Мой домовой — сводник (СИ) - Горышина Ольга

Вадим резко выключил воду и обернулся.

— У тебя плохое настроение? Похмелье? — выплюнул он мне в лицо. Благо я сидела в самом углу, и жгучая слюна даже в хрущевке до меня не долетала! — Я же не считаю, сколько ты сестре каждый месяц отдаешь! За эти деньги можно было не комнату у бабки снимать, а нормальную однушку!

Вот только, Орлов, Аришку не трогай!

— Это мои деньги! И это мои племянницы! Она не платья себе покупает.

— А это моя мать! И я у нее единственный сын. А у твоей сестры есть муж! Нет денег купить памперсы, надо было не экономить на резинках!

В отношении Андрея Орлов прав на все сто процентов. Но это не имеет никакого отношения к той десятке, что я даю сестре. Ради этих денег я и стала ездить по частным урокам.

— Знаешь, а мне вот мама тоже говорит, что я могла бы не снимать комнату, если бы у меня был нормальный молодой человек…

— To, что твоя мать меня не любит, я знаю, — Вадим вытер руки и бросил полотенце скомканным на край раковины. — Но думал, что ты меня хоть чуть-чуть любишь. Я ошибся?

Я сцепила пальцы перед собой. Вот она, решающая минута: либо сейчас, либо никогда.

— А мне кажется, что это ты меня не любишь. Через пять лет стоило бы относиться ко мне немного иначе, чем просто к девушке, у которой можно сожрать рыбу и трахнуться заодно. Не думаешь? Нет?

Вадим закрыл глаза и, вдавив руки в железные края раковины, запрокинул голову:

— Как же я ненавижу твоих подружек! Каждый раз одно и то же! Что ты хочешь от меня? Можешь говорить нормально, а не на китайском? Хочешь штамп в паспорт? Тебе так будет спокойнее? Да хоть завтра!

Мы теперь смотрели друг другу в глаза.

— Я хочу, — начала я медленно, — чтобы мы сняли вместе квартиру, и ты перестал бы жить на два дома. Тогда и твоя мать, и моя, — добавила я на всякий случай, — станут воспринимать наши отношения куда серьезнее.

Десять секунд молчания. Тяжелый вздох. И Вадим затряс головой, демонстрируя мне кругляшку намечающейся лысины.

— Зачем что-то снимать? У нас трехкомнатная квартира. Чего тебе еще надо?

— Я не хочу жить с твоей матерью ни при каких обстоятельствах. И если ты добавишь столько же к моим деньгам… Или хотя бы половину, — поспешила я исправиться, — мы сможем снять двушку, и ученики будут приходить ко мне домой. Так я смогу увеличить их количество вдвое, если не буду тратить время на дорогу. Согласен?

— Я же хожу по клиентам…

— Ты по ним ездишь! И машину ты не будешь оставлять под окнами материнской квартиры…

Вадим отвернулся, но из кухни не вышел, хотя места из-за него, стоящего с ногами на ширине плеч, перестало хватать вообще.

— Мне надо подумать, — бросил он наконец и смылся в комнату, куда я пришла через пять минут с двумя дымящимися кружками.

Обычно мы пили чай уже под одеялом, поставив перед носом ноутбук с каким- нибудь фильмом. Сейчас Вадим даже носки не снял. Сидел на самом краю, будто боялся запачкать джинсами недельные простыни.

— Ира, — поднял он голову при моем приближении. — Если дело просто в деньгах, то скажи, сколько тебе надо на хозяйство…

Я шарахнула кружками по столу так сильно, что даже расплескала чай.

— У меня достаточно денег на меня одну! Если хочешь жить со мной, то только на тех условиях, которые я озвучила. Мы уже с тобой не малые дети. Если тебе нужно время… — Я чуть не сказала "чтобы посоветоваться с маман". — Я это тоже пойму. Хозяйка приезжает через две недели. Я ее тогда и предупрежу, что съезжаю. Тебе достаточно времени, чтобы разобраться в себе и своих желаниях?

Вадим ничего не ответил, только нервно сдернул джемпер вместе с футболкой. Я уже была в пижамных шортиках и футболке, потому спокойно взяла в руки горячую кружку. Ноутбук стоял рядом со стопкой английских книг, но я на него едва взглянула и тут же получила резкий ответ:

— Я устал. Не хочу ничего смотреть.

Вадим привстал с дивана, чтобы скинуть джинсы, и в его резких движениях не было даже намека на ночную романтику. А мне ее и не хотелось. Вот ни капельки. Я чувствовала себя Маленькой бабой Ягой, которой только и хочется, что танцевать со взрослыми ведьмами на лысой горе!

Вадим лег к стенке и сразу отвернулся. С краю мне даже лучше. Вставать рано. Пусть сурок дрыхнет себе. У него все еще спячка. Это коты в марте просыпаются.

И только я закрыла глаза, пискнул телефон. Пришла эсэмэска от Тони: "Ира, выручай. Завтра в два часа надо забрать кота. Это рядом с тобой. Позвони, если не спишь".

Я села и вызвала номер Тони. Вадим ничего не спросил. Кажется, даже не пошевелился.

— Там бабка померла. Две недели к коту соседка каждый день ходит. Родственники кота не забирают, но дают денег, чтобы мы нашли ему хозяев. Забрать надо именно завтра, а я никак не могу в это время. Если бы ты взяла его на одну ночь, то я во вторник утром, как штык, у тебя. Если твоя бабка, конечно, не будет против?

— Бабки нет. Что я должна сделать?

— Купи самую простую переноску. Тряпку рублей за шестьсот. Я тебе потом верну деньги…

— Брось! Пустяки… — перебила я Тоню. — А еда? Лоток? С этим что?

— Это все с котом отдадут. Ты справишься, я знаю. Сейчас скину тебе эсэмэской координаты. Спасибо, Ира. Ты чудо!

Теперь чудом будет, если мы уснем без скандала. Но Вадим даже не повернулся ко мне. Вот и отлично! Это тот бедный кот не спит в ожидании моего прихода, а суркам все по барабану!

Глава 4: Кот в мешке и дурость в башке

Давненько я не чувствовала себя настолько плохим учителем — даже в период розовой влюбленности в Вадима я не уходила в себя настолько глубоко, чтобы пропускать элементарные ошибки. В голове поселился неизвестный мне кот, выселив оттуда всю ответственность за двух братьев, которым я репетиторствовала уже второй год. Кое-как выдержав положенные два академических часа, я выскочила из квартиры, отполированной до режущего глаза блеска, в своих грязных из-за мартовской серой кашицы полусапожках во двор с голыми деревьями и рванула к перекрестку, чтобы успеть перехватить маршрутку.

Вадим встречал меня у подъезда кошачьего дома. Ссутулившись, будто продрог, он держал подмышкой клетчатую переноску и так ласково буркнул приветствие, что я решила ограничиться простым "спасибо". Его щека сейчас, как и взгляд, сравнялась, вероятно, по колкости с корщеткой. И лучше бы я не спрашивала про цену покупки.

— Тебе товарный чек выдать?

Нет, лучше мозги вернуть! Вадим поступил по-умному, просто обнял меня к утру, спрятав нос между моих лопаток. Тогда у меня хватило ума сделать вид, что вечернего разговора не было, но вот зачем-то после кофе я предложила ему вместе забрать кота.

— Это точно на одну ночь?

Страх, прозвучавший в вопросе, не напряг меня и даже не насторожил. Я уже пребывала в эйфории от еще даже не начатого доброго дела и бездумно попросила Вадима забежать в зоомагазин. Банкнота сама легла на стол, где и осталась лежать, молча проигнорированная Вадимом.

Я протянула руку к переноске, но Вадим упрямо зажал ее подмышкой и шагнул вперед. Дом находился во дворе, поэтому к подъезду мы пробирались между раскорячившимися грязными машинами, радуясь что мы не форсим в белом.

В домофон звонить не пришлось — перехватили дверь у выходившей бабульки. Внутри темновато, зато стены без любовных признаний и прочих стойких запахов. Этаж третий. Лифт уехал из-под носа, и мы пошли пешком. Чисто. Либо жильцы не сорят, либо лестница только что вымыта. В любом случае, не чета нашему подъезду.

Дверь, деревянную, дорогую, открыл такой же холеный молодой человек. Без галстука, зато в рубашке, застегнутой под джемпером на последнюю пуговицу. Рука теплая и сухая. Как и взгляд вкупе с приветствием. Такому точно бабкин кот не нужен.

В квартире пусто. Пустота витала в воздухе, хотя на вешалке висело аж несколько старых пальто. Но даже выстройся здесь целая батарея калош, квартира не стала бы от этого жилой.