Мурка, Маруся Климова - Берсенева Анна

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87

«Ну и не надо! – горячо проговорила она про себя. – Не надо мне никакого счастья, никогда! У папы не было, и у меня не будет. Пусть она только уедет. Если ты и правда хочешь помочь, сделай так, чтобы она уехала навсегда. А счастья никакого мне не надо!» – повторила она.

Она сразу опустила глаза, боясь вновь взглянуть на икону. Вдруг увидит какой-нибудь знак, который ясно будет означать, что зря она просит о несбыточном? И как тогда жить, зная, что все могло измениться, но не изменилось? При одной этой мысли Тоня похолодела.

Она сделала назад шаг, другой, уперлась спиной в дверь и почти выпала на церковное крыльцо.

Мать расписалась с Касьяном Романовичем через неделю. У него заканчивался отпуск, и брак зарегистрировали без очереди. Следующую неделю она укладывала в коробки посуду и увязывала в узлы постель. По тому, что она взяла с собой и что оставила, Тоня безошибочно поняла, что принадлежало здесь отцу и что мать нажила самостоятельно. Впрочем, об этом и раньше можно было догадаться: слишком уж отличалась деревянная танцовщица от аляповатого, словно золотом облитого чайного сервиза.

Уже перед самым отъездом, попросив супруга минутку подождать, пока она последний раз поцелует доченьку, мать забежала к Тоне в комнату и спросила:

– Деньги где? Которые Касьян тебе надарил.

Касьян Романович в самом деле дал Тоне деньги, несколько купюр с такими цифрами, которые Тоня до сих пор видела только в учебнике арифметики. Она даже не поняла, на сколько дней или месяцев может хватить этих денег – подобные суммы были для нее непредставимы.

Не дожидаясь ответа, мать выдвинула ящик ее письменного стола. И как только догадалась, куда Тоня положила купюры? Ну да удивляться не приходилось: на деньги у нее был особый нюх.

– Дал Бог транжиру в мужья, – пробормотала она, пряча деньги в карман летнего плаща из кремовой чесучи. – Будто я тебе мало оставила! Да и одета-обута, боты вон юфтевые только что куплены.

Тоня не понимала, много или мало денег оставила ей мать, только догадывалась, что, наверное, все-таки мало. Но ей и в голову не пришло бы требовать, чтобы мать вернула подарок Касьяна Романовича. Ей до сих пор не верилось, что это все-таки произошло – что мать наконец уезжает. Она готова была снять с себя и отдать ей даже новые юфтевые ботинки, лишь бы не задержать ее ни на минуту.

Через неделю после ее отъезда Тоня пошла к Иришкиной маме Екатерине Андреевне. Самой Иришки, она точно знала, дома в это время не было: Тоня видела из окна, как та шла через двор в музыкальную школу.

– То есть как же это? – выслушав Тоню, изумленно протянула Екатерина Андреевна. – Как ты себе это представляешь, Тонечка? Я беру в домработницы одноклассницу моей дочери? Маленькую девочку? Да мне такая дикость в кошмарном сне не приснится!

Екатерина Андреевна Сеславинская была еще красивее, чем ее дочь. Глядя на нежный овал ее лица, на капризный изгиб губ и синее сияние глаз, невозможно было не поверить в то, что такая женщина, конечно, должна жить в роскоши, ездить в Париж и иметь множество утонченно-бесполезных вещей.

– Совсем не маленькую, – спокойно сказала Тоня. – У Фроловых – знаете, с третьего этажа? – девочка в доме живет, они ее из деревни взяли ребенка нянчить. Ей одиннадцать лет всего. Ничего, справляется. А мне уже тринадцать. И я ведь у вас не жить буду, просто приходить. Например, раз в три дня. Готовить, убирать. А вы мне за это будете платить, сколько сможете. Какая же это дикость?

– Ну, не знаю... – с сомнением покачала головой Сеславинская. – Как все-таки странно, Тонечка! Я, правда, не интересуюсь дворовыми сплетнями, но даже я знаю, что твою маму все образцовой считали. Мне в пример ставили! – Она засмеялась таким же, как у Иришки, беспечным смехом. – Наталья Гавриловна такая домовитая, и девочка у нее – ты то есть – одета всегда аккуратненько, держится скромно, ходит в школу да из школы, не то что моя ветрогонка. Как же она тебя вдруг оставила... в таком положении?

Тоню не удивило, что мать считалась во дворе образцовой: та всегда была показушницей и бдительно следила, кто и что говорит о ней, о ее одежде, дочери, домовитости... Но теперь все это было Тоне безразлично. Жить, не ожидая счастья, оказалось легко и спокойно. А после материного отъезда она именно так и жила, потому что единственное счастье, о котором она мечтала, уже совершилось.

– У моей мамы новая семья, – все так же спокойно ответила Тоня. – Ведь бывает, что женщины перестают интересоваться старой семьей, когда у них появляется новая?

– Бывает, – удивленно глядя на нее, кивнула Сеславинская.

– Ну вот, с ней так и случилось. И мне надо самой о себе позаботиться. Помогите мне, Екатерина Андреевна.

– Нет, я, конечно, с удовольствием... – смущенно проговорила Сеславинская. – Иринка говорила, ты все умеешь...

– Так я завтра приду, – сказала Тоня. – Во сколько?

Пока она разговаривала с Сеславинской, начался дождь, настоящий майский ливень. Зонтик Тоня с собой не захватила, но через двор шла медленно, не замечая текущих за ворот струй. Она даже не то что не замечала их – ей казалось, что и сама она такая же дождевая струя. Или часть воздуха, земли, света, тьмы – часть жизни, не знающей ни страха, ни счастья, ни сожалений, ни объяснений.

Глава 7

Матвей пришел домой рано; Гонората еще спала. Будить ее он, конечно, не стал – бесшумно прошел на кухню, заварил чай и, прихлебывая его из большой стеклянной кружки, уселся на подоконник. В детстве он любил сидеть на подоконнике и до сих пор чувствовал себя в такие моменты как-то надежно и защищенно. Он не то чтобы побаивался, но все-таки не слишком радовался предстоящему объяснению. Она не сделала ему ничего плохого, она даже, может быть, любила его... Просто она была чужая. Ну, и как сказать такое ничего не подозревающей женщине?

Матвей не слышал, чтобы Гонората, проснувшись, заходила в ванную. Но на пороге кухни она появилась до ошеломления прекрасная. Как обычно.

– Привет, Матюньчик! – сказала она, зевая. – Ты когда пришел, ночью? А я спала ну просто как убитая! Устала вчера ужасно, потом у Ринки расслабилась, водочки выпила... Не помню, как до кровати добралась. Но все-таки жаль, что тебя в ней не обнаружила, – добавила она то ли с кокетством, то ли с укоризной. – Ты что пьешь, чаек? А мне кофе сваришь, а, Д’Артаньянчик?

– Сварю, – кивнул Матвей.

Джезву он снял с огня как раз в тот момент, когда Гонората вышла из ванной.

– Почти в постель, – довольно заметила она, придвигая к себе кофейную чашку. – Хоть мужчин хвалить не рекомендуется, но ты у меня необычный. – Кажется, она ждала от Матвея вопроса о том, что именно она считает в нем необычным. Спрашивать об этом он, конечно, не стал, и Гонората объяснила сама: – Ты первый мужчина, который не ставит мне предварительных условий.

– Да какие же условия, чтоб кофе сварить? – удивился Матвей.

– Необязательно чтоб кофе. Хотя такие экземпляры попадаются, что и кофе просто так не сварят. Не говоря о более существенных вещах. Вчера, представляешь, встретила однокурсника с режиссерского. Отлично пристроен, снимает в Минске сериал. В Минске потому, что там дешевле, – уточнила она. – Я, естественно: «Дюша, возьми меня на роль». Он глазки отводит. Я не отстаю: «Возьми хоть на эпизод. Ну, хоть на озвучку какую-нибудь пристрой!» – «На озвучку, – говорит, – это не исключено. Это я, может, и смогу поговорить...» А сам так выразительно на меня смотрит, малолетка поняла бы, в чем дело. «И что, – говорю, – Андрей Петрович, я буду вам за эту протекцию должна?» – «Угадай с трех раз», – отвечает. Я ему: «Андрюша, ведь это даже не роль, неужели ты считаешь, что я за такую ерунду с тобой спать должна?!» – «Если это для тебя ерунда, то зачем просишь?» – отвечает мне рыцарь искусства. А от тебя я ничего подобного пока не слышала.

Зря она рассказала ему эту историю. Матвей сразу разозлился: неважно, что он хочет с ней расстаться, все равно противно, когда кто-то делает ей такие предложения. А главное, что теперь сказать? «Извини, от меня ты еще и не такое сейчас услышишь?..» Но отступать было некуда. При мысли о том, что впереди у него день, который надо будет провести с Гоноратой, а потом ночь, а потом утро, а потом еще и еще раз то же самое, ему становилось тошно.

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87