Влюбляться нам нельзя - Фарди Кира

– Полина, я ничего не знал. Я получил смс и пошел в класс.

– Я тоже.

Мы сверяем наши письма. Оба пришли от одного незнакомого телефонного номера.

– Что будем делать? – спрашивает Сашка.

– Есть предложения? Я не собираюсь прощать этих предателей.

– Хочешь им ответить?

– А чем? – я теряюсь и отступаю: выходить на новый виток войны не хочется. – Они же ничего плохого не сделали. Все выглядит цивильно.

– Но кто их просит лезть в нашу личную жизнь? – Сашка с досадой стучит кулаком по стене. На коже тут же отпечатываются вмятины.

Мне так больно, будто это я ударилась. Я хватаю его ладонь и дую, Сашка дергается, оглядывается, но руку не отнимает.

– А как же родители? – приподнятое с утра настроение окончательно испорчено. – Папка просил больше не провоцировать этих гадов.

– Мы их и не трогаем. Это они к нам лезут. И все под видом невинных шалостей.

Сашка чуть не скрипит зубами от злости. Я вижу, как ему тяжело сдерживаться. Влад знает, куда бить. Ударил с самой неожиданной стороны.

– Тогда примем извинения? – осторожно спрашиваю его.

Делать это нет никакого желания, но я за мир во всем мире. А больше всего боюсь за родителей и Сашку, терпение которого уже на пределе.

Из раздевалки выходят спортсмены. Они кивают Сашке, окидывают взглядом меня.

– Макар, ты идешь? Степаныч будет ругаться.

– Да, минутку, – отмахивается Сашка и смотрит на меня. – Если хочешь, я вернусь в класс, пропущу треню.

– Нет, – я качаю головой. – Занимайся. Пусть только попробуют еще что-нибудь сказать!

Я грожу в пустоту кулаком, Сашка накрывает его широкой ладонью и смеется.

Я иду в класс, по дороге решаю дилемму: если сяду на свое место рядом с Риткой, она решит, что я ее простила. Если сяду на другое место, все поймут, что мы все еще в контрах. И как быть?

Но Пифа все решает за меня. Только я открываю дверь, как она говорит:

– Полина, к доске. Покажи нам, как решается эта задача из блока С.

На перемене Ритка опять ластится ко мне.

– Поль, ну прости, прости!

– За что ты так со мной? – смотрю на нее в упор. – Что я тебе сделала? Ваши с Владом поступки просто мерзкие.

– Ой, не передергивай! Относись ко всему проще.

– Проще? – меня прямо наизнанку выворачивает от возмущения.

– Пойдем в уголок! Здесь любопытных ушей и глаз много.

Ритка тянет меня из класса. Я разглаживаю оранжевую кожу диванчиков и удивляюсь про себя: еще совсем недавно именно здесь я рассказывала близкой подруге, как в туалете нас с Владом застала его мама. Когда же это было? Десять дней назад или вообще неделю?

На сердце становится так тоскливо! Как мы дошли до жизни такой?

– Что ты хотела мне сказать?

– Поль, все! Больше не воюем, лады?

– Я и не воевала с тобой.

– Знаешь, как я разозлилась, когда увидела избитого Влада.

– Вот и насолить захотела?

– А ты бы такое простила?

– Парни подрались, а причину дра…

Я замолкаю. Если начну вываливать все, что накопилось на душе, снова заведу таймер.

– Договаривай, раз начала, – напрягается Ритка.

– Ладно, проехали, – я встаю. – Рит, вернуться к прежним отношениям мы не можем, ты и сама это понимаешь, так что…

– Что?

– Давай каждая пойдет своей дорогой.

– Значит, так ты ценишь нашу многолетнюю дружбу? – Ритка тоже вскакивает.

– Время покажет. Слышишь, звонок звенит. Пошли.

Глава 25

Неделя проходит в предпраздничном угаре. Мы усиленно готовимся к экзаменам, к последнему звонку. Каждый день репетируем. Даже Сашка проникся торжественным моментом и на тренировки ходит через раз. Мы с ним не расстаемся, теперь сидим вместе за одним столом, и ни у кого в классе не возникает сомнений, что мы пара.

Влад и Ритка оставили нас в покое. Вернее, мы делали вид, что этой парочки не существует, они относились к нам точно так же. Ритка больше не приставала с извинениями, я обходила ее стороной, а на Влада и вовсе не смотрела, хотя иногда казалось, что его взгляд прожигает точку между лопатками. Сашка их вообще не замечал, иногда лишь кивок при встрече и все.

Марина Николаевна словно поняла, что между нами пробежала кошка: она не настаивала на совместных сценках на последнем выступлении и вообще тоже вела себя так, будто ничего не случилось.

Все делали вид, что случившееся забыто и быльем поросло, и только мне отчего-то было неспокойно. Не тот Влад человек, чтобы стерпеть оскорбление и унижение. В календарике я по-прежнему отмечала крестиком дни до окончания школы.

– Не нервничай, Дюймовочка, – сжимает мои пальцы Сашка, когда мы возвращаемся домой из школы. – Влад не дурак, не станет себе характеристику портить.

– А разве она куда-то нужна?

– Конечно. Он взял целевое направление в прокуратуру, собирается поступать на юрфак.

– А ты откуда знаешь?

– Гном проговорился.

– Влад ни с кем не делится своими планами.

– Ну, ты знаешь, какой Гайдин, – смеется Сашка. – Без мыла в задницу влезет. Услышит там-сям, сделает выводы и мне по дружбе скажет.

– Ох, хорошо бы! – вздыхаю я и замираю от радости.

Иду, поглядываю снизу вверх на Сашку, а потом ловлю интерес проходящих мимо девчонок и встряхиваюсь: такого парня еще удержать надо. Но он словно не замечает никого вокруг, кроме меня. Я не верю в свое счастье, просто боюсь поверить, оттого живу с оглядкой и в напряжении.

Двадцать пятое число неумолимо приближается. Сегодня у нас генеральная репетиция в актовом зале. Все волнуемся.

– Стопэ, челы! – кричит Светка и вскакивает. – Сценку с учебником обществознания придется убрать.

– Почему? – спрашивает Настя.

– Персик смертельно обидится.

Персик – это прозвище преподавателя по обществознанию. Она терпеть не может никаких шуток в сторону ее любимого предмета. Обидится на смерть, а зло выместит на нас на последней консультации.

– Светлана, как ты можешь так называть Галину Николаевну! – одергивает Михайлову Пифа.

– Ой, простите, вылетело, – закрывает ладонью рот Стилус и хихикает.

Но сценку все же меняем. Делать это в последний момент плохо, но выбора нет.

– Ну, довольны? – Марина Николаевна все еще хмурится. – Теперь у нас в сценарии дыра. Чем прикажете ее заполнить?

– Мы придумали сценку о первой любви, – поднимает руку Настя Завьялова.

– Кто мы?

– Ну, я и Юрка.

– Ага, – привстает Юрка и подмигивает мне.

Мое веселое настроение будто ветром сдувает, Сашка тоже напрягается.

– А на последнем звонке это нужно? – спрашивает он. – Мы же прощаемся со школой.

– Идея хорошая, – не соглашается с ним Пифа. – Учеба, школа, первые радости и потери, первая любовь – это и есть ваша жизнь. Показывайте.

– Ну, мы еще только текст набросали…

– Давайте! – выкрикивает Пашка.

Юрка и Настя выходят с листочками к доске, ставят два стула, садятся. Юрка разлохмачивает волосы, дергает галстук, чтобы узел слегка свисал, бросает на пол спортивную сумку.

– Здесь будет бодрый музон, – поднимает палец Оганесян, осанивается, разглаживает листок, призывно смотрит на Настю и басит, подергивая бровями: – Завьялова, дай списать.

– Обломись!

Я чувствую, как по спине бежит капелька пота, уже первые слова напоминают наши с Сашкой ежедневные баталии.

Юрка закатывает глаза и продолжает:

– Завьялова, а помнишь, как в третьем…

– Нет!

– Настя, давай сумку помогу донести.

– Отстань!

И тут Юрка вскакивает, обегает стулья и садится уже другим человеком. На голове прическа, галстук поправлен, выражение лица спесивое и гордое.

– Настя, видишь, – Юрка показывает на потолок. – Там звезда. Большая, яркая, светится… Это ты.

Настя делает вид, что смущена.

– Скажешь тоже!

– А вот видишь, маленькая, тусклая звездочка, опускается.

– Ага.

– Это твой Макаров после выпускного.

– Что ты привязался к Макарову? – Настя хлопает Юрку по плечу.