Канарейка для Ястреба (СИ) - Гур Анна

Теряюсь под таким напором.

— Я… — растерянно мямлю…

— Я надеюсь. Ты не натворила глупостей? — сухой вопрос. Ивет всегда отличается жесткостью.

— Мама, нет…

Вздыхаю. Конечно, мать заметила мою одержимость телефоном и на ее вопросы, я честно рассказываю обо всем, что чувствую и что случилось…

Когда я замолкаю, Ивет встает с кресла и проходится по комнате. Она молчит, давя своим авторитетом. Заставляет меня испытывать чувство вины. Хотя, я не понимаю в чем провинилась.

Идет на кухню. Слышу, как гремит посудой и открывает кран. Мать возвращается с полупустым стаканом воды, который залпом допивает.

— Послушай меня, Адель. Послушай внимательно, а главное услышь то, что я тебе скажу. И помни! Я не враг тебе, я твоя мать! — Ивет приближается и нависает надо мной, подавляет, заставляет вжаться в спинку дивана.

— Не будь дурой, Адель! Ты хоть понимаешь кто такой Тайгер Ривз?! — кричит мне в лицо Ивет, не справляясь со своими эмоциями и позволяя гневу просочиться наружу. — Завтра ему и ему подобным будет принадлежать этот мир! Ты для него просто блажь, секундное увлечение! Он растерзает тебя и пойдет дальше! Даже имени твоего не вспомнит! Ты для него никто!

Вскакиваю с дивана. Пытаюсь убежать, чтобы не слышать обидные слова, которые бьют прямо в цель, заставляя сердце кровоточить. Ивет ловит меня за руку и продолжает орать мне в лицо.

73

— Ты идиотка, если надеешься на то, что между вами может быть хоть что-то. Очнись! Я твоя мать! Я знаю! Опыт у меня! Жизнь, прожитая за плечами! Не верь мечте! В этой гребаной жизни нет места сказкам! Не позволяй чувствам затуманить разум. Рано или поздно он наиграется! Чем больше у человека власти и денег, тем меньше он разменивается по мелочам. И эта мелочь — ты!

Выворачиваюсь из захвата и пячусь. Мы впервые так сильно с ней цапаемся.

— Мам, я поделилась с тобой своим счастьем! Мамаааа! — кричу я раненым зверем — Почему, ты хочешь сломать меня, почему швыряешься этими ядовитыми фразами, словно, ножами! Я не думаю о совместном будущем, мне сейчас с ним хорошо, а больше мне ничего и не нужно!

— Дура! Это мечты! Кто, если не я вобьет в твою тупую голову, что мечты — яд! И Тайгер твой — отрава! Это сейчас тебе не нужно ничего, а когда придет время, и ты захочешь всего, ты останешься ни с чем, разбитая и разорванная им в клочья!

Материнское сердце не обманешь! Не может быть ничего общего у богатого наследника рода и у девочки из низов! Я знаю! Я жизнь эту дерьмовую знаю! Чем больше у человека богатства и власти, тем он более жесток! Твой Ривз не будет размениваться по мелочам! Идиотка ты наивная! Ты грязь под его начищенными дорогими туфлями! Раздавит и не заметит!

Это жизнь, а не придуманная сказка про Золушку! Одумайся пока не поздно!

— Я ненавижу тебя! — в отчаянии ору я в ответ, слезы текут ручьями по щекам, ведь мать бьет, не промахиваясь, впечатывая в меня мои же собственные страхи и сомнения. Я в глубине души, все это понимаю, но от того мне лишь больней в разы!

— Ненавижу тебя! Ненавижу! — кричу и выбегаю на улицу, хлопнув дверью.

Я бегу, не разбирая дороги и слезы льются ручьем. Обида и боль застилают взор. В эти секунды мне искренне кажется, что я ненавижу ее! Ненавижу ближайшего человека, свою собственную мать!

Ненавижу за правду, за то, что знает слабости и бьет, не промахиваясь точно в цель.

До безумия захотелось выхватить телефон и позвонить Тайгеру. Услышать его голос и рассказать все. Поделиться всем, что накипело. Предъявить чертову уйму претензий, что больше недели прошло, а он так и не позвонил! Что заставил надеяться, а сам забыл обо мне! И что все это время я убеждаю себя, что он просто занят вступительными экзаменами и у него просто нет времени на звонки и прочее.

Убеждаю, а сама знаю, что время на звонок найдется всегда. Один звонок и простой вопрос: Как ты Адель? Как дела? Как проходит твое лето? Я скучаю…

Несколько фраз и счастью моему не было бы конца и края, а мой мир наполнился бы светом и солнцем.

Но чертов телефон молчит, а я все больше теряюсь в своих сомнениях…

Снимаю блокировку с телефона, вхожу в контакты. Я ведь записала его номер в книжке, после его звонка с требованием спускаться. За это время я выучила его номер наизусть.

Смотрю на цифры, и ничего не вижу, взгляд расплывается от слез.

Конечно, я ему не позвоню.

Просто не смогу.

Засовываю телефон обратно в штаны и сажусь на камень, устремляя свой взгляд в никуда.

74

Я смотрю на убогую улицу и здания с обшарпанными стенами. Вдали вижу силуэт ненавистной ткацкой фабрики, где работает мать.

— Хэлло, Адик, чего ревешь?

Вскидываю голову уперев взгляд в местного пацана в выцветших джинсах и старых кроссовках.

Мои звездные одноклассники за такие искусственно “застиранные” и рваные джинсы выкладывают огромные суммы, а здесь, в наших трущобах, это дань не веянию моды, а правда жизни, когда носишь одну — единственную вещь, стирая ее до дыр.

Упираю взгляд в веснушчатое лицо, со вздернутым носом и упрямым тяжелым подбородком.

Окидываю массивную фигуру парня оценивающим взглядом. Отмечаю, что скорее всего он добился подобного рельефа не часами проведенными в качалке, а работая тяжелым физическим трудом, таская тяжести, на той же фабрике. Знаю его. Фил Гринвуд. Парень с нашего двора, мы учились в моей старой школе вместе, ну он постарше.

— Привет, Фил… — вытираю, судя по ощущениям опухшие глаза и встречаю спокойный взгляд улыбающегося соседа. — Все в порядке. Все путем.

— Агась, поэтому и ревешь белугой и спринт по району устроила. Я за тобой от самого твоего дома тащусь.

— С чего это? — удивляюсь заявлению Гринвуда.

— Та ничего, нравишься ты мне, Адик. — улыбается Фил и я не могу понять он так шутит, или серьезен. Смотрю в сероватые глаза, которые цепко осматривают меня с ног до головы.

От подобного внимания взрослого уличного парня становится не по себе. Отвожу взгляд, но он подходит ближе и опускается на корточки прямо передо мной. Смотрит прямо глаза в глаза.

— Что случилось, звездная девочка? Адик, поговори со мной. Может смогу помочь… Посоветую чего.

От этого парня веет теплом и пониманием и в эту секунду мне нестерпимо хочется поделиться своей обидой, но единственное, что я могу ответить слетает обвинением с моих губ:

— С матерью поцапалась, Гринвуд.

— А… ну с предками ссориться — это святое. Считай взрослеешь, солнышко. Пойдем прогуляемся, красавица, пообщаемся… Как жизнь вообще?

Я смотрю в симпатичное заинтересованное простое лицо и улыбаюсь в ответ. Фил располагает к себе. От него не веет угрозой. Уже не пацан, почти мужчина. Типичный представитель моего мира. В трущобах быстро вырастаешь. Здесь нужно быть сильным, физически крепким и шустрым. Тут свои правила и законы.

Кажется, Гринвуд им идеально соответствует. Я помню этого парня еще со времен, когда под стол пешком ходила, а его веснушчатое лицо украшали подростковые прыщи…

75

Впервые я нуждаюсь в общении. Мне хочется почувствовать себя нормальной, обычной и интерес в глазах этого пацана воспринимается мной той спасительной соломинкой, за которую я цепляюсь всеми силами, пытаясь вырваться из своих расшатанных грустных мыслей и обид.

Улыбаюсь, некрасиво шмыгнув носом. Вызываю веселый смех у Гринвуда:

— Давай прогуляемся! — протягивает мне крупную ладонь он. Хватаюсь за его руку и встаю.

Понимаю, что на голову уступаю в росте этому крупному уличному пацану, который выглядит весьма устрашающе.

— Ну как там, золотая девочка, как твоя жизнь и успехи в школе мечты? — спрашивает Фил, а я смотрю на него в нерешительности, стремясь понять прикалывается ли он, как это любят делать мои бывшие одноклассники при каждой встрече…