— Заходите, вы двое, — говорит Харпер (или миссис Харпер). Шон двигается впереди, а я следую за ним. Входная дверь приводит нас прямо в гостиную: там нет холла или парадной лестницы, только открытое пространство с телевизором и диваном с одной стороны и обеденным столом, с другой. Через дверь я могу разглядеть кухню; я предполагаю, спальни находятся с другой стороны открытого пространства. Это маленький, старый дом, но он красивый и восхитительно…спокойный.
— Добро пожаловать, — говорит Харпер, обводя рукой пространство. — Чувствуй себя как дома. Я готовлю печенье… Сейчас вернусь.
Она поворачивается и исчезает. Я осматриваюсь, жаль, что я не живу в доме, подобном этому. На полу широкие деревянные полоски, окрашенные в светло-серый, а стены в главной комнате в бледно желтый. Все отделка и встроенные книжные полки белые, а необыкновенно большой диван темно — темно серый. На широких окнах белоснежные занавески и кто — то с колючий голосом поет из действительно существующего проигрывателя, который я вижу в первый раз в реальной жизни. А по полу носится крошечный скоростной пёсик.
— Я не знала, что у тебя есть собака.
— Я никогда не рассказывал тебе о Самосвале?
— Этого миниатюрного пса зовут Самосвал? — спрашиваю я с недоверием. Шон кивает. — В каком-то смысле это идеальное имя, — признаю я со смехом, глядя на то, как Самосвал пытается запрыгнуть на стул под солнцем. Шон подходит и подталкивает его, затем возвращается и кидает свои кроссовки в кучу у двери. Он одет в один апельсиновый и один темно-синий носок, из-за чего мой живот делает сальто.
Я снимаю свою обувь и шевелю пальцами ног, жалея, что не надела носки. Ходить босиком во время моего первого визита кажется забавным. И, кроме того, сегодня немного холодно. Как будто читая мои мысли Шон спрашивает:
— Хочешь, я принесу тебе пару носок?
— Это странно?
— Вовсе нет. Следуй за мной.
Он ведет меня за руку через дверь из столовой. За ней длинный коридор с несколькими дверьми по обе стороны; мы проходим весь путь до конца, Шон показывает комнату Харпер, кабинет, запасную спальню, единственную ванную и, наконец, его "логово".
Оно минималистическое и невероятно аккуратное. Стены абсолютно белые с белыми деревянными деталями. На полу в углу матрац с пружиной, покрытый прочным темно синим одеялом. Рядом с кроватью низкая металлическая тумбочка, у дальней стены стол и полки, сделанные из того же материала. На аккуратном столе старый ноутбук подключен к телевизору с плоским экраном и несколько проводов уложены с той же стороны. Книжные полки выглядят так, как будто однажды были расставлены, но сейчас книги лежат горизонтально, поверх стоящих вертикально.
— Тебе нужна полка побольше.
— Да, но мне нравится эта, — говорит Шон, идя к дальней стене и открывая дверцу. Его шкаф аккуратен… слишком. Он вытаскивает полосатые носки из одного подвесного отделения с вещами.
— Твоя комната всегда такая чистая? — спрашиваю я, оглядываясь.
— Будет ли тебя волновать это, если я скажу «да»? — спрашивает он, с ухмылкой предлагая мне носки.
— Вовсе нет, — говорю я, беря носки и садясь, чтобы надеть их. Они черные и желтые, как пчелы, и слишком большие для меня, но что-то в ношении их заставляет чувствовать себя хорошо.
— Школьный дух, — говорю я о цветах.
— Вперед, команда, — говорит Шон с сарказмом.
— О, эй, — шепчу я, поглядывая на дверь. — Как зовут твою маму?
— Харпер, — также шепотом отвечает он. — А что? Ты думала, что это её фамилия?
— Да! — отвечаю я с громким смехом, что заставляет Шона рассмеяться.
— Не волнуйся об этом, каждый мог так подумать. Её фамилия Келли, как и моя.
— Твои родители не дали тебе фамилию отца?
— Нет, слава тебе господи, — говорит Шон, закатывая глаза.
— Какая у него фамилия? — спрашиваю я, двигаясь и останавливаясь прямо перед ним.
— Не скажу, — отвечает он тихим, сексуальным голосом.
— Ну, давай! Я рассказала тебе, что я клон. Меньшее, что ты можешь сделать, это сказать мне фамилию своего отца.
— Хукер, — говорит он решительно.
— Ты только что назвал меня проституткой? — шучу я.
Он качает головой, но не отвечает.
— Твоё имя могло бы быть Шон Хукер? — спрашиваю я, кусая щёку, чтобы не расхохотаться.
Шон кивает.
— Я не знаю, почему он так и не поменял её. Но это больше не моя проблема.
Его тон серьёзен, моя улыбка тает. Желая отвлечь его от плохих воспоминаний, я встаю на цыпочки и нежно целую его в губы. Он пахнет свежестью.
— Спасибо, что ты рядом со мной, — говорю я, прежде чем снова его поцеловать. — И спасибо за носки.
— Всегда пожалуйста, — отвечает он, наклоняясь ко мне. Сразу после чего его мама кричит: «Печенье готово!» из коридора, и мы отпрыгиваем друг от друга, как испуганные кошки. Шон застенчиво улыбается и кивает в сторону двери. Я практически парю, следуя за ним по коридору, наслаждаясь ощущением своих пальцев внутри его полосатых носок.
После закусок и приятной родительской беседы, мы с Шоном возвращаемся в гостиную и падаем на диван. Я почесываю Самосвала, а Шон отвечает кому — то из своих друзей. Когда он заканчивает, он фотографирует меня на свой телефон.
— Дай мне посмотреть, говорю я, хватая телефон. — Я должна её одобрить.
— Ты всегда хорошо выглядишь на фотографиях.
— Неправда.
— Нет, правда. Это так. О, хочешь увидеть студию?
— Да! — с энтузиазмом говорю я.
Шон роется в куче обуви перед парадной дверью пока не находит то, что искал: отвратительную зеленую обувь из пены. Я корчу рожицу.
— Что? Не нравится? — спрашивает он, посмеиваясь.
— Почему они у тебя есть? — спрашиваю я, нахмурившись. — Ты выглядишь… Я имею в виду… Они ужасны.
— Я знаю, — говорит он, снова смеясь. — Они теплые. Я собираюсь надеть их в понедельник в школу.
— Нет, тебя не пустят!
Я запихиваю ноги в свои туфли, даже не смотря на то, что я всё ещё в крупногабаритных носках. Большое количество материала по сторонам делают мои ноги похожими на сильно отекшие.
— Мне кажется, оба наших образа должны быть запрещены модой.
— Прекрасно, идем.
Он берет меня за руку и ведет меня наружу, осторожно закрывая за нами дверь, так чтобы Самосвал не смог выйти.
