Поймать лаптем удачу (СИ) - Смирновская Маргарита

Как давно я не видела её дом! Родители предлагали его отремонтировать и мне в нём жить. Они же очень хотели, чтобы я замуж вышла и осталась жить в деревне. Но мне скучно и тоскливо жить на природе, где существует только огород, скотина во дворе и пара магазинов. Сейчас я жила: завод, дом, завод, дом. Здесь люди совсем другие, и ритм жизни другой, понимание жизни другое. Вот даже взять деревенского человека и предложить ему подарить йоркширского терьера. Он его увидит и скажет: «Да зачем он мне. Это чёрте знает что! И не собака и не кошка!». А скажешь ему, что эту породу необходимо мыть, стричь, чесать, зимой одевать, то деревенский человек ответит: «Не нужен мне этот геморрой! Это собака. Собака должна жить в будке во дворе. Есть помои, хлеб, кости. Сидеть на цепи. А это… для богатых!». Конечно, в Московской области, кто живёт в своих домах, уже давно заводят себе собак и кошек (да и других зверушек — тоже). Но в Воронежской области (не подростки), а просто обычные жители — они не привыкли к таким питомцам. У них есть о ком заботиться. И если они заводят породистых собак, то это охотничьи и сторожевые, такие как «борзые» и «алабаи». И вид у этих собак совсем не такой, какой может выглядеть породистая собака, проживающая в квартире…

Впрочем, если уж меня охватила тоска по деревне и по родителям, то — как отдам Высоковскому документы, поеду и навещу родителей, и бабушкину могилу, и её домик. Не хочу, чтобы он так же зарос, как дом на фото.

Так я, рассматривая фотографии, дошла до выхода, а услышав знакомый голос — обернулась. На крыльце стоял Миша. А с ним стояла девушка лет четырнадцати-пятнадцати во всем чёрном, похожая на рокершу. Причёска у нее была негритянская, вся в косичках. Она заметила, что я на неё смотрю, и указала на меня Высоковскому. Миша обернулся и открыл мне дверь, приглашая меня на крыльцо. Делать нечего. Я вышла.

— Это она? — спросила его девушка, смачно жуя жвачку.

Миша утвердительно кивнул головой. Девчонка оценивающе разглядывала.

— Я её другой представляла. Ну, сойдет. — Толкнула она его с силой в плечо. — Я — Зая. — Наконец представилась она. — Соседка его.

— Вика. Секретарша его отца.

— Владимира Львовича, — дополнил Высоковский.

— А я и думаю, как?! Когда успела?! — засмеялась девчонка. — Ну, я погнала. А то Лондон меня заждался.

Девушка хлопнула по руке Михаила и побежала за угол. Я не понимала, зачем меня Михаил познакомил с ней?! Показать что его Зае пятнадцать лет?!

— Это Зина. Младшая дочь друга моего отца. Она байкерша. Мы вместе участвуем в парадах и гонках. А так же, она выручает меня. Вчера забрала мой «Хаммер», брошенный у ресторана. Сейчас пригнала его обратно.

— Только в вечернем платье вряд ли я на нём поеду, — подумала я вслух и осеклась, но поздно.

Он опять беззвучно захохотал.

— А ты хочешь со мной поехать?!

Он уже утверждал, а не спрашивал меня.

— Ты сам сказал, что пока я не найдут убийцу, ты будешь со мной!

Я уже отчаивалась выкрутиться. Ну, правда, с чего я взяла, что он хотел меня провожать домой?

— Я могу отправить тебя с охраной.

Он открыл дверь ресторана.

Там я почувствовала, что замерзла. Что же это такое? Я не хочу ехать с охраной. Ещё дня три назад, мне было бы всё равно с кем ехать, да лучше бы и одной. А сейчас я не хочу ехать ни с кем, кроме него. Впрочем, я могу ему сказать, что не доверяю и его охране. Да и куда он на «байке» собрался? Какую жизнь он ведет?

— Миша, у тебя такая красотка! А у неё есть работа?

Кто же это за спиной? Высоковский опять засмеялся.

— Есть. Она уже у нас работает.

— Где? Я хочу, чтобы ты её ко мне перевел.

Я не могла вспомнить, кому же этот голос принадлежал, и обернулась, чтобы поздороваться.

— Виктория? Это она?! Что за…

Это был Владимир Львович. Он уже грозил нам пальцем, пока Миша громко смеялся.

— Ты видишь, эта девушка уже у тебя. И даже в твоём вкусе.

Вот сейчас мне было впервые приятно. Это был самый честный комплимент. Мы с Мишей ещё над ним посмеялись. Я даже почувствовала себя его старой подругой со школьных времен. Потом все пошли к столам брать закуски, и Рубинова читала свой подростковый стих.

Читала она это таким проникновенным, бархатным, нежным голосом, что многие пустили слезу, и я тоже чуть не расплакалась. Впервые, когда я слышала стихи про безответную любовь, то не вспомнила об однокласснике, который уже женился и дочку растил, и так и не ответил мне ни на одно письмо или записку. В этот раз я умирала от ревности, думая про Мишу: «Куда же намылился этот белобрысый байкер?». Что у него может быть такое срочное, что он мою жизнь поручил охранникам? Или теперь он меня боится? Боится, что я его опять заставлю с собой спать? Но я же к нему не приставала! Ничего ведь не было… Блин! Что я наделала?! Что он теперь обо мне думает? Что я ненормальная и истеричка. И правильно думает!

Съев два салатика в розеточках и рулетик, я поняла, что мне душно в их компании, и поэтому пошла снова смотреть фотографии. В зале я была одна, было чуть прохладно. На крыльце стояла Светлана с дамой бальзаковского возраста, они говорили о Высоковских. У меня же сложилось мнение, что на фуршетах есть две темы: курс валют и… Высоковские.

— Не думаю, что он справится с такой компанией. С Ефимовым и с Гордеевым ему никогда не поладить. Не восстановит он её, и придется Высоковскому компанию нам продать. — Говорила Света о компании, как я поняла. А потом, завидев меня, перевела тему. — Ты видела, какую он дешёвку сегодня привёл?! Еще хлеще, чем прошлый раз!

— Это ты про Мишу? — не поняла дама.

— А про кого же? Алинка всем трезвонит про свадьбу. — Света дико засмеялась. Я прекрасно понимала, что и смех был адресован в мой адрес. — Какая свадьба. Он свою молокососку даже сюда притащил! Педофилия не лечится! Сколько лет этой тощей вешалке?

— Лет двадцать, — ответила дама, которая не видела, что я стою в холе, замерев у картины.

— Да ну! Пластика, подтяжки, грим… итого, лет тридцать пять или сорок! Уверена, что даже не целуются! У него на эту старухи не встанет!

Я сглотнула. Нет ни пластики, ни подтяжек… Ну не сорок же! Я повернулась к Свете и смотрела на неё. Пусть говорит мне в глаза, уже точно зная, что я всё слышу.

— Миша ни с кем не встречается. Потому что так хочет…

— Вот я и говорю, не встречается он с ней! Ты видела её выражение лица? Тухлые огурцы смотрят и то приятнее! — закатывалась от смеха Света.

Мое терпение подходило к концу, и я тихо отчеканила.

— У огурцов нет лица. Они не могут смотреть.

Я хотела еще добавить: «Биологию учить надо!», — но почувствовала на своем плече теплую руку. И обернулась. Миша стоял и, чуть улыбаясь, смотрел на меня. Он не успел мне ничего сказать. Я сама повисла на нём и жарко поцеловала. Света уже ничего не говорила. Думаю, она выронила сигарету изо рта. Сколько мы стояли и целовались — я не знаю. Только потом я услышала знакомую английскую мелодию семидесятых годов, и теперь все повалили в этот холл танцевать. И я с Высоковским, конечно, стала танцевать. Я покраснела, когда вспомнила, что набросилась на него. Он, вероятно, даже не знал, что про нас говорили такое. Да ему, как всегда, плевать, что про него говорят. Но мою внешность сравнить с тухлым огурцом — это уж слишком! Сердце колотилось в четыре раза быстрее ритма музыки.