Окончательное решение (ЛП) - Саваж Шей

Алина опускает одну руку на диван, чтобы удержать себя, а другой сжимает моё плечо. Она начинает двигаться быстрее, и я едва за ней поспеваю, когда она толкается бёдрами, и её горячее дыхание опаляет мою шею. Она прижимается лбом к моей груди и что-то бессвязно выкрикивает.

Я выгибаю спину, вдалбливая член ещё глубже. У меня больше нет сил сдерживаться.

– Ах, блядь! – кричу я, отпуская себя. Мои бедра падают обратно на диван, и Алина, тяжело дыша, ложится на мою грудь.

– Господи, Эван.

– Что?

– Это было... это было, действительно, хорошо.

– Всего лишь хорошо? – смеюсь я.

– Больше, чем хорошо. Но прямо сейчас не могу придумать никаких других прилагательных!

Мы оба смеёмся, Алина встаёт и избавляется от презерватива, затем возвращается на диван и снова садится на меня верхом.

– Мне так хочется дождаться, когда ты будешь готов к очередному раунду, – говорит она мне, – но думаю, что тебе сначала нужно немного поспать.

С этим не поспоришь, хотя второй раунд – звучит довольно заманчиво.

Алина слезает с меня и тянет за руку. Позволяю ей проводить меня в спальню, где мы оба откидываемся на подушки. Я жду, когда она устроится поудобнее, а потом обвиваю руками её талию и притягиваю к груди.

Сегодняшний стресс и оргазм приводят меня в сонное состояние, но я не могу заснуть даже с витающим вокруг меня ароматом лаванды. Передо мной всё время лицо Ринальдо, когда я рассказываю ему о Фелисе. Каждый раз, думая о его реакции, моя грудь сжимается.

Пальцы Алины гладят мои волосы, я поворачиваюсь и смотрю на неё.

– Ты когда-нибудь ошибалась? – спрашиваю я.

– Да, – тихо смеётся Алина. – Довольно часто. Разве не все совершают ошибки?

Вопрос риторический, и я не утруждаю себя ответом. Да, все ошибаются, но последствия в зависимости от обстоятельств сильно различаются. Выехать со стоянки и столкнуться с другой машиной – ошибка. А гнать по улице с односторонним движением в противоположном направлении и сбить ребёнка, катающегося на трехколёсном велосипеде, – это уже катастрофа.

– Эван? Ты совершил ошибку?

Я закрываю глаза и облизываю губы. Не уверен, что у меня есть ответ, даже если бы мне захотелось его ей дать. Убийство Фелисы было ошибкой? Я не жалею об этом. Но мне не нравится видеть Ринальдо в таком состоянии.

– Какие ошибки совершила ты? – уклоняюсь я от прямого ответа, и она это понимает. В действительности меня не заботит прошлое проститутки.

– Бросила школу, – говорит Алина. – Не стоило этого делать.

– Почему бросила?

– Молодая была и глупая, – пожимает она плечом и поднимает руку, чтобы помассировать мой затылок. – В то время это казалось единственно правильным вариантом.

– Тебе пришлось зарабатывать? Чтобы поддержать семью?

– Не совсем так, – поясняет она. – Я имею в виду, что должна была содержать саму себя, а не кого-то другого. Я сбежала из дома.

– Сколько тебе было?

– Четырнадцать.

Я внимательно наблюдаю за ней, переваривая информацию. Четырнадцать лет – она была молода, слишком юна. Никто не получит нормальную работу в четырнадцать лет, и никто не уходит в четырнадцать из дома без веских на то оснований.

– Ты тогда и начала заниматься проституцией? Всего лишь пыталась выжить на улице?

Алина отводит взгляд, и её горло дёргается, когда она сглатывает. Уголки её сощуренных глаз слегка блестят, и я чувствую, как напряжены её мышцы.

Она была проституткой до того, как ушла из дома.

Такое случается. Я знаю, что подобное происходит, потому что видел это много раз. Обычно это какой-нибудь придурок-наркоман, который сделает всё, чтобы получить дозу, и вдвойне придурок-сутенёр, которому нравится свежая, молодая киска. Они находят какую-нибудь девочку-подростка и уговаривают её выйти на улицу, дав ей кучу обещаний, и вот она уже проститутка и отдаёт им все деньги.

– Кто? – она до сих пор чрезвычайно напряжена, но во мне кипело любопытство, и я должен был спросить.

– Это имеет значение? – её ответ и нежелание рассказывать говорит мне больше, чем я, вероятно, хочу знать. Существует конкретный человек, который втянул её в эту жизнь, – кто-то важный.

– Может быть.

Она смотрит на меня, но не отвечает. Через минуту она снова отводит взгляд. Я нежно глажу её руку, поднимаясь к плечу. Когда она так и не смотрит на меня, я беру пальцами подбородок и поворачиваю её лицо к себе.

– Кто? – спрашиваю я ещё раз.

– Мой отец.

Я еле заметно вздрагиваю. Эта информация не должна была меня так сильно удивить. Мне не довелось иметь родителей – у меня в детстве никогда даже не было настоящей родительской привязанности – и я не знаю, на что похожи такие отношения. Но я видел это. Даже Ринальдо не стал бы поступать так со своим внебрачным сыном.

– Почему? – спрашиваю сквозь стиснутые зубы. Могу предположить, но это всё равно будут лишь мои догадки.

– Он игроман, задолжал кому-то кучу денег. И понял, что может использовать меня, чтобы расплатиться.

– Где была твоя мама?

– Она ушла от нас, когда мне было семь, – говорит Алина. – Большую часть времени она была пьяна или под кайфом. Они с отцом часто кричали и ругались. Однажды она просто исчезла. Я почти ничего о ней не помню.

– Ты больше её не видела?

Алина качает головой.

Я обдумываю эту информацию. У неё была мать-наркоманка и отец, который имел серьёзные проблемы с азартными играми. Догадываюсь, что её мамаша не просто сбежала по собственной воле. Она определённо мертва от передозировки или, возможно, от рук отца Алины. Без защиты и заботы матери неизвестно, что могло бы случиться дальше.

Моё воображение берёт верх, и я представляю её молоденькой девушкой, оказавшейся в такой ситуации. И что сделал этот тип? Поставил её на кон, когда закончились деньги? Поспорил на её киску, противопоставив паре королей? Сам её трахнул?

Я с трудом сглатываю и замечаю, что мои руки начинают немного трястись. Чтобы остановить дрожь, сжимаю их в кулаки, но челюсть всё равно крепко сжимается, а кожу обдаёт жаром.

Я хочу убить этого ублюдка.

Буду убивать его медленно. И прослежу, чтобы сначала он распробовал то, что сам сотворил. Я знаю много парней, которые были бы счастливы по очереди отодрать задницу такого папаши, пока я отреза́л бы ему палец за пальцем. Ему будет больно. Очень.

– Как его зовут? – едва могу произнести я слова.

Она уставилась на меня широко распахнутыми глазами, сжимая пальцами мою ладонь.

– Нет, – говорит она, качая головой, – я тебе не скажу.

– Почему не скажешь?

– Потому что... – она не продолжает и снова отказывается смотреть на меня.

– Скажи мне, – я освобождаю пальцы и обхватываю её запястье. – Назови его имя.

– Я знаю, о чём ты думаешь, – качает головой Алина. – Нет, Эван, пожалуйста.

Я тяжело дышу, глядя на неё. Конечно, она знает, что я хочу сделать. Этот мудак должен умереть. Он заслуживает этого больше, чем большинство людей, которых я убил, и я так просто это не оставлю. Мне хочется потребовать от неё ответа, когда понимаю, что в этом нет необходимости – ведь у меня есть Джонатан, который может узнать всё, что мне нужно. Я киваю и опускаю взгляд, скрывая решимость позаботиться об этом хрене без её ведома.

– Эван, пожалуйста, – повторяет она, видимо, не уверенная, что я позволю оставить всё, как есть, и она права. – Сейчас уже всё позади, и я хочу, чтобы так и осталось.

– Так? – я оглядываю её сверху вниз и отпускаю запястье. – Кажется, ты всё ещё трахаешься за чьи-то чужие деньги.

– У меня хороший сутенёр. Он заботится о нас.

– Бьюсь об заклад, так и есть, – не могу сдержать я сарказм, потому что слишком хорошо знаю сутенёров.

– Он, действительно, хороший, – она скользит пальцами вверх по моей руке, прижав на мгновение большой палец к сгибу локтя. – Он не изматывает нас, отдаёт справедливый процент и присматривает за нами.

– Если бы он за тобой присматривал, тебя бы здесь со мной не было.