Измена. Я сильнее боли (СИ) - Манаева Ирина

Обиды на мать нет, она делала из моего детство счастливое, как только получалось, пока отец спускал на новую семью все имеющиеся доходы.

- Плохо, да? – вздохнула Милка, не зная, как помочь. – Болезнь надо лечить. Если маскировать раны, они всё равно рано или поздно вскроются гнойниками. Мой тебе совет – выплачь всё, что накопилось. Слёзы смоют твою боль, может, сейчас так не кажется, но со временем осознаешь, что это правда.

- Это была Ника, - я решила, что украшу этот торт той самой вишней именно сейчас. Пришло время. Глаза в стол, но потом всё же подняла взгляд, встречаясь с зелёными глазами подруги.

- Ника, - раздумывала Мила над именем, пытаясь понять, кого из нашего окружения так зовут.

- Моя сестра, - решила я облегчить её поиски.

Подруга замерла, перестав моргать, а потом покачала головой, обхватив её руками.

- Это та бедная овечка, которую ты пригрела в своём доме?

Я ответила глазами «Да», сомкнув на мгновение веки.

- Наверное, тут что-то следует сказать, но я пока в шоке, - она потянулась за бутылкой, намереваясь спаивать меня дальше. – За тех, кто никогда не предаст, - наконец, произнесла первый тост, не отводя от меня взгляда, и я поняла, что с ней пройти этот путь будет значительно легче.

Глава 4

Наверное, я порывалась плакать ещё несколько раз, а потом хохотала, как сумасшедшая, когда Милка начала припоминать институтские годы.

- И ты такая замерла, - раскрасневшаяся подруга принялась говорить громче обычного, глаза блестели и, кажется, в тот момент она снова переместилась в аудиторию, где мне влепили выговор. – А он спрашивает. Перцева, - изменила она голос на преподавательский, сделав его ниже. – Повтори, что я сейчас сказал. И ты такая, - Милка снова расхохоталась, выдавливая слёзы от смеха из глаз, - Фалос был древнегреческим философом и математиком. Помнишь, как он на тебя посмотрел, - выдохнула смех, пытаясь успокоиться. – А потом поправил.

- Не Фалос, а Фалес, - закончила я историю, широко улыбаясь.

Лекарство действовало. Пустая пузатая бутылка смотрела на нас прозрачными стёклами, и, если меня принялось клонить в сон, то Милка, наоборот, разошлась. У неё так было всегда. Могла перепить любого мужчину, и алкоголь действовал, как второе дыхание. Она принималась смотреть фильмы, плакать над ними, писала бывшим, сочиняли глупые стишки и не давала спать мне. Но сегодня был другой повод.

- Если устала, можешь идти, - сказала как-то спокойно, будто не она только что смеялась, как сумасшедшая, на всю квартиру, не боясь разбудить соседей.

Бросив взгляд на часы, я поняла, что уже как два часа сплю по своему обычному распорядку, и кивнула, соглашаясь.

- Тогда, - подскочила Сологуб. – Иди в ванную, я пока постелю. – Полотенце возьмёшь в комоде, там все чистые. Вещи какие нужны?

- Так я с собой брала.

Мы вошли в комнату вместе, и я открыла чемодан.

- Что-то у него несварение, - воззрилась она на вещевой клубок, в котором сложно было найти хоть одну немятую вещь.

- Блин, - цокнула языком я, понимая, что завтра должна выглядеть как всегда хорошо. Я – лицо ресторана, пусть и сижу по большей части в кабинете, решая дела, но зачастую меня зовут в зал, чтобы разрешить конфликты. – Что надену? – вытащила несколько блузок, превратившихся в жёваную бумагу.

- Я поглажу, - быстро отозвалась Милка. – Правда, утюга тысячу лет в руках не держала.

- Ты всё такая же, - обняла я её, прижимаясь крепко. Ощущение тепла от человека, для которого я не пустой звук, снова вызвало слёзы.

- Да к чему что-то делать, если можно не делать? Постирала – отвисится. Вот мой лозунг! Но лично для тебя утюг найдётся. Давай уже, иди в душ.

Оказавшись одна и подставив тело плачущей лейке, я смотрела какое-то время на большой корабль, раскинувший паруса на одной из кафельных стен. Милка всегда любила историю про Ассоль и Грея, хоть никогда и не казалась нежной и ранимой. Всегда боевая и уверенная в себе, она мечтала о светлой и большой любви, которая к ней, по велению злого рока, так и не пришла. Пока. Мне хотелось, чтобы подруга обрела счастье, о котором мечтала. А что до меня?

Ком, подкативший к горлу, собирался всё больше и больше, пока не сдавил гортань, заставляя плакать, и пресная вода смешалась с солёной. Я сильная, я сильнее боли, мне никто не нужен.

Как в одночасье зачеркнуть всё хорошее, что связывало с человеком, и, переступив через порог, за которым строилось счастье, пойди дальше? Ответ один: только с вверх поднятой головой. Я не стану ползать ни у кого в ногах, не стану прощать, не стану просить одуматься. Каждый вправе делать выбор сам. Он свой сделал, теперь очередь за мной.

Ненависть переплеталась с обидой, сковывала болью и душила слезами. Я понимаю, что назад дорог и нет, оттого невыносимо хочется выть. И сейчас я могу себе позволить. Вырвавшийся стон был, пожалуй, громче, чем я рассчитывала, потому, прижав ладонь к губам, я продолжила более тише, чувствуя, как внутренности распирает от накопившихся эмоций. Я могла сейчас лишь выплакать то, что накопилось за эти часы. Потом сгрести вместе остатки самообладания и жить дальше.

Почему-то в голову лезли мысли не том, какой Егор предатель, а о том, как всё начиналось.

Солнце нестерпимо жарило землю и мои плечи. Я лежала, раскинув руки, в позе, способной привлечь любого парня. Именно так мы с Иркой решили знакомиться на озере. В воду я заходить не любила, предпочитая красоваться на берегу, тем более, было что показать.

- Смотри, они сейчас будут прыгать, - голос Ирки вырвал из сладкой солнечной неги, и я повернула голову в сторону моста, по которому обычно народ передвигался с одной стороны озера на другую. Порой какие-нибудь отчаянные парни перемахивали через парапет и летели вниз бомбочкой, щучкой или как выйдет.

Высокий стройный брюнет способен был привлечь внимание не только поступком, который намеревался совершить. Он мог быть просто в одежде и на земле, чтобы я обратила на него внимание. Но тем было интереснее, нраблюдать, как он, перебравшись через перила, смотрит на тёмную озёрную гладь, собираясь с мыслями. Казалось, не видит никого, полностью сосредоточен на прыжке, который совершит. Высота приличная: около четырёх – пяти этажей. Не знаю точно сколько, только ни за что бы не решилась првгать.

Загорелое тело и короткая тёмная стрижка. Он отпускает руки, устремляясь на встречу воде, и у меня замирает сердце. Я не знаю, кто это, не понимаю до конца, почему взгляд прикован к летящей фигуре, не подозреваю, что именно он станет тем, кто впервые наденет мне на палец кольцо.

- Кир, приём, - толкает меня Ирка, и я невольно поворачиваюсь к ней. – Понравился? – сдержанно улыбается, пытаясь вывести на разговор.

Я не люблю, когда спрашивают о подобном. Никогда не стремилась обсуждать чувства, потому пожимаю плечами, отвечая.

- Обычный парень.

Намереваюсь лечь обратно, будто вообще ничто больше меня не интересует, как загар, но она не отстаёт.

- Какой из трёх?

Трёх? Я удивлённо поворачиваю к ней голову, глаз не видно, они под защитой тёмных стёкол. Удобно. Не только от солнца, но и от любопытных глаз скрывают. Можно спокойно осматривать кого-то, и это не так заметно.

- Ты о чём? Там был один парень, - не соглашаюсь, на сей раз поворачиваясь к озеру. Вижу действительно три головы над водной поверхностью, и не понимаю, почему видела только брюнета, когда были ещё несколько.

- Все, - не хочу выдавать неловкость, смотря, как первым достиг берега именно тот, с которого я и не сводила глаз. Он выбирается на сушу, и я вижу, как ему подаёт полотенце какая-то девчонка. «Мимо, Кира», - говорю сама себе, пытаясь успокоить от напирающего внутри волнения. И тут он поворачивает голову в мою сторону.

Чёрт!

Я быстро отворачиваю взгляд, делая вид, что не пялилась на него, будто случайно попал в поле зрения, и укладываюсь на полотенце, стараясь дышать, как можно медленнее, чтобы успокоить быстро летящее вскачь сердце. Глаза закрыты, кожа горит под лучами солнца, и надо бы окунуться, чтобы не так жгло, но я терплю, стараюсь не привлекать к себе внимание.