Развод. Предатели (СИ) - Дюжева Маргарита

При моем появлении тихие разговоры смолкли окончательно. На смену им пришла звенящая, неприятная тишина.

Когда мы стали чужими? Почему я не увидела этого раньше.

Смотреть на детей было просто невыносимо, поэтому я обратилась к мужу:

— Коль, нам надо поговорить.

— Мы для этого здесь и собрались.

— Наедине.

Он покачал головой, отказывая даже в такой малости:

— У нас семейный совет. Это касается всех, поэтому они тоже имеют право участвовать.

Интересно, кого-нибудь их этих троих интересовали мои права? Права жены, права матери? После вчерашнего, я стала в этом сомневаться.

Я все-таки посмотрела на своих таких взрослых и внезапно совершенно непонятных детей. Маринка сидела нахохлившись, всем своим видом выражая бунт и протест – ее обычное состояние, начиная с переходного возраста. Что ни скажешь – все в штыки. Хотя, казалось бы, семнадцать лет – уже пора бы выходить из этого состояния…

Артем, вскинув темные брови, самозабвенно крутил красный плетеный браслет на запястье, будто в этом был какой-то сакральный смысл.

Ни один из них так и не поднял на меня взгляд. Только вздрогнули, когда я произнесла:

— Хорошо. Пусть участвуют. У меня к ним тоже есть вопросы.

Марина сердито поджала губы и засопела, а Тёма досадливо цыкнул.

Взгляды все так же вниз.

Кухня словно разделилась на два полюса. На одном муж и рядом с ним дети, на другом – я, совершенно одна.

По спине пробежал озноб, будто я снова оказалась на темной дороге и под дождем.

— Как прошел день группы, Тём?

Сын покраснел и втянул голову в плечи.

— А у тебя, Марин? Как пижамная вечеринка? Все удачно?

Дочь тоже побагровела до кончиков волос и буркнула:

— Нормально.

— Я очень за вас рада, — сказала я, не скрывая горечи.

— Вера, давай без лишней драмы, — вмешался Николай, — мы уже поняли, что ты все знаешь. Что твоя дорогая Люба тебе уже обо всем донесла.

— А она должна была молчать? Чтобы вы могли меня спокойно и дальше обманывать? Вы все?

— Сама понимаешь, особой радости по этому поводу я не испытываю.

— Я ничего не понимаю, Коль. Я не понимаю, почему так вышло, что мой муж стал относиться ко мне, словно к бесплатному приложению. Почему мои дети считают нормальным обманывать свою мать. Банально не отвечать на ее звонки… — я все еще кружилась вокруг да около, не находя сил чтобы задать главный вопрос.

— Мы маленькие что ли, чтобы всегда быть с тобой на связи? Тем более мы не где-то там шлялись, а с отцом были, — возмутилась дочь, не понимая сколько боли причиняет своими словами.

— Марина, хватит! — довольно резко осадил ее Николай.

Она сразу заткнулась и нахохлилась, как воробей. Для нее авторитет отца всегда был непререкаем. Папина дочка.

— Этот разговор состоялся бы в любом случае, Вер. Не сегодня, и не в такой напряженной обстановке, но в ближайшие дни точно. Тянуть больше смысла нет.

И правда. Нет никакого смысла оттягивать неизбежное.

— Что за женщина была с тобой вчера?

После некоторой заминки муж ответил:

— Ее зовут Вероника.

— Вероника…а дальше? — мне было страшно услышать, что еще он скажет про темноволосую девицу, которую так томно придерживал вчера за обнаженную спину, но я ждала его слов. Ждала и умирала.

И тут снова влезла Марина:

— Это Вероника Майская!

— И что?

От моего искреннего недоумения дочь попросту взорвалась:

— И что?! Мама, она актриса! Ее сериалы все рейтинги бьют! А ты не знаешь?

А еще, память подсказала, что она снималась в рекламе гелей для душа, сверкала голыми частями тела и изображала райское наслаждение на камеру.

И тут же что-то гадкое, мерзкое, сидящее глубоко внутри меня, начало нашептывать: он видел это тело без полотенец и цензуры. Он видел ее лицо, искаженное истомой и настоящим удовольствием…

— Какое мне дело до ее рейтингов?

При этих словах Марина вспыхнула, но напоровшись на тяжелый взгляд отца, продолжать не стала.

Зато продолжила я:

— Ты с ней…

Не смогла закончить фразу.

Ты с ней спишь? Встречаешься? Планируешь провести остаток жизни? Какой из этих вопросов я должна была задать своему мужу прямо сейчас? На этой кухне, в присутствии наших детей?

Муж не стал отпираться. Не стал юлить, извиняться, жалеть. Он просто сказал:

— Да, я с ней. И вчера я сделал ей предложение.

Это какой-то бред. Дурной сон, который никак не закончится.

Ведь не бывает такого, чтобы вчера все нормально — обычная семья, со своими хлопотами и проблемами, а сегодня все слилось в мусорное ведро, муж превратился в циничного монстра, а дети спокойно сидели рядом и не видели в этом ничего странного или страшного.

— Насколько мне известно, многомужество в нашей стране запрещено законом. И делать предложение другой женщине, при живой жене, как минимум…невежливо.

— Поэтому мы сейчас здесь и собрались. Я развожусь с тобой, Вер. Документы уже готовы.

Меня будто ударили. Сильно-сильно, прямо в солнечное сплетение. Лишая возможности дышать, шевелиться, жить.

Отчаянно захотелось присесть, но на моей половине кухне не было стульев, а подходить ближе к тем, кто так хладнокровно пытался меня убить – страшно.

Рядом с ними я почувствовала себя не просто одной и на темной дороге, а совершенного голой где-то в районе северного полюса.

— Надо же…какой быстрый.

— Ты не думай, что мне легко далось это решение. Это было непросто, но…

Я перебила его:

— Сколько ты уже с ней?

— Какая разница, Вер?

— Сколько. Ты. С ней?!

— Зачем тебе это? — мрачно спросил муж.

— Я хочу знать, сколько времени ты меня обманывал. Сколько времени вы все меня обманывали.

Дети сидели, как мыши, загнанные в угол. Съежились и, кажется, даже не дышали. Им было неудобно, стыдно, и они бы с радостью оказались в любом другом месте, а не здесь, и в то же время я чувствовала, что они на стороне отца. Не на моей.

Никаких «папа, как ты мог?» не прозвучало. Они просто отводили взгляды в сторону и молчали. Потому что для них это не сюрприз. Они все знали. И принимали, как должное.

— Не переводи на них. Это наше с тобой дело.

— Это ты настоял на семейном совете, — сипло напомнила я, — Так что пусть тоже говорят. Я имею право знать…как долго вы держали меня за дуру.

— Мам… — начал было Артем, но Коля остановил его небрежным движением руки и заговорил сам:

— Хорошо. Веронику я встретил в конце весны, на одном из благотворительных мероприятий. Не помню, по какой причине мы обменялись телефонами, но иногда списывались. Спустя почти месяц между нами завязалось общение.

— Завязалось общение? Это так нынче принято называть измену? — голос дрожал от гнева и обиды.

— Вер, я не стану оправдываться. Не жди. Что случилось, то случилось, и можешь называть это, как угодно.

Муж говорил это прямо при детях. Убивал меня своим равнодушием, вгоняя ледяной кол в и без того разорванное сердце.

— Чем больше я с ней проводил времени, тем яснее понимал, что это та женщина, с которой я хочу быть всегда, что дальше так продолжаться не может и все эти тайные встречи – не для меня. Да и тебя обманывать не хотелось. А также я понимал, что мое решение повлияет на всю семью. Поэтому в августе у нас состоялся серьёзный разговор с Артемом. Я представил ему Нику и все объяснил. Сын понял и принял мою мужскую позицию.

Так, значит, сынок? Такая твоя мужская позиция? Быть на стороне предателя?

В это время багровый от смущения Тёма пыхтел, морщился и сконфужено тер лоб рукой.

— Пару недель назад я решил, что пора поговорить и с Мариной, чтобы для нее наш развод не стал ударом. Не смотри на меня так. Я старался подготовить детей к неминуемым переменам…

Я горько усмехнулась и покачала головой:

— Ты просто старался оправдать свое предательство, прикрывая его благими намерениями. Только и всего.

— Думай, что хочешь. Но я считаю, что поступил правильно. Для них наше расставание не станет трагедией.