- Я не слежу за твоим ангелом, родной. Откуда мне знать? Может быть, она хотела тебе насолить и…
Сука! Как же меня бесит, когда кто-то думает, что у меня есть чувство юмора. Особенно, твою мать, в такой ситуации!
Ее бесполезный треп я прерываю резко. Не люблю так поступать, но в некоторых ситуациях такова уродливая необходимость моего мира.
Замахиваюсь и даю ей сильную, оглушающий пощечину, от которой Элен падает на диван. Чувствую ли я вину? Нет. Чувствую ли удовлетворение? Тоже не совсем. Мне не нравится бить женщин — это правда; но когда женщина переходит все границы и перестает быть женщиной, а становится угрозой? Тогда, сука, да. Я испытываю удовлетворение.
Смотрю на нее холодно и безучастно. Как она хватается за моментально вспыхнувшую щеку, как поднимает на меня ошалевший взгляд, как задерживает дыхание. Замечательно. Мы вспомнили, кто перед ней.
Медленно наклоняюсь и шепчу тихо, хотя взглядом почти препарирую каждый гребаный миллиметр ее тела.
- Ты считаешь меня конченым мудаком или где вообще?! Или ты думаешь, что я не узнаю твой почерк?! Родная, тебя не просто так прозвали Черной мамбой, забыла?
- И я, по-твоему, дала бы ей отраву? - сбито шепчет она, - Если я знаю, что ты обо мне знаешь?! Это самоубийство!
Нет, сука. Не помогло.
Хватаю ее за шею и резко дергаю на себя так, что наши лица почти соприкасаются.
- Послушай меня очень внимательно, Элен. Либо ты перестаешь мне врать СЕЙЧАС, СУКА! Либо ты пожалеешь! Я привлек тебя в этому делу, но не стоит забывать, что ты не единственная, кто может сделать то, что мне нужно. Ты не единственная! Я могу тебя заменить, и сверху, будь уверена, одобрят все мои действия!
- А она единственная, значит?
Сжимаю пальцы сильнее и снова падаю до угрожающего шепота.
- Ты забываешься. Ты охуеть как забываешься, малышка. Я отдаю тебе прямой приказ! Помнишь, что бывает за неподчинение прямым приказам?!
Она заметно сглатывает, и я чуть ослабляю хватку.
- Помнишь. Поэтому я попробую еще раз. По-хорошему. В память о нашем прошлом. Что. Ты. Дала. Моей. Жене. А главное — как?
- Возбудитель, - шепчет она в ответ, - Обычный наркотик возбуждения. Ничего с ней не будет, последствия минимальны.
- Отлично, мы начинаем соображать. Как?
- Нянька.
- Что «нянька»?
- Она по тебе текла, была уверена, что у нее почти получилось тебя соблазнить. Это было просто. Твой ангел сам себе яму выкопал, когда решил показать свой гонор. Опять!
- Ты понимаешь, что подписала няньке смертный приговор?
- Мне по хер.
- Замечательно. Значит, сама его и исполнишь.
Отпускаю ее, и Элен валится на пол, успев лишь в последний момент подставить руки, чтобы не разбить себе лицо о паркетную доску. Я смотрю на нее с отвращением, вытирая руки о костюмную ткань.
- А теперь заруби себе на носу, малыш. Ты не подходишь к моей жене, не обращаешься к ней и даже не смотришь. Увижу или узнаю — я тебя к стене прикую, а потом буду пытать, пока мне не станет скучно. И ты, сука, будешь молить о смерти. Все ясно?
Она кивает пару раз и тихо всхлипывает. На моих губах в ответ только кривая насмешка.
- Не надо актерствовать. Я прекрасно знаю, что на слезы ты неспособна.
- Откуда тебе знать? - тихо шепчет, а потом поднимает на меня красные глаза, - Ты ее любишь.
Пошла ты на хер! Не собираюсь даже время тратить на этот бред. Иду к двери, но в спину летит тихое и хриплое.
- Ты ее любишь! А говорил, что она просто хорошая ширма. Но это не так! Не так!
Сжимаю круглую ручку до боли, не поворачиваюсь. Цежу сквозь зубы.
- Не знаю, с какого хуя ты решила, что я буду перед тобой отчитываться.
- Просто признай!
Сука! Нет, сегодня все бабы в моей жизни решили довести до белого каления. Резко оборачиваюсь и ору.
- Кто ты такая, чтобы я перед тобой отчитывался?! КТО, БЛЯДЬ?!
Элен вздрагиваю, опускает глаза, а потом издает смешок.
- Я — твой потенциальный союзник, но ты проебываешься. Из-за нее. И будешь отрицать дальше?
Возьми себя в руки, придурок!
Шумно выдыхаю, прикрываю глаза и шепчу.
- От этого союза ты тоже многое получаешь, малыш. Так что не забывай свое место, а главное — кто здесь главный.
Резко выхожу и хлопаю дверью так сильно, что, наверно, это слышно на другом конце Москвы. Орехов бы сейчас тоже посмеялся, конечно…
Плевать.
Надо спуститься в спортзал и скинуть напряжение. Надо валить подальше. Никто не должен видеть меня таким разболтанным, ведь она права. Я проебываюсь по-крупному. Но…
Смотрю на дверь нашей спальни и не могу сделать шага в сторону.
Плевать троекратно. Я в минусе при любых раскладах, и раз гореть мне в огне…
Чеканю шаг до двери, решительно открываю ее и захожу внутрь. Лили на черных простынях выглядит так, как выглядит во всех моих фантазиях. И это того стоит. Все круги ада того стоят: ее на моих простынях…
«Ночью происходит самое интересное»
Малик
Медленно подхожу к постели, на которой отчетливо вижу тонкий стан своей супруги. Она перекрутилась. Удалось малышке из-за спины руки перед собой вытянуть, но не освободиться. Думаю, не хватило не просто навыков. Банального терпения.
У нее сейчас нет терпения.
Лили улетела.
Она часто дышит, вздрагивает, цепляется ногтями за подушку. Ей хорошо и до отвратительного херово в моменте, когда агония стягивается с наслаждением. Ей больно.
- Малыш, как ты? - хрипло спрашиваю, она резко оборачивается.
Я не вижу ее глаз, но думаю, что их окончательно поглотила тьма. Меня вставляет. Я против того, чтобы она пробовала запрещенные вещества, конечно же. Я все еще злюсь. Но я слишком малодушен, чтобы дойти до конца, при этом слишком бесстрашен, чтобы не признать собственной слабости: эгоизм вопит внутри моей разломанной башки. Он радуется. Он ликует.
- Малик, мне жарко…
Тихо усмехаюсь и присаживаюсь рядом, а сам кладу руку ей на бедро и киваю.
- Знаю, девочка.
- Что…что со мной? Больно…
И это я тоже знаю.
В голове моментально происходят замыкания нейронных связей. Они просто разрушаются. Дышать все сложнее, и я сжимаю легкую ткань ее платья, которую мечтаю порвать.
Наверно, нельзя. С другой стороны? Неужели ты сейчас собираешься начать играть в эту игру? Ты никогда не был джентльменом. И такова суть; такова жизнь. Твоя и ее тоже. Увы. Не повезло. Некоторым везет. Они не встречают на своем пути кого-то вроде меня; они знакомятся с хорошими людьми, выходят замуж и рожают детей. Все типично и просто. Это потом начинается грязь, и она в любом случае начинается. Это тоже, наверно, трагедия, но что поделать? Как там было? Каждая счастливая семья счастлива одинаково; каждая несчастная несчастлива по-своему. Ну, или типа того. В любом случае я для себя давно перефразировал эту мудрость: и хорошие, и плохие люди тонут в говне, потому что мир — это не сказка, где всегда побеждает добро. Мы только умираем по-разному. Единого конца нет. Даже если ты заканчиваешься от пули, от взрыва или от ножа — он попадает в разные места, бьет с разной силой, причиняет разную боль. Только смерть в этом мире одновременно вечная и разная. Вот так.
Лили издает тихий стон и выгибает спину. До сих пор «правильно» будет встать и уйти, как я и хотел. Но на самом деле я не хочу правильно, потому что я не джентльмен и не собираюсь им притворяться.
Подтягиваю ее юбку выше, наклоняюсь ниже и касаюсь носом ее шеи. Лили издает еще один стон, от которого даже зачатки того, как я должен поступить, тухнут. Их хоронит под собой огромный пласт моих собственных желаний и дикой тоски, которую я без нее испытываю.
- Сейчас станет легче, - шепчу, подтягивая ее юбку на себя, - Ты меня за это возненавидишь завтра.
- Я…я тебя уже…о господи…
Улыбаюсь. Знаю, что уже ненавидишь. Я это заслужил.
Отгибаю край ее мокрого белья и погружаю внутрь палец. Она сразу подается на меня бедрами и откидывается назад на подушки, чтобы было проще добираться до тех частей ее тела, в которых сейчас ей так меня не хватает.
