Когда в обед раздаётся стук в дверь, я гляжу в глазок и не могу сдержать счастливую улыбку.
Открываю, и, лишь только Николай переступает порог, как тут же бросаюсь к нему в объятия.
— Девочка моя, — улыбается он так довольно, как кот наевшийся сметаны. — Соскучилась?
— Очень, — шепчу в ответ и тянусь к его губам. — Будто сто лет не видела тебя.
Николай довольно рычит мне в губы, быстро стаскивает с себя куртку и подхватывает меня под бёдра.
— Как ты себя чувствуешь? — уточняет на ходу, пока несёт меня в комнату.
— Отлично, — жадно глажу его шею ладонями, взъерошиваю мягкие волосы и тянусь за новыми поцелуями.
Николай укладывает меня на кровать и пытается отстраниться, но я притягиваю его обратно, едва не роняя на себя.
— Дай хоть руки помыть, — смеётся он и вроде как отстраняется, но сам то и дело жадно нападает поцелуями на мои губы, едва сдерживаясь.
44. Любимка
Хнычу, когда он уходит. Встаю, иду следом за ним. Захожу в ванную и, пока Николай моет руки, крепче прижимаюсь грудью к его спине, тянусь рукой к ширинке. Чувствую под ней твёрдую выпуклость. Поглаживаю ладонью вверх-вниз, пытаюсь прощупать возбужденный ствол сквозь плотную ткань джинс.
— Танюша… — вдыхает полковник воздух сквозь зубы и быстро выключает воду.
Промакивает руки полотенцем, разворачивается ко мне, вжимает в себя. Его ладонь тут же скользит под полы халата, а пальцы медленно движутся по ластовице, вжимая ее между моих мокрых складочек.
Ахаю, расстёгиваю ремень на его джинсах, ныряю пальцами под пояс. Горячая головка упирается мне в ладонь, а член нетерпеливо вздрагивает, когда я провожу по нему ноготками.
— Искусительница, — рычит Николай сердито и стягивает с меня трусы.
Он подхватывает меня на руки, прижимает к стене, приспускает свои джинсы и одним движением входит в меня так, что я тихо стону.
— Я соскучился, — хрипло выдыхает он и тут же начинает вбиваться в меня с такой яростью, что я улетаю уже после нескольких движений.
Но практически сразу желание распаляется ещё сильнее.
— Я хочу сверху, — шепчу, прикусив его за губу.
Николай тут же несёт меня в комнату, а я продолжаю на ходу подаваться бёдрами навстречу его члену, поддразнивая и не давая войти глубоко.
Николай притормаживает лишь чтобы вытащить из кармана телефон и бросить его куда-то в сторону.
Падаем на кровать, и она так жалобно скрипит, что кажется — скоро придётся покупать новую.
Когда начинаю двигаться, сидя сверху на своём полковнике, как на породистом жеребце, он нетерпеливо сжимает мои бёдра и даже приподнимается от нетерпения.
— Ты с ума меня сводишь, — закрывает он глаза и выдыхает, будто едва сдерживается. — Скоро кончу с такими темпами.
Его слова как музыка для моих ушей, заставляют двигаться быстрее и требовательнее. Хочу, чтобы он кайфовал рядом со мной так, как я кайфую рядом с ним. Еще больше.
— Солнышко, — выдыхает Николай умоляюще и запрокидывает голову, сжимая зубы, будто держится из последних сил, — слезай.
Подскакиваю как ошпаренная, чтобы ничего не попало, куда не следует. Хочу слезть, но Николай придерживает меня, усаживая на свой живот. Довольно усмехается, приоткрывая глаза. Медленно проводит пальцами по моим соскам, опускается ниже, к талии, потом гладит бедра, колени и, внезапно поднырнув руками под мои ноги, сжимает ягодицы и двигает меня за задницу к своему лицу.
— Что ты делаешь? — смущенно пищу, потому что его голова оказывается между моими бедрами.
— Ты не кончила, — буркает он и заставляет меня присесть ниже.
Я никогда бы не подумала, что Николай захочет… Оооох!
Меня прогибает от первого же прикосновения его языка. Вздрагиваю, получая такие ласки, о которых только читала. С каждым теплым влажным прикосновением, я сжимаюсь и вздрагиваю все сильнее и продолжительнее. Не могу удержаться и нетерпеливо постанываю сквозь зубы. Жмурюсь до темноты и ярких пятен перед глазами, довожу себя короткими толчками навстречу его губам и даже привстаю от судороги, сковавшей мое тело на несколько мгновений, а затем без сил сползаю на кровать и тяжело дышу, пережидая остаточные сладкие конвульсии.
— Сладкая моя, — тут же нависает надо мной Николай, вытирая бороду. — Я в душ, а то не успею починить дверцу.
Хочется сказать, что да и фиг с ней, с этой дверцей, ведь главное — мою жизнь — он уже починил, но я послушно киваю, понимая, что он на обеде, и нужно бы мужика накормить не только эмоциями.
Николай уходит в ванную, а я разрешаю себе поваляться минутку, чтобы прийти в себя.
Вздрагиваю от громкого короткого сигнала над ухом. Поднимаю глаза и вижу прямо перед своим лицом между подушек телефон. На экране светится сообщение от контакта “Любимка–1”.
“Привет, милый, я соскучилась”.
Замираю и медитирую на темнеющее сообщение. Нет, ладно, “Любимка”... Почему один? Есть еще два и три? Десять?
Смысл самих слов доходит чуть позже. По телу пробегает неприятный озноб.
Телефон снова пищит, и я впиваюсь взглядом в экран.
“Буду ждать тебя в восемь в Перце”.
45. Червячок
Резко сажусь на кровати и ухожу на кухню. Дрожащими руками достаю из холодильника суп и второе, чтобы не впасть в истерику раньше времени.
Неужели у него хватает сил на нескольких женщин? Ну, нет! Скорее всего, это какая-нибудь дама из прошлого. Не будет Николай играть на несколько фронтов. Если только… не сомневается и не выбирает для Тимона маму получше. А я… ну, признаем честно, так себе вариант. Я даже в сексе куда успешнее, чем в родительстве, мне кажется… А Николай не из тех, кто будет строить свою личную жизнь в ущерб ребенку.
Дверь ванной хлопает и я вздрагиваю.
Что мне делать? Спросить напрямую? Так он и ответил! Если бы все мужики сознавались в своих похождениях, разводов было бы куда больше. Я бы на его месте не призналась.
И мне не хочется, чтобы из меня делали дуру, а спустя время бросили, как использованный материал. Или – еще хуже – я буду примерной женой, а он – гулять в свое удовольствие. Нет, спрашивать в лоб не вариант. Но выяснить нужно.
– Вот ты где? – заходит Николай на кухню в одном полотенце и тут же обнимает меня со спины, пока я нарезаю хлеб. – Неугомонная моя.
Он целует меня в шею, а я пытаюсь увернуться и отталкиваюсь от него лопатками.
– Ай, щекотно. На работу опоздаешь. – разворачиваюсь к нему и указываю ножом на стул. – Садись ешь.
– Я бы лучше тебя съел, – с ухмылкой мурлыкает он мне в ухо и отбирает нож, откладывая его на разделочный стол, пока я покрываюсь мурашками.
Смотрю на его широкую спину и хмурюсь.
А что, если он все-таки еще с кем-то шуры-муры крутит? Пихал, значит, свой “нефритовый стержень” в чью-то “пещеру божественного лотоса” без чехла, а я его потом… в рот?
Передергиваюсь, едва представив эту картину. Фу!
– Танюш, ты чего? – оборачивается Николай и его брови удивленно приподнимаются.
Он наклоняется меня поцеловать, а я представляю, где еще мог побывать его язык и отшатываюсь.
– Прости, ребра болят, – выдыхаю и подставляю щеку, чтобы хоть как-то увернуться.
– Бедная моя девочка, – шепчет полковник, аккуратно притягивая меня к себе в объятия.
Застываю в его руках, прижатая к влажной груди. А что, если я не права и все совсем не так, как мне кажется?
Несмело обнимаю его в ответ и глубоко вдыхаю свежий аромат его кожи.
