Брат моего парня (СИ) - Вашингтон Виктория "Washincton"

— Ты? — он чуть улыбнулся, и эта улыбка была хищной. — Ты хочешь узнать, что ты сделала?

Я кивнула, не узнавая собственное сердце — оно билось так громко, будто хотело пробить ребра.

Кай прищурился, изучая меня, как изучают рану — глубокую, гноящуюся.

— Ты поцеловала моего брата. Или за год тебе память отшибло?

Слова упали тяжело, как мокрый камень. С хлюпком. С мерзким осадком.

Я сглотнула — сухо, болезненно.

— Это было… случайно. И это ничего…

— Не имеет значения, — перебил он резко. — Для тебя — ничего. Для меня — всё.

Он выдохнул, длинно, тяжело, будто пытался выпустить накопившийся дым.

— Я видел, как ты смотрела на него. Я видел, как он смотрел на тебя.

Он оттолкнулся от стола и выпрямился, глядя сверху вниз.

— Ты думаешь, я не понимал? Не чувствовал? — голос стал тише, но напряжённее. — Год, Рэн. Год я ходил с этим, пытаясь убедить себя, что ошибаюсь и у тебя нет к нему чувств. Что ты не причиняла мне боль специально.

Он качнул головой.

— Но ты причиняла. Даже не пытаясь.

У меня затряслись губы.

— Кай… я никогда не хотела тебя… — хотела продолжить, но он снова меня перебил.

— Вот именно, — сказал он ровно. — Ты никогда не хотела меня. Всегда любила его.

Его глаза блеснули чем-то слишком острым, почти воспалённым.

— Возможно, в начале я даже любил тебя. Хотя прекрасно понимал, что такая нищенка и близко не моего круга общения. И ты даже разговора со мной недостойна. Но с того момента, как увидел тот поцелуй… я начал ненавидеть тебя не меньше, чем любил.

Мир вокруг стал мягким, ватным — как если бы кто-то погасил гравитацию.

— И всё это… новости… скандал… ты сознательно…?

— Подставил тебя, да. — Он произнёс это спокойно, почти мягко, как обыденность. — Сначала разнес слухи по универу, чтобы сделать твою жизнь там более невыносимой, а потом понял, что можно использовать куда глубже. Для достижения собственных целей. Чтобы нанести удар по Томсенам. А после и по родителям. Мне надоело, что они потакают и решают, что и как я должен делать. И чтобы ты наконец почувствовала, каково это — когда жизнь рушится не по твоей воле.

Я не хотела этого слышать. Я столько времени думала, что именно Коул распускает слухи, что правда никак не укладывалась в моей голове. Неужели подобным мог заниматься Кай?

Он развернулся к двери.

— Кай, стой! — я поднялась резко, так что колени подогнулись. — Ты не понимаешь! Это же может…

— Уничтожить тебя? — Он обернулся, вскинув бровь. — Да. Может.

— И ты этого хочешь? — сорвалось у меня.

Он долго смотрел на меня. Пугающе долго. Пугающе спокойно.

И наконец сказал:

— Я хочу справедливости.

— ЧТО здесь справедливо?! — крикнула я, голос сорвался.

— То, что ты сделала с моими чувствами было куда хуже.

— Тебе никто не поверит! — голос прозвучал так громко, что стены дрогнули. Я сама от него вздрогнула.

Кай чуть запрокинул голову, будто прислушивался — не к словам, а к тому, как я рушусь.

— Это ты так думаешь, — сказал он медленно, смертельно спокойно.

Я сглотнула.

— Потому что это бред, Кай! — крикнула я. — Это абсурд! Никто в здравом уме не поверит, что я могла иметь хоть какое-то отношение к вашей семье, к Томсенам, к их авариям… ко всему этому вообще!

Я сама слышала, как в голосе нарастает паника — голая, беспомощная. Но стоять на месте уже было нечем, будто под ногами пустота.

Кай усмехнулся. Не зло — тише, страшнее. Как человек, который видел шахматную доску всю, а я — только один угол.

— Ты ошибаешься, Рэн. У тебя есть мотив.

— Какой ещё мотив?! — слова сорвались резче, чем я ожидала. — Ты несёшь чушь!

Он подошёл ближе. Медленно. Словно любой его шаг мог разрезать воздух на куски.

— Ты правда не знаешь? — произнёс он тише. — Даже не догадываешься?

— О чём?! — выдохнула я, губы дрогнули. — Что за бред ты несёшь? Какой мотив?!

Он смотрел на меня так долго, будто решал — стоит ли ломать меня окончательно.

И всё же сломал.

— Твой мотив, — сказал он, почти шёпотом, — в том, что наша семья разрушила твою.

Я замерла.

— Что?…

— Много лет назад, — продолжил он, не отводя глаз, — мои родители участвовали в деле, которое завершилось банкротством одной влиятельной семьи. Когда-то уважаемой. С деньгами. С положением. С будущим.

Он сделал паузу. Небольшую, но достаточную, чтобы у меня по позвоночнику прошёл холод.

— Они обанкротили людей, которые после этого остались ни с чем. В прямом смысле ни с чем.

Я едва дышала.

— Кай… перестань…

— Семью, — сказал он сухо, — которая скатилась в нищету. В долги. В социальное дно. Семью, которая потеряла всё, что имела.

Он посмотрел прямо в меня — будто в самое дно.

— Твою, Рэн.

Мой рот приоткрылся сам. Но звука не было.

Мир сжался. Кожа стала холодной. Сердце пропустило удар — или десять.

— Ты… врёшь… — прошептала я. Но фраза прозвучала так, будто я сама в неё не верила.

Кай нахмурился — не зло. Скорее устало.

— Я не вру. Мы узнали об этом два года назад. Случайно. Через старые документы. Те, которые не должны были увидеть.

Он отвернулся на секунду — только секунду — и в этот момент я увидела: правда ранила и его. Но он давно выбрал путь, где боль уже не играет роли.

— Коул нашёл твою фамилию в списке. Едва увидел — понял, что это ты. Та самая семья. Те самые люди.

У меня тряслись пальцы. Нервно, беспорядочно. Как будто тело пыталось сбросить с себя услышанное.

— Он… — я проглотила воздух, — он… что?

Кай посмотрел на меня снова.

— Он поехал к вам. Смотрел со стороны. Долго. Он искал момент, чтобы познакомиться с тобой. Хотел… не знаю… загладить? Понять? Поговорить? Может, помочь и искупить ошибки семьи У него была эта дурацкая потребность спасать всех, кого наша семья когда-то покалечила.

Мне показалось, что под ногами исчез пол.

— Коул… знал? — прошептала я, голос стал тонким, как нить. — Он…так долго… знал?

— Да. Но познакомиться он не успел. Я сделал это раньше.

Он сказал это так просто, так буднично, что меня будто обухом ударили.

— Ты специально? — голос оборвался. — Ты подошёл ко мне специально?

Кай спокойно кивнул.

— Да.

Слово упало ровно, сухо, без тени сожаления.

— Я решил, — сказал он, — что раз судьба так свела нас, пусть будет польза. Я хотел узнать, кто ты. Наблюдать. Понять, насколько опасен человек, чья семья могла бы захотеть мести.

Он сделал шаг назад, словно отделяя себя от меня окончательно.

— Но я ошибся. Ты не была опасной. К твоему сожалению.

Он задержал взгляд на мне — и это был самый горький взгляд за весь вечер.

— Ты была беззащитной и слабой. И всё, что осталось — воспользоваться этим.

Тело стало чужим. Слова — тяжёлыми. Воздух — слишком плотным.

Я не поняла, как сумела произнести:

— Ты… познакомился со мной…только потому что твои родители… разрушили мою семью? И ты боялся, что я буду за это мстить?

Он посмотрел на меня долго. Очень долго.

И тихо сказал:

— Да.

Кай будто уже собирался уйти — рука легла на дверную ручку, корпус чуть подался вперёд. И в этот момент он остановился.

Повернулся не резко — медленно, будто делал мне одолжение. В его взгляде было что-то новое. Не злость. Не холод. Скорее… расчётливое сожаление. Как будто он заранее знал, какие слова разрушат меня сильнее всего.

— И ещё, Рэн, — произнёс он ровно. — Даже не думай сбегать из города.

Я вздрогнула.

— Ч… что?

— Ты не успеешь. — Он поднял брови, словно удивляясь моей наивности. — Расследование уже началось. Прокуратура. СМИ. Родственники Томсенов. Все движутся одновременно. Все ищут удобную мишень. И ты для них — идеальная.

Горло пересохло так сильно, что я едва смогла выговорить:

— Я… не собиралась… убегать…

— Конечно, собиралась, — сказал он мягко, почти ласково. — Ты всегда бежишь, когда становится страшно. Только сейчас бежать поздно.