Обещания и Гранаты (ЛП) - Миллер Сав Р.

— Ты слышишь меня, Андерсон? — спрашивает Раф. — У тебя есть два выбора: деньги или чертова клятва верности в форме услуг. В противном случае ты покойник.

Отняв телефон от уха, я засовываю пистолет обратно в ящик и вешаю трубку.

***

Чуть позже я нахожу Елену на заднем дворе, она вытаскивает мешки с землей из картонной коробки и тащит их по траве туда, где она устроила импровизированное рабочее место у живой изгороди.

Марселин стоит в нескольких ярдах, заваривая чайный пакетик в синей керамической кружке, наблюдая за происходящим.

Убирая с лица потную прядь волос, Елена поворачивается, чтобы осмотреть наш двор, положив руки на бедра. Лавандовое платье, которое на ней, идеально обрисовывает сильную выпуклость ее задницы, и когда я приближаюсь к ней, меня переполняет воспоминание о том, как я схватил ее, насаживая на свой член.

На мгновение я могу забыть о других происходящих вещах и раствориться в ее присутствии. Она подобна уютному весеннему полудню, свежим цветам и морскому воздуху, который доносит легкий ветерок, и это окутывает меня, заслоняя уродливую реальность всего остального.

Я никогда не был из тех мужчин, которые убегают от невзгод, но когда я стою там и смотрю на женщину передо мной, ту, которую я втянул в свой беспорядок, я ловлю себя на том, что жалею, что не могу. Желаю, чтобы это была та жизнь, которую заслуживает такая, как Елена.

— Не злись, — говорит она еще до того, как я подхожу к ней, поворачиваясь ко мне лицом. На ее тонких чертах читается восторг, мягкость стирает глубоко посаженную жесткость. Послесвечение, которое я могу объяснить только как остаточный эффект умопомрачительного секса.

— С чего бы мне злиться? — спрашиваю я, протягивая руку, чтобы обхватить ее щеку ладонью. Мой большой палец касается нижней части синяка вокруг ее глаза, отмечая, что припухлость и пурпур значительно уменьшились со вчерашнего вечера.

— Я собираюсь испортить твой двор, — говорит она, указывая на мешки с землей. — И я понятия не имею, что делаю. Марселин должна была читать страницу в Википедии, но…-

Она закатывает глаза, чтобы посмотреть на мою экономку, которая пожимает плечами, потягивая чай.

— Но садоводство не входит в мои должностные обязанности.

Елена фыркает.

— Ни то, ни другое не помогало Кэлу похитить меня, не так ли?

У меня внутри все переворачивается от ее легкомысленного употребления этого слова, и мне интересно, что все ее сестры рассказали ей о том, что говорят в новостях дома. Если что-то изменит ее взгляд.

Прочищая горло, я опускаю руку и засовываю ее в карман костюма.

— У меня есть несколько встреч, из-за которых я буду занят в ближайшие несколько дней, но, вероятно, мог бы помочь тебе в эти выходные.

— Правда? — Ее брови приподнимаются, и она кивает на прямоугольник, который отметила палкой. — Ты знаешь что-нибудь о посадке цветов?

— Я ассистировал при успешном тройном обходе во время ординатуры и зашил больше открытых ран, чем ты, вероятно, когда-либо увидишь в своей жизни. Уверен, что смогу справиться с растениями.

Оставив их вдвоем снаружи, я возвращаюсь в Асфодель и сажусь на корточки в библиотеке, пытаясь избавиться от странного чувства, скручивающегося в животе. Это не совсем болезненно — почти тошнотворная волна, которая снова и снова разбивается о берег, никогда не отступая до конца.

Открутив бутылку виски пятидесятилетней выдержки, я наливаю три пальца в стакан, беру первую попавшуюся книгу и плюхаюсь в одно из двух кожаных кресел перед потухшим камином.

Открывая книгу, я балансирую ею на колене, мои глаза прикованы к странице, фактически не читая. Сердце учащенно бьется, испытывая отвращение к тому, как мой желудок горит от осознания, пытаясь игнорировать тот факт, что Риччи снова сыграл со мной.

Потому что вот к чему все это сводится; если бы не дружеское руководство и обещание роскоши, которое Рафаэль дал, когда мы встретились, вся моя жизнь, скорее всего, была бы другой.

У меня может быть шанс наладить отношения с моей сестрой.

Возможно, я бы женился по любви, а не потому, что мне нужна королева на моей стороне доски.

Возможно, у меня все еще будет медицинская карьера, о которой мечтала моя мать, и я никогда не буду чувствовать, что мне нужно отказаться от нее, чтобы компенсировать все те жизни, которые я оборвал.

Несколько минут спустя дверь библиотеки со скрипом открывается, и Елена проскальзывает внутрь. Она закрывает нас вместе, на цыпочках подходит и встает прямо передо мной.

— Ты в порядке? Снаружи ты казался… напряженным. — Она бросает взгляд на корешок моей книги, съеживаясь. — О-о, Дориан Грей? Я знаю, что у тебя есть некоторый опыт, но, честно говоря, тридцать два года в наши дни — это молодость. Самому старому мужчине в мире сто пятнадцать, ты знал? У тебя еще есть время.

Захлопнув книгу с щелчком, я бросаю ее на край стола и хватаю одной рукой Елену за запястье притягивая к себе на кресло. Она визжит, устраиваясь так, чтобы оседлать меня на коленях, ее киска красиво сидит на моем члене.

Он немедленно твердеет под ней, готовый к следующему наполнению.

— Неужели самый старый человек в мире действительно так стар? — спрашиваю я, скользя носом по ее подбородку.

Дрожа, она пожимает плечами, обнимает меня за шею и прижимается ко мне.

— Я понятия не имею, но это отвлекло тебя от твоего страха, верно?

Отстраняясь ровно настолько, чтобы заглянуть глубоко в ее глаза, я выдыхаю, слегка качая головой.

— Ты отвлекла меня. Похоже, у тебя к этому врожденный талант.

— Эх. — Ухмыляясь, Елена наклоняется, проводит кончиком языка по раковине моего уха, затем покусывает мочку. — Хорошо, позволь мне загладить свою вину.

Ее рука опускается с моей шеи, скользит вниз по груди, прежде чем нырнуть за пояс моих брюк; она сгибает локоть, обхватывая пальцами мою растущую эрекцию так крепко, как только может, поглаживая подушечкой большого пальца блестящий кончик.

Откинув голову назад, я глубоко вздыхаю, мой стресс превращается в надвигающийся оргазм, когда кровь устремляется на юг.

— Кое-кто уже готов, — шепчет она, поглаживая мою разгоряченную плоть. Наклонившись, она расстегивает ширинку, пытаясь вытащить меня, и приподнимается.

— Всегда, — я стискиваю зубы, подтягивая ее платье к верхней части бедер, сжимая материал, чтобы он оставался на месте. Издаю гортанный рык, когда ее киска обнажается передо мной, блестя, как пропитанный росой лепесток розы. — Боже, малышка. Ты когда-нибудь носишь трусики?

Она ухмыляется, берет меня в руку и выстраивает нас в ряд.

— Нет, и теперь я определенно никогда этого не сделаю.

Медленно опускаясь, она берет меня дюйм за дюймом, пока ее задница не упирается в верхнюю часть моих бедер. Резко задыхаясь, когда походу до конца, она сглатывает, ее рука взлетает, чтобы запутаться в моих волосах.

Вращая бедрами, она осторожно скользит вверх и вниз, как будто не совсем уверена, что делать, и меня снова поражает, что она совершенно неопытна, что дает мне целый ряд других проблем, о которых нужно беспокоиться.

Но так трудно переживать, когда она ощущается как в раю на гребаной земле. Как богиня, спускающаяся только для того, чтобы спасти мою несчастную душу от проклятия.

— Мне жаль, — бормочет она, и слабый румянец заливает ее красивые щеки.

— Господи, за что ты извиняешься? — Я едва могу выдавить из себя слова, ее киска сжимает меня так крепко, что я вижу звезды. Мои руки сжимаются на ее бедрах, готовясь.

— Я… это все ново для меня, и я не хочу все испортить.

— Ты не сможешь, — говорю я, кусая губу, когда она начинает давить сильнее, очевидно, находя то место, которое заставляет ее тело петь. — Продолжай в том же духе, и я собираюсь кончить в тебя, прежде чем буду готов.

— О, черт, — мяукает она, выгибая спину, ее внутренние стенки трепещут. — Ты так говоришь… как будто это должно быть плохо, но звучит… действительно хорошо для меня.