Немного о потерянном времени (СИ) - Шабанн Дора

Степа мотает головой в явном отрицании. Странно.

— Брось, Ланселот. Не равноценно это: за красоткой побродить пару недель скрытно, и то, что ты меня на себе из-под обстрела вынес, да раненого волок двадцать километров до хирурга.

— Про красотку не спорю, но ты не прав — ты мне самое дорогое сохранил. Так что в расчете. Извини, что внезапно, просто…

— Форс-мажор, Влад, твое второе имя, ёпс, — ржет, зараза.

Смотрю на давнего армейского друга и не понимаю — что не так. Он вроде все тот же: шумный, живой, с улыбочками этими своими «бабцеплятельными», но звенит.

В башке. У меня.

Почему мне не нравится, как он говорит о Марго? Мы столько лет со Степашкой знакомы, а уж пережили и перетоптали вместе — не сосчитать историй, никогда так напряжно не было.

Что-то не то. Она не в его вкусе, точно. По молодости, бывало, гуляли по дамам совместно, так что я портрет его «симпатии» помню.

Ох, бл*, а не создал ли я себе сам проблему? Это раз.

И не мерещится ли мне галлюциногенный бред — это два.

Пока я его рассматриваю, Степа убирает телефон, в который наблюдал за ходом круглого стола, берет куртку и оборачивается:

— Лады, рыцарь без страха и упрека. Метнусь я сейчас за твоей дамой. Не скучай.

Пожимаю плечами: мне скучать сейчас некогда, я не весь план подробно проработал, не везде соломки подстелил, а времени мало осталось.

— Здесь, кстати, такие девочки по отделению ходят — пригляделся бы, — радостно добавляет Степан Тимофеевич и исчезает за дверью, в которую в этот момент просачивается бледное привидение со штативом и капельницами.

Чего тут приглядываться? Жуть же кругом ходячая. Все на один фасон: губы уткой, скулы рифами, волосы жженые, крашенные, кожа либо пересоляреная, либо под таким слоем штукатурки, что та может шматами отваливаться.

А моя Королева идеальна, свежа, элегантна и просто умопомрачительна.

Всегда бл*.

Лежу под капельницей, кручу в башке гребаный пазл имени Степашки, сука. Не идет из головы. Чем дольше думаю, тем сильнее злюсь, и, конечно, пульс начинает постукивать в ушах и висках, нах*.

Сейчас еще откажутся выпускать отсюда, бл*.

Не успел попросить ничего лекарственного, как тихонечко зажужжал новый смартфон: «Ник». Вот это да.

— Алоэ! Рус пропал! Чё делать, бл*?

Да, лексикон у сыновей прямо его.

— Как пропал? Когда. Кратко. Доложи обстановку.

— Уехал на полигон. Звонил час назад, сказал, что подъезжает. И тишина.

— Телефон?

— Не берет.

Так. Нужен план. Срочно.

— Спокойно. Сиди дома. Сейчас я гляну геолокацию и перезвоню.

— Точно?

— Точно. Жди.

Эх, деточки, что же не живется-то вам спокойно?

Геолокация показала странное.

Рус был как бы… дома.

Но нет же? Или они там в карты на желание режутся? И Нику выпало: «Напугай родителя»?

Ладно, разбираем. Телефон определяется, похоже, если не дома, то в машине, потому что рядом мигает сигнал с «Тигрика».

А сам Рус?

Вот точка с его жетона. Рядом вроде.

А! Не в доме. На территории ЖК.

Что нам скажут «Яндекс Карты»? А «Гугл Earth»?

М-да.

Что ж нас накрывает-то так массово?

Марго, определенно, нужен отпуск. На море. В идеале — без нас, но, увы, не предусмотрено такой опции.

Короче, поедем семьей на Новый Год в Дубай или Тай. Хрен с ним, можно даже на Кубу. Выпустили бы.

Успокоив Ника, что брат задерживается, а не пропал бесследно, выдыхаю.

Как-то все у нас одно к одному. Утомляет.

Призываю дежурную медсестру с помощью красной кнопки и требую доктора.

Хорошо, что мой сменился и не хохмит, пока я в максимально туманных и обтекаемых выражениях требую свободы.

— Сложный вы пациент, Владимир Львович, капризный, как орхидея, — заключает зав. отделением, которого все же пришлось призвать на помощь, ибо дежурный врач выписку мне оформлять отказывался. Даже под мою ответственность и несмотря на наличие бумаги от ментов, что они претензий не имеют и все, что желали, с меня уже получили.

Сложный? Капризный? Плевать.

Дайте ходу пароходу и считайте меня, кем хотите. Хоть инфузорией, хоть ледоколом.

Когда я улечу, можете меня даже попинать.

Наконец-то, уже после ужина, все формальности улажены и в предвкушении скорейшего возвращения, решаю прощупать почву в гнезде.

Рус откликается по телефону Ника.

Та-а-ак.

На ринг, конечно, рано, но на велик я его загоню, как вернемся. Пусть дурь выветривается.

— Да, пап, — звучит глухо.

Бл*, да что там еще?

— Прилетаем завтра в 12–30. Встретишь?

Вопль «Ура!» на два голоса в ухо доставляет, конечно, но сыновья рады.

И я. Я тоже. Рад.

— Принято. Будем ждать вас за шлагбаумом, на внутреннем кольце. Как обычно.

Мне бы этого оптимизма…

Пока парни наперебой докладывают срочные новости про погоду и прочее, вижу, как распахивается дверь и появляется Марго. Со Степаном.

— Рус, Ник, готовность номер один. Маме нужно отдохнуть будет. По хозяйству на нее не рассчитывайте, — предупреждаю.

Моя звезда на ходу говорит с проректором, судя по обращению. Улыбается, даже смеется в ответ. А мне никак. То есть — нормально.

Вот ни капли не трогает человек, что раздражал своими кружениями вокруг моей жены все эти годы не слабее потомка римских императоров.

А тут — как отрезало. С чего?

Потому что знаю — он Марго не сдался?

Или меня настолько попустило? И про ревность можно теперь забыть?

Старший ржет. Наконец-то:

— Обижаешь, мы вас так завтра встретим, обалдеете.

— Да! У нас это, как его, бл*? Сюрприз, во! — поддакивает Никитос.

Чувствую, нам с Марго предстоит череда открытий чудных завтра. Выдержать бы.

То, что я поспешил с выводами про ревность, мне становится ясно, стоит только положить трубку, попрощавшись с сыновьями.

Гляжу на происходящее и чувствую, как зубы сжимаются сами, мозги туманит ярость, а в глазах печет — пляшут кровавые демоны, не иначе.

Степашка заботливо помогает Марго снять пиджак, а после этого придвигает ей кресло.

Вот он забирает у нее сумку и ноут. Вот набрасывает на плечи устроившейся в кресле моей жены плед. Достает из пакета стакан кофе.

Аромат корицы сбивает весь кровожадный настрой.

Сука.

Глинтвейн, какао, мандарины и корица. Новый год. Праздник, подаривший мне надежду.

Степа усаживается на стул рядом с Марго и укладывает ей на колени ноут.

— Давай, я подержу пока кофе, а ты закончишь с документами. Ланс здесь, так что все в порядке.

И это он с ней разговаривает, бл*.

Я тут где? Я здесь кто? Это вообще бл* что?

Моя Королева отставляет стакан на столик, наклоняется ко мне. Целует. Демонстративно.

Думаете, буду скромничать?

Нет.

Никогда не был замечен. Не стоит и начинать.

М-м-м, какая она. Сладкая, горячая.

Скучала.

А как пахнет.

Так, основные системы функционируют нормально. Даже слишком.

Нет, мне опять не стыдно. Моя жена, как хочу, так и реагирую.

— Как ты, любимый?

О, как. Что-то у них случилось. Милая в ярости.

Хороша. Сам себе завидую.

Замечаю, как Степан Тимофеевич кривится.

Ну, так не пялься бл*, раз бесит!

— Охрененно. Ты вернулась, меня выписывают. Билеты куплены. Парни нас ждут.

«И-и-и!» — тоненько пищит жена и снова обнимает меня так, как будто мы неделю не виделись.

В этот момент распахивается дверь и дежурный врач с лицом, воплощающим всю мировую скорбь, вносит выписку.

Переглядываемся с Марго. Сияем оба. В ее глазах вижу отражение своего восторга.

Мы рады. Мы вместе. Мы есть.

— Здоровья Вам, Владимир Львович. Впредь избегайте повторения подобных накладок. Мое почтение, Маргарита Анатольевна!

Вали уже, эскулап недоделанный.

Марго сияет.

Как давно я не видел этой широкой счастливой улыбки:

— Спасибо Вам! Мы же можем уехать сейчас, правда?