинные шутки случайных знакомых лучше вообще не отвечать. В целях собственной безопасности. И с этой самой целью лучше скорее отряхнуть полотенце от песка, взять мешок с одеждой и пойти в туалет после легкого пляжного душа. Из головы песок не стряхнешь, но из других мест его лучше убрать, а то мой романтический отпуск сорвется. Стараниями некоего мачо!

Меня все еще трясло от истории с крысой, когда я вышла под палящее солнце почти чистой и почти сухой. Волосы я распустила и потому держала шляпку в руках.

— Эрэс бонита, — улыбнулся Пабло, а я осталась серьезной: все-таки это свинство делать даме комплименты на незнакомом ей языке, даже если можно смутно догадаться, что восхитились ее красой. Или отсутствием таковой. В зеркале я себе не понравилась. Хотя любой мой недостаток сейчас в кассу. Прихорашиваться буду для Альберта, а сейчас дожить бы в целости и сохранности до встречи с ним.

Я отвернулась первой. Подняла глаза к небу. Оно потемнело. Как и лицо Пабло за секунду до того.

— Постоим тут под навесом? — голос не выдавал грусти. — Переждем или побежим под дождем?

— Дождь? — я переспрашивала лишь потому, что не могла поверить, что жара и ослепительно-бирюзовое небо вмиг может посереть. Стать таким же серым, как ткань, из которой был сшит костюм Альберта, когда мы вместе слушали музыку Шопена.

Дождь — его визитная карточка. Дождь — это обещание встречи. Он не сумел нагнать вчера туч, он сделал это сегодня… Он сделал! Он придет!

Я победно взглянула на Пабло. Барселонец выглядел каким-то растерянным. Понимает, что означает дождь? Скорее всего, да — он ведь знаком с Альбертом. Знаком… Но понимает ли он, что этот дождь значит для меня? Нет, даже я не до конца понимаю, что будет, когда я наконец сомкну пальцы на шее Альберта и сдую с его лица непослушные кудри. Что будет…

Глава XIX

Я никогда так не радовалась дождю, как сегодня — он стекал ручьями с одежды и волос, холодил тело, но не смывал с губ довольной улыбки. Лицо Пабло чуть просветлело, как и небо, хотя еще пять минут назад он не знал, на каком языке еще извиниться за то, что утащил меня с пляжа.

— Я был на все сто уверен, что дождь закончился!

Ты не ошибся, мачо. Он просто начался снова, чтобы охладить твой пыл и смыть следы твоих рук с моего тела! Говорил мой взгляд. Возможно, по-русски, потому Пабло так и не понял, что произошло.

Барселонец держал меня подле себя с такой силой, что на коже запястья остались красные следы, точно от наручников. Ужас! Странно он помогает Альберту, очень странно. И уж я точно не давала ему повода за собой ухаживать, если заключение в кандальные браслеты все же зовется в этих краях лаской. Крыса не в счет, это был форс-мажор — я бы на любого запрыгнула с еще большей страстью, чем в воде на него!

— Хочешь кебаб?

Есть мне действительно хотелось, но влезать в карман барселонца — увольте. Однако он уже толкнул дверь забегаловки. Спрашивает моего согласия он просто так, чтобы не молчать, наверное.

Район жилой, никакой пресловутой барселонской красы тут днем с огнем не сыщешь. Общепит подстать месту. Пластиковая стойка, высокие столы, табуреты, холодильник с прохладительными напитками и телевизор с вечным футболом. Такого даже в самой жуткой питерской дыре не встретишь.

Но какой у меня выбор? Кто платит, тот и еду заказывает. Я сама — увольте. От картинок и запахов мой организм вырабатывал вовсе не слюни. Однако когда мы вышли на улицу и через квартал уселись на скамейку, я сумела оценить местную арабские кухню: не зря, видимо, испанцы под мусульманами восемь веков жили! Хотя картошка, жареная в масле со специями, и в Африке картошка! Что уж говорить про шаверму в руках голодной питерской девушки… В общем, целые десять минут я не скучала ни по австрийской обходительности, ни по румынской бесшабашности, но вот сытый желудок тоска по Альберту скрутила куда сильнее голода.