Записки успешного манагера - Прыткина Эмилия

— Ножичек отдайте, — обратился он к участковому.

— Это не могу, это холодное оружие кустарного изготовления, никак не могу, не положено.

— А вытяжку? — поинтересовался Чайка.

— И вытяжку не верну.

— Тогда кошелек верните.

— Какой кошелек? Кошелька я не видел.

— Товарищ, — сказала Мимозина, — если вы не вернете ему кошелек, то я позвоню Игорю Павловичу, и сами знаете, что тогда будет.

— Сейчас, спрошу у хлопцев, может, кто видел ваш кошелек, — проворчал участковый и куда-то пошел.

Вернулся через пять минут и принес кошелек.

— У меня здесь было пятьдесят гривен, а теперь сорок, — заметил Леша, открыв кошелек.

— Ну, извиняйте, товарищи, десятку мои парни уже пропили, народ у нас простой работает. Не буду же я из собственного кармана докладывать, — пожал плечами участковый.

— Пошли, Лешка, — сказала Мимозина и обняла его за плечи.

Вернулись в офис, а там уже жена Чайки сидит. Повисла на шее у мужа и разревелась.

— Надо отметить возвращение блудного сына, — предложил коммерческий директор и посмотрел на Мимозину: — Реквизит от коньячного завода уже отснят?

— Отснят, можно пить, — улыбнулась Мимозина.

— Тогда иди на склад. А ты за колбасой и сыром, — сказал директор офис-менеджеру.

Я пошла на склад вместе с Мимозиной. Оказывается, клиенты, с которыми мы сотрудничаем, постоянно присылают нам так называемый реквизит для съемки, который потом потихонечку утилизируется. На складе стоят банки с тушенкой, красной икрой, бутылки с водкой и коньяком, пачки макарон и коробки конфет. Если наступит война — а мало ли что может случиться после выборов, — то наша студия наверняка не умрет от голода.

Выбрали две бутылки самого хорошего коньяка и пошли назад. Пробин режет колбасу и сыр, офис-менеджер стоит рядом и говорит, какой толщины должны быть ломтики.

— Будешь умничать, сама станешь резать, — пригрозил директор.

— Я не могу, у меня ногти накладные за пятьсот гривен, пусть режут те, которые их грызут, — кокетливо ответила офис-менеджер, поглядывая на свои ногти и на меня.

Иногда у меня возникает желание ее задушить. Толку от нее все равно никакого, один вред. Умеет человек действовать на нервы окружающим. Разлили коньяк по стопочкам и собрались выпить.

— Стоп, сначала, Леха, рассказывай историю, — велел арт-директор.

Лешка тяжело вздохнул и начал свой рассказ. Вчера вечером после работы они с другом пошли в мастерскую и занялись реставрацией. Надели рабочую одежду и углубились в процесс. Тут они вспомнили, что забыли купить вытяжку, которая в тот вечер была им нужна позарез, чтобы выводить вредные пары. Пошли на местную свалку искать новую вытяжку. Нашли и потащили в мастерскую. По дороге остановил их патруль: показалось, что вид у них подозрительно бомжеватый, а тут еще и вытяжка.

— Где сперли, бомжи чертовы? — поинтересовался один из парней в форме.

— Нигде, на свалке нашли, — ответил Чайка.

Никто, конечно, не поверил, и реставраторам было приказано вывернуть карманы на наличие чего-нибудь острого или режущего. Ничего не подозревающий Чайка достал из левого кармана кошелек и ножичек самодельного изготовления.

— Та-а-ак, — протянул милиционер, — а нож нам зачем?

— Золото резать, — невозмутимо сказал Чайка.

— Какое золото?

— Для икон.

После этого товарищи скрутили Чайку и его друга, вызвали по рации подкрепление и отвезли в участок, где и составили протокол, в котором написали, что Чайка Алексей и Горин Дмитрий задержаны по подозрению в вооруженном ограблении с целью похищения вытяжки и контрабанде икон.

— Ты что, не мог им объяснить, что иконы реставрируешь? — спросил Пробин.

— Я объяснял, а они сказали, что один бомж им вчера тоже втирал, будто он не бомж, а артист драмтеатра, который просто вживается в образ, — оправдывался Чайка.

— Ну, хорошо, что все закончилось благополучно, — весело сказала Мимозина. — Предлагаю тост: за любовь.

— А любовь при чем? — спросил арт-директор.

— Просто, ни при чем, — ответила Мимозина.

Пробин взял в левую руку кусочек сыра, выдохнул и залпом опрокинул рюмку коньяка. Все остальные последовали его примеру, кроме Швидко, который сказал, что сегодня пить не хочет.

Выпили коньяк и уставились на Мимозину.

— Та-а-ак, и как это называется? — ехидно спросил технический дизайнер.

— Не понимаю, — недоуменно сказала Мимозина.

— А понимать нечего. Это не коньяк, это чай разбавленный, — проговорил коммерческий директор.

Все повернулись и дружно посмотрели на Швидко.

— Я?!! Не пил я ваш коньяк! — возмутился тот.

— Кроме тебя некому, пьянь безобразная! — рявкнул арт-директор.

— Да крест на пузе не пил. На фига он мне сдался? К тому же бутылки были запечатаны.

— Ну, ты их мог распечатать и аккуратно закрыть снова.

— Да ну вас всех, охренели вконец, — бросил Швидко и выскочил из студии.

— Пускай идет, алкоголик старый, — сказал арт-директор.

— А может, он на самом деле не пил? — предположила жена Чайки.

— А это мы сейчас выясним… — И Мимозина побежала куда-то звонить.

Через минуту она возвратилась и объявила, что Швидко действительно не виноват, производители коньяка сами налили туда чай, поскольку решили, что нам для съемки бутылок настоящий дорогой коньяк совершенно необязателен. Решили позвонить Швидко и просить его вернуться. Швидко взял трубку только с пятого раза, выслушал извинения Мимозиной и сказал, что ноги его не будет в студии, пока перед ним не извинится сам Мишкин. Мимозина протянула трубку Мишкину. Арт-директор надулся, сжал губы, но извинился. Швидко явился через пятнадцать минут с двумя бутылками хорошего, настоящего коньяка. Все возрадовались и напились до чертиков. Последнее, что я помню, — гневное лицо мамы.

День сорок пятый

Утром всем семейством повезли братца на призывной пункт. Папа несколько раз повторил Армену, к кому надо подойти. Братец сказал, что он не кретин и все сделает как надо. Сели ждать его в машине. Ждали целый час. Папа за это время выкурил полпачки сигарет, мама прожужжала мне все уши по поводу того, в каком состоянии я вчера вернулась домой, а я на нервах сгрызла все ногти. Наконец из здания вышел сияющий от счастья братец, сел в машину и радостно объявил:

— Я в Морфлоте служить буду!

— В каком Морфлоте, что-то я не понимаю. Где у нас в Харькове море? Ты подходил к коменданту? — спросил папа.

— Не, — ответил братец. — Я там встретил классного парня, он сказал, что лучше всего служить в Морфлоте. Там и кормят хорошо, и не напрягают особо, а в Харькове только стройбат, который дачи строит всяким дядькам богатым.

— Господи, — вздохнула мама и схватилась за сердце.

— Ты идиот, какого хрена я платил пятьсот долларов?! — заорал папа.

Братец всхлипнул и промямлил, что он не виноват, просто очень уж ему захотелось в Морфлоте послужить.

— А в каком городе? — поинтересовался папа.

— В Днепродзержинске, — ответил Армен.

— Но ведь там моря нет, — удивилась я.

— Нет, но сначала надо там послужить месяца два, а потом тебя отправляют в море. Мне так пообещали, — проговорил братец.

Папа схватился за голову и побежал к своему знакомому. Знакомый пожал плечами и сказал, что не может ничего сделать, поскольку Армена уже внесли в список призывников, которые едут в Днепродзержинск. Отдал папе четыреста долларов, а стошку оставил себе в качестве моральной компенсации. Сели в машину и поехали домой. По дороге завезли меня на работу.

Завтра к нам приезжает Урсула. Вот интересно будет посмотреть, никогда в жизни не общалась с английскими дизайнерами.

Арт-директор выдал мне эскиз, который переделал в соответствии со вчерашними требованиями. Отправила его Грачу и написала, что мы выполнили все их пожелания, но копирайта нашего на таком гадком сайте мы никогда не поставим.