Алиса в Стране Чудесных Клёнов (СИ) - Арчер Наталия

Я никогда не бегала марафон. Ну, во-первых, я вообще не люблю бегать. Во-вторых, считаю, что это можно использовать в качестве изощрённого наказания, и практикую эту пытку лишь как способ быстрого сброса веса перед началом купального сезона. Но неужели люди реально бегают сорок километров ради удовольствия? Серьёзно? Нет, спасибо, это точно не для меня.

Самое странное, что все забывают об истории, которая вдохновила идею современного соревнования на выносливость. Легенда о несчастном древнегреческом гонце, который мчался с какими-то важными новостями из места под названием Марафон в город Афины, находящимися в сорока километрах или почти двадцати пяти милях друг от друга. Сделав это важное объявление, измученный посланник рухнул… и умер.

На самом деле — взял и умер.

Окей, “на самом деле”, если мы поверим в то, что легенда основана на правдивой истории. Тем не менее после всего этого люди хотят повторять его подвиг, бегая ту же дистанцию? Странные какие-то. Скорее всего, я бы тоже умерла.

Почему я об этом думаю? Хм… Наверное, потому, что я устала, как будто только что тоже притопала из Греции Я с трудом передвигаю ноги, несмотря на то, что от моей станции Скайтрейна до дома — всего около километра пешком, даже не бегом. Блин, бегом столько же, расстояние ведь не начало измеряться скоростью… Эх… Мозг, видимо, тоже устал.

Короче, мой воображаемый тренер по фитнесу в отчаянии рвёт на себе волосы, видя всю тяжесть моего случая.

Что и говорить, если бы я могла присесть (а вздремнуть ещё лучше) где-нибудь на середине маршрута, я была бы рада это сделать. К сожалению, мне нужно быть дома до возвращения родителей. И я как раз вовремя. Сейчас 9.18 вечера.

Ура! Должно же где-то было подфартить, раз уж в любви не повезло, а в карты я не играю…

Я бросаю ключи с оставшейся мелочью в миску на тумбе и прислоняюсь к двери, запирая её за собой.

В квартире совершенно темно. Никого нет, и это значит, что миссия выполнена. Теперь мне нужно избавиться от улик моего ужасного вечера. От меня страшно разит. Я пропахла злополучным подвалом, полным пьяных подростков. Но если не знать, где я была, то можно предположить, что я, предварительно покурив, упала в бассейн с выпивкой. Или работала всю ночь в дешёвом пабе, где бесплатно наливают пиво направо и налево, а я при этом стояла на разливе с неисправным шлангом.

Я включаю свет и ахаю, увидев своё отражение в зеркале на стене. Да, плавание в бассейне точнее подходит под описание. Я чудовищно выгляжу с размазанной тушью по всему моему опухшему от слёз лицу. Если я хотела запомнить, каким красивым был Дэннис, и увидеть его в своих снах, то очень надеюсь, что он не желал ничего похожего. Это в его интересах. В противном случае он проснётся посреди ночи, вопя от страха как сумасшедший.

Я похожа на кого-то из кино. Даже на двух персонажей. Представляю собой что-то среднее между монстром и рыжим клоуном. На последнего, к счастью, только цветом волос, но как ни крути, страшно не по-детски.

Исключительно прелестно, ничего не скажешь.

Я хихикаю, представляя, как Дэннис увидел бы меня такой во сне. А потом решаю, что это совсем не должно быть смешно, и вздыхаю.

Что ж, Самоирония определенно могла бы стать для меня подходящим вторым именем, если бы мои родители включили фантазию в своё время…

Уф.

После того как вся моя вонючая одежда отправляется в стиральную машину, я иду принимать душ. Смываю свои слёзы, боль, гадость прикосновений Себастьяна… как и поцелуи Дэнниса, наши с ним объятия и полуобъятия, держание за руки, его приятный запах, ощущение его тепла и заботы…

Прекрати это! Больше никаких мыслей о нём, обо всём, что случилось!

Я тру кожу губкой, прикладывая излишнее усердие, пытаясь удалить любые напоминания об этом дне. Хочу, чтобы в моем носу был аромат кокоса и ванили, а не каких-то дурацких яблок и апельсинов. Не должно остаться никаких воспоминаний. Жаль, что нельзя почистить своё сердце таким же образом. Эта глупая штука живёт по своим собственным правилам. И попеременно болит и тает, когда я думаю о Дэннисе. А я никак не могу перестать это делать, как себя ни уговариваю. Остаётся только не замечать своих слёз, отогреваясь под струями горячей воды.

— Привет, милая. Мы дома. У тебя всё в порядке? — слышу слегка встревоженный мамин голос за тонкой дверью.

— Мам, да, всё великолепно! Я немного замерзла, — глубоко внутри, — во время прогулки, поэтому решила согреться. Я выхожу через минуту, — отвечаю, пытаясь перекричать шум воды и надеясь, что мой голос не дрогнет, выдавая моё состояние.

Остаюсь в душе в течение следующих десяти минут и успокаиваюсь. К счастью, у меня есть собственная ванная комната, так что никто не заставляет меня выходить из неё. Пытаюсь придумать способ обмануть своих любимых родителей и прикидываю варианты, как скрыть своё горе. Они не слепые, и им будет легко заметить, что я плакала. Интересно, слишком ли подозрительно носить солнцезащитные очки в доме почти в десять вечера? Хм, возможно, у них могут возникнуть вопросы. Но у меня появляется другая блестящая идея!

— Ой, у меня тушь попала прямо в глаза, — жалуюсь и тру указанную часть лица. Я к этому моменту переоделась в пижаму и вхожу в комнату, когда мама одна. Мне нужно все лишь минутное шоу перед родителями, прежде чем извиниться и лечь спать пораньше. Всего одну минуту. Надо продержаться. — Это было так больно, что мне пришлось промыть глаза большим количеством воды, когда было невозможно выплакать эту дрянь. В следующий раз я лучше куплю другую марку. Как вам понравился фильм?

Отлично. Я гений.

— Элис, ты ведь покупаешь тушь одной и той же марки вот уже два года. Ты всё время говоришь, что она самая лучшая, — недоуменно отвечает мама, а затем смотрит на меня. Согласна, я не всё продумала, и идея оказалась не очень-то хорошей, как я погляжу. — Дорогая, что случилось? Почему ты плакала? — она смотрит на меня встревоженными глазами.

Вот какого фига?! Отчего невозможно скрыть от этой женщины что-то вроде первой, грандиозной драмы всей жизни! Почему она не может просто притвориться, что всё в порядке? Как это делаю я?

— Все замечательно, мама! — отвечаю, широко улыбаясь, стараясь при этому чтобы уголки груб не дрожали.

— Элис, мне больше всего на свете хочется, чтобы это было правдой, но я определённо в этом сомневаюсь, — мама нежно гладит меня по щеке, и я сдаюсь. Бесконечный резервуар недовыплаканных слёз опять широко открыт.

Я начинаю реветь. Опять. Уже потеряла счёт тому, сколько раз я делала это за последний час. Только успокоюсь, как держите, распишитесь, вам посылка. Интересно, если бы я не переставала плакать, то закончились бы у меня к этому моменту слёзы? Так, наверное, было бы лучше. С такими темпами я рискую получить скорое обезвоживание.

Мама обнимает меня, и эта материнская любовь и сострадание — мой спасательный круг, помогающий мне не утонуть в своих печалях.

— Кэрри, что случилось с ребёнком? — папа входит в комнату. — Это тот парень, Элис? Что произошло? Он обидел тебя? — папа звучит злонованным. Я имею в виду, взволнованным и злым одновременно. Я только что придумала это слово.

Я уверена, что сейчас он вспоминает и воспроизводит в своём живом воображении все самые страшные случаи, с которыми он когда-либо сталкивался в своей практике. А это двадцать лет опыта, ни много ни мало, работы с жертвами самого разнообразного насилия в том числе.

— Пап, всё в порядке. Я в порядке. Всё замечательно, — говорю всхлипывая. Это звучит правдоподобно, не так ли? А теперь контрольный. — Я всего лишь влюбилась и плачу от счастья.

Мне удаётся рассмеяться.

— Шшш… шшш… — напевает мама, почти баюкая меня на своей груди, в то время как папа продолжает засыпать меня миллионом разных вопросов.

Он легко мог бы переквалифицироваться в следователя. Такого, который светит яркой лампой в глаза допрашиваемому и ругается. Папа — один в один плохой коп. Могу поспорить, что он более сдержан со своими пациентами на работе. Иначе никто бы к нему не ходил.