Любовь в прямом эфире (СИ) - Султан Лия

— Да, конечно, я помню, — успокаиваю маму, раскатывая тесто.

— Я, кстати, хотела тебе кое-что сказать, — загадочно начинает мама. — Пока папы нет..

— Так-так, что у нас за секретики? — хмыкаю я.

— Твой биологический отец меня нашел, — тихо говорит мама.

Я несколько секунд гляжу на нее, потом молча беру маленький кружок для раскатки и начинаю работать скалкой.

— Сонь, — зовет мамуля.

— Что? — поднимаю глаза и мой голос звучит слишком странно. — Мне зачем эта информация? И давай будем называть его просто донором.

— Он мне названивает, раздобыл где-то мой номер. Сама не знаю, у кого взял.

— И чё ему надо? — включаю ершистую Соньку.

— С тобой хочет встретиться. Неожиданно, конечно. Я ему сказала, что не надо. Но он меня достал. Папу не хочу вмешивать, он такой вспыльчивый.

— Мам, ну зачем мне это? — мучаю бедное тесто и сыплю на него слишком много муки. Она попадает на черную футболку, а я еще больше завожусь. — Хочет встретиться, чтобы что?

— Я ответила, что это очень плохая идея. Но он прилип как банный лист.

— Может, ему что-то нужно? — прищуриваюсь я, а потом распахиваю глаза и тычу в маму скалкой, — А-а-а, я поняла. Он болен и ему нужна моя почка!

— Соня, — мама хихикает и бросает в лицо муку. Теперь у меня лицо белое. — Ты в своем репертуаре. Какая почка?

— Я другого объяснения не вижу. Еще раз позвонит, отшей его, скажи, что он мне не нужен. И почку я свою не отдам. Мне она самой нужна. 38 лет — это знаешь ли не 8.

Глава 32

— Скажи мне, Эсми, почему нам всегда достается самая грязная работа? — спрашиваю сестру, которая сидит напротив и быстро чистит морковь. В сто раз быстрее, чем я. Но она повар, а мои руки предназначены для другого.

Эсми смеется, сдувает выбившуюся из-под платка прядь и говорит:

— Потому что мы всегда опаздывает и приходим, когда все хлебные места заняты. Никто не хочет чистить морковку.

— Ладно ты — повар. А я…у меня же руки из одного места.

— Не наговаривай на себя. Нормальные руки.

Перед нами стоит мешок моркови, пакет для мусора, куда мы скидываем очистки и большой таз с водой, куда мы бросаем овощи уже без кожуры. Все женщины в доме сегодня в платках. Обычно мы их надеваем в день самих поминок, но сегодня к нам пожаловала одна очень древняя, но уважаемая старушка-родственница, поэтому все дамы быстро подсуетились и покрыли головы.

Подготовка к завтрашнему большому мероприятию идет полным ходом. Мужчины — в основном наши братья — собираются резать барана. Раньше это делали старшие, но теперь вчерашние дети, которые затаив дыхания следили за действиями взрослых, сам дошли до того возраста, когда им можно самим принести в жертву животное. Тети на летней кухне готовят самсу, а наши младшие сестры занимаются созданием “пятмисов” — подносов со сладостями для женщин. Поднос визуально делится на две части. На каждую сторону кладут по свернутому в квадрат пакету и маленькой лепешке, добавляют орехи, сахар рафинад, печенье и конфеты. Чем больше шоколадных, тем лучше. Все должно быть поровну, чтобы никого не обидеть. В день поминок эти подносы кладут на столы перед женщинами, которые сами ничего оттуда не едят, а достают пакеты и складывают все, в том числе и выпечку, для домочадцев, обычно для детей и внуков. Помню, в детстве мы очень ждали бабушку и теть с назиров и потом объедались сладостями, потому что пакетов было много.

— Ну как там твой сосед? Не буянит? — спрашиваю сестру, которая недавно жаловалась на владельца лор-клиники, которая открылась рядом с ее магазином. Тот просверлил дыру в ее стене.

— Наглый, заносчивый медведь! — рявкает она. — Но вылечил мой тонзиллит.

— Что? — переспрашиваю я.

— Горло у меня болело. А он пришел извиниться. Говорит: “Приходите ко мне. Я вас вылечу бесплатно”. Ну я пошла, раз бесплатно. Села в кресло, а он достает какой-то шланг и машет им у меня перед глазами. Открывайте, говорит, рот. А я ему: “а это нам вообще как поможет?” А это оказывается камера. Он ее засунул и показал, что у меня там все в пробках. Короче, за три сеанса меня вылечил.

— Как хоть зовут твоего спасителя?

— Муслим.

— Магомаев? — издаю легкий смешок, который подхватывает Эсми.

— Это его кличка, — тихо хохочет она, чтобы не обратить на себя внимание.

— Соня, Соня! — к нам подбегает запыхавшаяся Жанна. Та самая врач, к которой я отправила в Льва в день нашего знакомства.

— Что? Что такое? — вытаращив глаза смотрю на нее.

— Через весь двор к тебе бежала, — она делает пару глубоких вдохов. — К тебе там мужчина пришел. Я подъехала, а он стоит у ворот, боится зайти. Я еще смотрю на него — лицо знакомое. Знаешь же сколько пациентов в день проходит. А он мне: “Жанна, я вас помню. Вы мне когда-то помогли”. И тут дошло до меня! Короче, к тебе пришел Лев.

— Лев? — из рук выпадают овощечистка и морковка.

Сердце бешено застучало и я приложила к нему ладонь, чтобы успокоить его. Сердце — предатель, сердце — слабак, сердце — магнит, который так и тянет ко Льву. Хоть я и сопротивляюсь. Встаю со стула, стряхиваю с себя пылинки и иду к калитке.

— Соня, стой! — кричит Эсми, хватая меня за руку. Я оборачиваюсь, а она улыбается. — Платок-то сними.

— А, точно!

— И волосы пригладь. Нет, давай лучше я.

Сестра убирает платок и поправляет мой хвост.

— Вот теперь иди, — благословляет она.

Открываю высокую металлическую калитку, выхожу на дорогу и гляжу по сторонам. Замечаю джип Льва, припаркованный у соседнего дома. Он тоже меня видит и выходит из машины. Я подхожу к нему и встаю на безопасном расстоянии. Господи, как же он хорош в темных джинсах, пуловере и кожаной куртке нараспашку.

— Привет, красавица! — его довольное, даже счастливое лицо ослепляет.

Но Соня — птица гордая. Скрещиваю руки на груди и вскидываю подбородок.

— Во-первых, как ты меня нашел? Во-вторых, зачем приехал?

— Я тоже рад тебя видеть, — усмехнувшись, он упирается бедрами о капот и зеркалит мою позу. — Как нашел? После того, как я облажался в прошлый раз, я сделал работу над ошибками и теперь знаю о тебе все, — многозначительная пауза будоражит, но я все еще держу себя в руках. — Второй вопрос. Ты трубку не берешь. Я звоню тебе уже второй час.

— Трубка? — задумываюсь я. — Блин, телефон в сумке, а сумка дома. Ну хорошо. Я бы перезвонила. В чем срочность?

— Соскучился, — пожимает плечами. — А ты?

— Нет, — вру и не краснею. Ничего, ему полезно будет.

— Врешь, — одаривает меня своей фирменной ухмылкой.

— И вообще, у нас так не принято. К незамужней девушке не должен приезжать мужчина, если он не представлен семье. Это, знаешь ли, уят (позор).

— Серьезно? — его густые брови взлетают вверх.

— Ага.

— Хорошо. Когда ты будешь дома? Поговорить надо.

— О чем?

— Ты подумала над моим предложением?

— Ох, Лева, — тяжело вздыхаю. — Это не место для переговоров. И нет, я еще ничего не решила.

Он отталкивается от капота, подходит вплотную и берет меня за руку. Не могу не смотреть на него, хоть и стараюсь. Но все во мне так и тянется к нему. Сопротивляется, все равно сдается.

— Значит, надежда еще есть, — второй рукой Лев заправляет за ухо прядь и я вздрагиваю от этого невинного жеста.

— Эй, Сонь. Помощь нужна, — голос старшего брата Анвара вмиг приводит в чувство.

Оба поворачиваем головы и видим, как у калитки собралось четверо воинственно настроенных восточных мужиков. На Анваре клеенчатый фартук, запачканный кровью барана. В мощной ладони — нож, с которого стекают багровые капли. Он проводит рукой по лицу, оставляя на нем красные следы. Остальные стоят с таким грозным видом, будто после бедного барашка возьмутся за Льва.

— Нет, я справлюсь, — метнув в братьев гневный взгляд, поворачиваю голову ко Льву.

— Вот видишь, — шиплю я.

— Ты думаешь я испугался? Я рос на районе в 90-е, Соня. — шепчет он и вдруг резко оставляет меня одну и идет к моим родственничкам. — Салам алейкум, мужики.