Эта девочка Моя (СИ) - Царева Вероника

— Зол за что, Кир? За то что ее отец нашел работу в другом месте и переехал? Это твоя основная причина, чтобы делать все это? Ей было шестнадцать, что, блядь, она должна была делать?.

Внутри меня загорается искра ярости, и каким-то образом я снова обретаю голос.

— Она не должна была уходить! — кричу я в ответ.

Моя кожа горит, желчь поднимается к горлу. Я отвратителен сам себе. Мои эмоции вышли из-под контроля. Я не собирался кричать на него, хотя, возможно, и хотел. Я хочу, чтобы он ударил меня снова. Я хочу, чтобы он сделал мне больно за то, что я сделал с Ди. Я не заслуживаю ничего другого, кроме боли. Я не заслуживаю жить. Я ни черта не заслуживаю… только боль, душевная боль до самой смерти.

— Ты самый эгоистичный, самовлюбленный человек, которого я когда-либо встречал за всю свою жизнь. Ты никогда не заслуживал ее, никогда. Она любила тебя, а ты унизил ее. Ты в прямом смысле мог бы вырвать ее сердце из груди, и это было бы не так больно.

Он прав, я мог бы, и снова мне нечего сказать. Не существует слов, которые можно сказать, чтобы вернуть то, что произошло.

Громкий стук во входную дверь застает нас врасплох.

Я вскидываю голову и понимаю, что Артем, Дима и Леха все еще стоят в нескольких футах от нас и смотрят на нас с братом с одинаковым выражением лица.

Вина, стыд и полный шок. Их лица отражают то, что чувствую я, только я чувствую это в миллион раз сильнее. Они не потеряли любовь всей своей жизни, свою семью и самих себя. Для них это была игра, для меня — самая большая ошибка.

Артем отворачивается от всех нас и идет к входной двери. Как только он открывает дверь, входят два человека. Я видел их несколько раз в универе, они работают в ректорате, коллеги моего брата. Их глаза сканируют комнату, пока они не находят меня окровавленного и избитого на полу. Они даже не выглядят шокированными, увидев меня в таком состоянии, но и не выглядят обеспокоенными или сожалеющими мне.

— Кирилл Цепов, нам нужно, чтобы вы пошли с нами.

Марк поднимает меня с пола и ставит на ноги. Мне даже не нужно спрашивать, зачем они здесь. Я уверен, что аудиозапись уже обошла весь универ.

Идя к ним на нетвердых ногах, я пытаюсь стряхнуть руку брата, которая впилась в меня, как будто он думает, что я убегу или что-то в этом роде.

Глава семьдесят семь

— Уверен, ты знаешь, зачем мы здесь, — говорит один из мужчин.

Марк слегка встряхивает меня, и я поднимаю голову, глядя ему прямо в глаза.

— Да, знаю, — отвечаю я, мои голосовые связки слабы.

— Хорошо. В данный момент мы вас ни в чем не обвиняем, — говорит один из мужчин, когда мы выходим из дома.

Марк практически тащит меня по дорожке.

— Я отвезу его, поскольку мне все равно нужно на работу — объявляет Марк, и они кивают ему. Он отпускает меня, и мы идем к его внедорожнику.

Я открываю дверь и заставляю себя залезть внутрь. Не успеваю я закрыть дверь, как он заводит машину и отъезжает от обочины.

— Я не могу вытащить тебя из этой передряги, да я бы и не стал, если бы мог. Ты вырыл себе глубокую яму.

— Я знаю, — говорю смотря в окно.

— Ты знаешь? — его слова пропитаны отвращением. — Ни хрена ты не знаешь. Ты даже не представляешь, что сделал с Дианой. Она больше никогда не захочет показываться здесь. И ей снова придется переехать.

До меня потихоньку начинает доходить, его слова режут мою кожу. Она не вернется сюда и на этот раз это будет моя вина, моя гребаная вина.

— Почему ты ничего не говоришь? Тебя это хоть как-то задевает?

Во мне вспыхивает гнев.

— Конечно, это задевает меня, но что мне делать, Марк? Что, блядь, я могу сделать, чтобы изменить то, что произошло?

Он качает головой, сжимая руль до побеления костяшек, и все, что я могу представить в этот момент, это как я обхватываю руками шею Игоря и выжимаю из него его жалкую жизнь.

— Я не посылал эту гребаную аудиозапись. Ее не должен был слышать никто, кроме ребят.

Марк горько смеется.

— О, ты думаешь было бы лучше, если бы эту запись слышал только ты и твои тупоголовые друзья. Круто, хотя как мне кажется это вообще не должно быть записано.

Я вижу, что он едва сдерживает себя, но я рад, что такой человек как он есть у Дианы. Ей нужен кто-то, кто защитит ее, потому что я не могу.

Я неудачник, жалкий неудачник.

— Нет, это не так. Это была гребаная ошибка, о которой я буду сожалеть до конца своих дней. Но, я не рассылал это. Я просто хочу, чтобы ты это знал.

— Тогда кто это сделал?

Он бросает на меня неверящий взгляд, когда въезжает на парковку для сотрудников.

— Игорь.

Он качает головой, и я понимаю, что он мне не верит. Почему он должен верить? Я сделал эту запись. Все указывает прямо на меня.

— Это версия выглядит не очень хорошо. У тебя есть еще несколько проступков за время обучения, и я могу сказать, что тебе лучше подготовиться к тому, что тебя ждет, потому что это будет плохо. Не так давно назначили нового ректора, я его совсем не знаю, он бывший депутат и возглавлял комиссию по этике. Такую же комиссию он решил создать в университете и сейчас ее созвали по этому поводу. Хотят дать юридическую и морально-этическую оценку действиям студента.

Я пожимаю плечами.

— Мне все равно, что они собираются делать.

Нет ничего хуже чем видеть, как единственная женщина, которую ты любишь больше жизни, говорит тебе, что ненавидит и больше никогда не хочет тебя видеть. Ничто не может быть больнее этого. Так что я приму все, что они решат, потому что, блядь, видит Бог, я этого заслуживаю.

Марк ничего не говорит, вместо этого паркуется и глушит двигатель. Когда он открывает свою дверь, я вдыхаю и вылезаю из машины, обходя ее спереди.

Они могут сделать все что угодно… сказать все, что захотят, наказать меня, как им заблагорассудится, но ничто не превзойдет ту боль, которую я уже чувствую, вину и стыд, которые покрывают меня.

Я сделал это.

Я растоптал ее чувства.

Я уничтожил нас.

Глава семьдесят восемь

Диана

Я очень долго стою под душем, вода холодная, но я не замерзла. Я не дрожу и не жажду тепла. Я вообще сейчас ничего не чувствую. Я в душе только потому, что Марк заставил меня. У меня не было такого желания. Если бы это зависело от меня, я бы все еще лежала в постели и смотрела в потолок, это все, что я хотела делать последние два дня.

— Диана? — приглушенный голос Марка доносится через дверь ванной. — Ты в порядке?

Нет. Я не в порядке. Я вообще не знаю, что сейчас из себя представляю, но "в порядке" — это не то слово, которым я бы описала свое состояние.

Онемение. Подавленность. Это были бы гораздо лучшие слова, но я не говорю ему и этого. У меня нет сил на слова, я уверена, что они мне и не нужны. Марк и так все знает.

— Ты там уже целую вечность. Выходи, я приготовил нам обед.

Я выключаю воду и выхожу из душа, мои движения почти механические, как и то, как я себя чувствую.

Я робот с основными функциями, но без чувств.

Высушив волосы, я одеваюсь, выбирая одежду из кучи на тумбочке, которую Марк положил для меня. Я открываю дверь и вижу, что он все еще стоит в коридоре и ждет меня. Он мягко улыбается мне, и я знаю, что должна улыбнуться в ответ, хотя бы из вежливости, так поступают все нормальные люди. И все же я не могу заставить свои губы хотя бы немного растянуться.

Неужели я теперь всегда буду такой? Эта мысль меня не беспокоит.

Мы садимся за стол, где нас ждут две тарелки с бутербродами. Горячие бутерброды с курицей, сыром и листьями салата. Это мои любимые, именно поэтому Марк их приготовил.

К сожалению, у меня все еще нет аппетита, поэтому я просто смотрю на него. Когда он это замечает, то подталкивает тарелку еще ближе ко мне и приказывает мне есть. Взяв бутер, я откусываю маленький кусочек.

— Диан, я действительно думаю, что тебе стоит поговорить хоть с кем-нибудь, — начинает Марк, его голос мягкий. — Ты знаешь, что можешь поговорить со мной, но если ты не чувствуешь себя комфортно, ты можешь поговорить с кем-нибудь еще. Я могу пригласить кого-нибудь, тебе даже не придется выходить.