Теория страсти - Мэй Сандра

Апрель в этом году сошел с ума, и сегодня на улице стояла воистину июльская жара. Идти по этому пеклу в кроссовках, джинсах и свитере было не просто невозможно, но даже опасно для здоровья, и потому Констанции пришлось срочно распаковывать летние вещи. Сарафан, три блузки с отложным воротничком, юбка в горошек, юбка без горошка — все очень мятое. Рокси рассердилась (в очередной раз смазав лак) и в приказном тоне велела Конни не валять дурака и выбрать из ее, Роксиных, шмоток все, что той понравится. Сначала Конни пыталась отказаться («А вдруг я выберу то, что тебе срочно понадобится?»), но сердитая Рокси была неприступней Форт-Нокса.

— Не волнуйся. Во-первых, я собираюсь до самого вечера чистить перышки. Ванна, маска, здоровый сон, фруктовый обед, опять здоровый сон, а вечером Джейсончик везет меня в кино. К тому времени ты десять раз вернешься. Кроме того, сегодня меня тянет на серебряный топ и розовые брючки, а ты их не выберешь даже под угрозой расстрела.

— Рокси, я даже не знаю, как тебя благодарить…

— Конни! Не серди меня! Я третий раз промахиваюсь мимо мизинца! Тебе что, приспичило сегодня изображать Синдереллу? «Спасибо, сестрицы, вы такие добрые!»?

— Просто ты не обязана делиться со мной своими вещами…

— Констанция Шелтон! Я знаю, что ты считаешь меня недалекой, а возможно, даже и просто дурой! Но позволь сказать тебе, что сейчас дурой выглядишь ты. Я не совершаю подвига дружбы и не укрываю тебя своим тряпьем от холодного зимнего ветра. Я просто предлагаю тебе выход из положения. Это не стоит ни внимания, ни благодарности. Вообще ничего не стоит. Отстань от меня.

Конни не выдержала и засмеялась. Рокси тут же забыла про свеженакрашенные ногти, соскочила на пол и обняла подругу.

— Господи, Конни, ну какая же ты хорошенькая, когда смеешься!

Констанция смущенно высвободилась из объятий Роксаны и скрылась за дверцей шкафа. Рокси вернулась на кровать.

Теперь она поглядывала в сторону одевавшейся подруги и осторожно хмурилась (чтобы не было морщинок).

Из-за дверцы мелькнуло нечто округлое и радующее глаз, потом на миг показалась длинная стройная ножка, мелькнули распущенные волосы, и луч солнца полыхнул сквозь них темным золотом…

Через пару минут Констанция Шелтон появилась перед подругой в светло-голубых джинсах-стрейч, голубой футболке, расшитой незабудками, с привычным конским хвостом на голове и очками на носу. Рокси душераздирающе вздохнула.

— Только не говори, что на тебя налезло только это! Я тебя больше на полразмера. Все, из чего я выпираю, на тебе должно смотреться обалденно!

— Рокси, я…

— Ты жертва привычек, Конни, и привычек дурных. У тебя длинные и стройные ноги, у тебя тугая попка…

— Рокси!

— Да, то, что находится между ногами и спиной, называется попкой, и она есть у всех, даже у нобелевских лауреатов! А твоя — полный отпад. Моя замшевая юбка…

— Она же мини!

— Естественно! Макси уже давно не носят. И она не настолько уж и мини… Потом, зачем ты опять затянула этот хвост?

— Чтобы в глаза не лезло…

— Зачеши назад. Заколи. Постриги челку. Заплети косички, в конце концов!

— Перестань, что я, маленькая?

— Ты не маленькая. Ты большая. А ведешь себя, как маленькая. Когда купишь линзы?

— Рокси, ты становишься тираном.

— Я спрашиваю, когда этот велосипед покинет твой нос? Держу пари, даже твой профессор не знает, какого цвета у тебя глаза.

— Зачем ему это знать?

— Правильно, ему уже незачем. Но в мире есть и другие люди. Из них примерно треть — молодые мужчины. Или, скажем так, мужчины того возраста, когда их еще интересует цвет глаз женщины.

Констанция устало улыбнулась.

— Рокси, ты сегодня чересчур импульсивна. Не злись. Ты ведь прекрасно знаешь, что я не умею наряжаться и не питаю к этому ни малейшей склонности.

— Линзы удобны.

— От них болят глаза.

— Ага, а таскать на переносице килограмм стекла легко и приятно!

— У меня нормальные очки.

— Страшные.

— Ты злая.

— Добрая.

— Я пошла.

— Не забудь болотные сапоги и брезентовый плащ.

— Ты очень злая. Но я тебя люблю. Пока.

— СТОП!!!

Конни замерла, не успев сунуть вторую руку в рукав своей старой джинсовой куртки. Купленная в секонд-хэнде, куртка была потертой, видавшей виды и очень большой, а значит, могла отлично прикрыть то самое место между ногами и спиной, которое так неприлично обтягивали самые пристойные из брюк Рокси…

Роксана Жилье железной рукой стащила с оробевшей подруги куртку и зашвырнула ее в угол комнаты. Потом погрозила Конни пальцем.

— Не вздумай! У тебя будет тепловой удар! Вперед.

— Но я…

— Вперед, кому говорят! Спину прямо, плечи расправь, походка от бедра. И не забудь, грудь — это не прыщи, ее не надо прятать.

С пылающими щеками Констанция Шелтон вылетела из домика и помчалась к университету. Ей казалось, что все так и смотрят на ее… хм… в общем, на нее. И что она вся голая. И нелепая. Длинная, худая, сутулая. В дурацкой футболке с незабудками.

Один из студентов, лежавших в тени большого вяза-патриарха, поднял голову и недоуменно посмотрел вслед стройной девушке в голубых джинсах и футболке.

— Новенькая, что ли? Ноги от ушей…

— А я ее где-то видел.

— Да нет. Просто у нее прическа, как у Зануды Шелтон.

— Ну ты сказал! Прическа! У Зануды Шелтон нет никакой прически. Это просто такая шапочка. Она ее утром надевает, вечером снимает…

— Ха-ха-ха!

Профессор Малколм уже пятнадцать минут не мог надивиться на сидящую перед ним Констанцию Шелтон, а также на остроту зрения Джейн Смит, сидящей в данный момент в приемной.

И как это Джейн удалось разглядеть то, что профессор видел только сейчас?

Констанция Шелтон, оказывается, была стройной симпатичной девушкой. У нее была… хм… грудь. У нее была талия. У нее были длинные ноги и маленькие ступни. У нее, черт побери, были небесно-голубые глаза, хотя, возможно, это из-за миленькой кофточки с цветочками, или как это там называется? Батник? Нет, батник с карманами… интересно, где у батника карманы? Или это батик… нет, батик рисуют воском по ткани…

И румянец ей шел, даже такой, несколько лихорадочный. Честное слово, если бы не вечный хвост и не привычные очки, он бы ни за что не узнал свою лучшую студентку.

Профессор благодушно откинулся на спинку кресла, чувствуя, как стремительно улучшается настроение и приходит боевой азарт. Предстояла сложная психологическая игра, еще более захватывающая потому, что перед профессором сидела не обычная пациентка, а коллега, профессионал в известном смысле. Обыграть такого противника — удовольствие и высокая честь.

Профессор Малколм придвинул к себе уже изрядно потрепанный реферат мисс Шелтон и сделал первый ход.

— Что ж, работа имеет место быть. Признаюсь, вы меня опять удивили. Я не верил до конца, что вы сможете справиться с такой задачей. Молодец! Разумеется, вам предстоит нелегкое сражение. Во-первых, тема совершенно новая, подход небанальный, кроме того, наша профессура не любит, чтобы ее опережали молодые. Впрочем, здесь я спокоен. Характер у вас бойцовский, материалом вы владеете прекрасно.

— Спасибо, профессор. Вы знаете, как я ценю ваше мнение.

— Знаю. Знаю и то, что с вами можно говорить прямо и открыто. Вы не кисейная барышня, не упадете в обморок от критики. Знаете, что меня несколько тревожит?

— Что?

— Фактический материал. Вы отталкиваетесь почти исключительно от литературных источников.

— Я беру их за основу. Потом пытаюсь проследить факты, сопоставляю — и на основе этого строю доказательства. Скажем, любовь к Лауре — это предсенильное влечение мужчины к подростку. Своего рода средневековая «Лолита»…

Профессор усилием воли сдержал легкую дрожь. Бедный Петрарка! Предсенильное влечение!

— Да. Конечно. Главное — не показывайте до защиты филологам, они умрут от разрыва сердца. Ладно, не об этом речь. Защиту, мисс Шелтон, нам придется отложить.