– Ты тоже малость опухшая. Это все, потому что мы запивали воблу не пивом, а чаем. Пиво выводит воду, а у нас она задержалась.
– Да, точно, дело именно в отсутствии пива, а не в том, что мы сожрали на ночь годовой запас соли и запили его двумя литрами воды и чаем, – не скрывая сарказма выдаю я, сжав ноги.
– Думаешь? – произносит Костя, переводя на меня взгляд. Господи, спасибо за ночнушку, прикрывающую мои коленки.
– Думаю, что в твоей квартире давно пора сделать замки в ванной.
– Это не безопасно.
– А тебе не кажется, что делать это при друг друге ну как бы ненормально, учитывая наше недавнее…сотрудничество.
– В нашем возрасте одна неделя за год. Стало быть, четыре недели за четыре года. А как там говорят, романтика живет три года, значит, можно не деликатничать на четвертый. Все свои.
– Говорят, любовь живет три года, а не романтика.
– Я с этим категорически не согласен.
– Сказал главный романтик года.
– А то. Ладно, выдыхай, Алька, я в курсе, что девочки писают. Ты мне от этого нравишься не меньше. У тебя сейчас хоть и горит от смущения мордашка, но я сделал это намеренно. Ну это ж пиздец как ненормально, что ты гоняешь к себе в сортир по утрам, когда мы ночуем у меня, – да как он…черт возьми! – Заканчивай этот детсад, – как ни в чем не бывало произносит Костя, вытирая свою малость опухшую и небритую морду полотенцем. – Ну, правда, это совсем не по-Гитлеровски, точнее не по-Адольфовски, – убью! – Соберись, женщина. Все-все, выхожу. Расслабляй ноги.
Ну, просто феерический гад. Ну ладно, обаятельный гад. Только я расслабляюсь, оставшись одна, как понимаю, что закончилась туалетная бумага. Да, блин!
– Держи, Мальвинушка, – вздрагиваю на внезапно прозвучавший Костин голос. Этот гад протягивает мне бумагу.
– А я уж было забыла, какой ты романтик.
– Заботушка.
– Премного благодарна.
– А теперь не соблаговолю ли я свалить? Валю. Уже валю.
До сих пор не понимаю, как у него это получается делать. В один миг мне хочется треснуть Костю чем-нибудь тяжёлым по башке, в другой зацеловать. Порой тошнит от столь противоречащих эмоций. И чувство такое странное. Как будто мы живем на две квартиры не какой-то месяц, а года. Ненормально знать почти все привычки друг друга за столько короткий срок. А может нормально? А черт его знает.
Как бы мне ни хотелось в этом признаваться, тем более самой себе, но я оказалась из рода тех женщин, которые наплевали на свои установки, втрескавшись в мужика. Я действительно не понимаю нормально ли то, что у нас все так стремительно завертелось. А еще страшно. Чисто по девичьи страшно, что вот-вот проснусь не от взгляда его бешеного кота, а от того, что все закончилось. Причем по моей вине. Живет во мне еще та часть, которая не верит в то, что все может быть так легко и хорошо. Оно и понятно почему.
В одном вопросе у меня точно нет сомнений – в ненормальности происходящего. Я делаю вид, что пью таблетки, а Костя, что верит мне. При этом мы оба понимаем, что каждый это понимает. Сюр. Но как же это мило, черт возьми. Мило и как-то спокойно, когда тебе не напоминают и не акцентируют внимание на твоих…недостатках.
Знает. Он все знает. И я знаю, что когда-нибудь это закончится. Не скажи Костя своей бывшей, что хочет детей, возможно, я бы не настраивала себя на негатив. А так… негатив сам настраиваться рад.
Но сейчас мне на это пофиг. Пора и лицо привести в порядок. Усмехаюсь в голос, смотря на свое отражение. Вроде как от влюблённости люди меньше едят и хорошеют. Это не про нас с Костей. Жрем, что ни попадя, да еще и на ночь в кровати. Каким-то чудом я умудрилась не поправиться. Но вот отеки после такого количества воды…Красавица.
Тянусь к упаковке и достаю патчи. Вряд ли они с этим справятся, но с ними я выгляжу хотя бы не алкашкой со стажем.
Выхожу из ванной с упаковкой патчей и только хочу завалиться к хлопающему по кровати Косте, как замечаю жирное рыжее чудовище, лежащее сбоку от Костиной головы. И как это выглядит со стороны? Правильно – любящий котик, трется мордочкой о плечо своего хозяина. Но шерстяная паскуда намеренно легла с той стороны его головы, где моя часть кровати. Аккурат между нашими подушками. Куда ж тебя деть, шерстяной?
Ложусь рядом, не опасаясь за свое здоровье, потому что при Косте эта падлюка ведет себе идеально. Эх, ну почему у меня не получилось как в кино подружиться со злым котом? Хотя, злой он только со мной. И это капец как печалит. К счастью, Костя перекладывает его в ноги, освобождая мне место. Тянет меня на себя.
– Подожди.
– Да, да. Без черной херни на глазах тебе лучше. Уже говорил. Снимай их.
– А вот и нет. Это патчи. И я тебе уже говорила об этом. Они убирают отеки. Так что давай сюда свою морду, – тянут его за подбородок и накладываю патчи на его веки. – Кость, давай заканчивать есть на ночь.
– Предлагаю начать делать это после сорока, а пока можно еще предаться чревоугодию. И похоти. Похоти давай предадимся прям сейчас.
И предалась бы, если бы, как только Костя не начал меня целовать в шею, шерстяной не переместился бы в поле моего зрения. И пока Костя уже весь в астрале, точнее в моей груди, это рыжее зло обещает мне скорую расправу. Обычно этот мудак куда-то девается, когда мы занимаемся сексом. Но сейчас он смотрит на меня. И, походу, я вот-вот останусь без отечного глаза.
– Кость, подожди. Артемон на нас смотрит.
– Пусть смотрит. Он все равно ничего не понимает, – да прям не понимает.
– Так, стоп. Я не буду это делать при нем. И вообще, тебе не кажется, что надо отдать Артемона твоему дедушке? – получай рыжая морда. Шах и мат. – Лето же, а он вроде на даче. Пусть его заберет и он наконец вдоволь погуляет, – ну что, зассал, шерстяной? Точно зассал. В миг спрыгнул с кровати. И кто там еще говорит, что животные тупые?
– Я подумаю, – совершенно бездумно бормочет Костя, избавляя меня от сорочки.
***
Первым желанием было послать Вдуева куда подальше со своим бегом вместо завтрака, ибо с ним я разленилась по самое не могу. Но так было до того момента, пока он не протянул мне мобильник с видео, где я бегу по стадиону. Я проснулась, перехотела есть и, кажется, после увиденного больше не буду включать воду, пока мочусь. Это кажется таким пустяком после увиденного.
– Как меня не забрали в психушку после таких забегов?
– Граждане были не бдительные. То ли дело я – приметил припадочную бегунью. Давай, зачехляй булки в лосины и пойдем учиться бегать.
Сказать сложнее, чем сделать. Мои руки живут своей жизнью, как бы Костя ни старался их приструнить. Ноги, кстати, тоже. Но в одном есть плюс. Когда бежишь с кем-то и смеешься – люди думают, что я прикалываюсь.
– Рада продлить тебе жизнь смехом, Костечка.
– Ну, ты сама ржешь на пару со мной. Оба продлеваем. Ладно, ты проголодалась. Давай домой.
– С чего ты взял?
– Может, с того, что ты минуту назад проводила щенячьим взглядом мороженое в руках девочки?
– Ой, не выдумывай.
Вот уж что ему точно не нужно проверять, так это зрение. Глазастый, блин. И рукастый. Пока я намывалась в душе, он как ни в чем не бывало отжимался. После таких нагрузок ему явно понадобится больше калорий чем мне. Точно, сделаю блинчики. Да пожирнее с оставшейся печенью.
Казалось бы, мои планы не может никто нарушить. Однако нарушает, ровно перед тем, как я хочу начать жарить блины. Смотрю на мобильник и в очередной раз никакого желания отвечать бабушке не появилось. Последний наш разговор был десять дней назад. Чувствую ли я за собой вину, что дважды притворилась отсутствующей дома у себя и еще дважды у Кости? Нет. В конце концов, движение – это жизнь. Ей полезно подняться на наш этаж, разогнать кровь и обломаться, не застав нас.
Выливаю половником тесто на сковороду и в этот момент слышу Костино:
– Ответь.
– Вот как пожарю блины, тогда перезвоню.
– Хорош по ушам ездить. Отвечай.
– У меня блины сгорят.
