Любовь на краю света - Крамер Ирмгард

— Это же абсурд, — пробормотала я, сделала шаг назад и чуть не натолкнулась на Ансельма, который принес термос с чаем.

— Все будет в порядке, — сказал он невнятно, обращаясь ко мне, но в его голосе было мало надежды.

Но даже если с Ноем «все будет в порядке», он казался действительно смертельно больным — аллергией на людей, аллергией на цивилизацию или что-то иное во внешнем мире. Значит ли это, что придется оставить его в покое, что он обречен вечно жить здесь? Не в силах постичь это, я села на скамейку на открытой веранде и почувствовала едкий дым сигарет. Виктор стоял у перил и, делая очередную затяжку, обернулся ко мне:

— Никто же не думал, что так выйдет, верно?

Я покачала головой, как немая.

— Черт побери! — вдруг закричал Виктор. — Что-то убивает его.

Клубы дыма развевались вокруг него.

Я улеглась в постель, разбитая, словно старая собака. Внутри у меня все ныло. Но я не могла оставаться в своей комнате. Я прокралась обратно к Ною, но сестра Фиделис не пустила меня к нему, и я осталась сидеть у его дверей со своими надеждами и опасениями, не попадаясь никому на глаза.

Завтрак на следующее утро выпал — на столе стояли только чашка кофе для пробуждения, хлеб и немного джема. Никто ни к чему не прикоснулся. Сестра Фиделис иногда выходила из комнаты Ноя, и во время одного из ее выходов я вскочила и, посмотрев на нее с надеждой, сказала:

— Как он?

Она только покачала головой и убедительным тоном сказала:

— Вы должны понимать, Ирина. Ему нужен отдых. Вы причиняете ему слишком сильное волнение.

При каждой возможности я заглядывала в его комнату. Они перенесли его с террасы. Дышал он теперь нормально, однако сохранились высокая температура, и бред на иностранных языках, и блуждающий взгляд. Я хотела к нему, но сестра Фиделис не допускала меня и сама присматривала за ним круглые сутки. Я испробовала все возможности, но она оставалась непреклонна. Мне казалось, что она сама после нескольких бессонных ночей едва может стоять на ногах.

— То, что вы делаете, безответственно, — сказала я. — Как вы можете заботиться о нем, если сами находитесь в таком плохом состоянии?

Вопреки моим ожиданиям она остановилась и бросила на меня усталый взгляд.

— Ну хорошо, — сказала она тихо. — Один час. Я даю вам один час! Я отойду немного освежиться.

Когда она ушла, я зашла в комнату Ноя. Пахло болезнью и теснотой. Я села на его кровать. Он был словно окаменевший, с каплями пота на белоснежном лбу. Я протерла полотенцем его лицо и взяла за руку.

— Карабин, возьми карабин, — сказал он сердито.

— Что ты говоришь? — прошептала я и провела по его голове рукой. Казалось, он не заметил этого. Я сидела рядом с ним и молилась всем ангелам и святым.

— Creo que es el calor! [17] — вдруг воскликнул он. — Что ты делаешь в моем сне?.. Кто ты?

Он проснулся и увидел, что его рука лежит в моей.

— Марлен? Это ты? — шепнул он.

— Да. — Мне хотелось смеяться от счастья, ведь он снова вернулся к жизни. Я хотела коснуться его лица, но он оттолкнул мою руку.

— Ты все еще здесь! — сердитый тон его голоса я сначала вообще не приняла всерьез.

— Конечно, я здесь, — сказала я. — А как ты думал? Ты же болен!

— Я не болен. Что за проклятие! Неужели ты не веришь мне? Тогда иди! Уходи, если ты не доверяешь мне! Ты должна уйти! Разве ты не слышала? — Он начал кричать, агрессивно и громко. — Я сказал, чтобы ты ушла. Я уже достаточно убедился в том, что ты мне не веришь. Я больше не хочу тебя видеть! Никогда больше! Уходи и оставь меня наконец в покое!

— Я хочу помочь тебе, — начала я, задыхаясь от слез.

— Помочь? Это ты называешь «помочь»? Так выглядит для тебя помощь? Я думал, что люди, которые любят друг друга, доверяют друг другу. Ты не любишь меня! Ты обманывала меня.

Он начал бить меня кулаками. Я отступила назад, попыталась успокоить его, но он продолжал до тех пор, пока не пришла сестра Фиделис, которая также накричала на меня и чуть не силой вывела из комнаты.

Вся в слезах, я убежала, села на мягкое кресло в одной из многочисленных комнат. Передо мной на столе лежал венок из рогов оленя. На стене висела репродукция с изображением охотника, стреляющего в уток, и изображение святого.

Сначала я подумала о том, что его поведение связано с приступом лихорадки. Однако стоило ему заговорить со мной, как лихорадка прошла. Я не понимала этого, но противоречие, появившееся в моих мыслях, парализовало меня. Прошло несколько дней, а я все сидела сложа руки. Передо мной проносились отдельные сцены, на которых я пыталась задержать внимание: сестра Фиделис положила градусник ему в рот, Ансельм принес ему суп. Вместе они отвели его в душ. Бессонные ночи при изнуряющей жаре. Бредовые рассказы Ноя на иностранных языках, в которых снова и снова возникал какой-то петух. Летний зной, мерцающий над вершинами гор. Ной, завернутый в одеяло, при 30 градусах в тени, с горячим чаем. Время без языка. Время притупленных чувств. Тоскливое и потерянное. Снова и снова Ной не обращал на меня внимания.

— Почему ты не уходишь? — постоянно говорил он мне.

Мы избегали друг друга, но когда однажды я осталась наедине с Ноем, то мне показалось, что я была для него воздухом. Это было почти как вначале, когда он на меня только рычал. Я чувствовала, что что-то не так, и убеждала себя в том, что Ной сам понимал, что болен, и что он хотел избавиться от меня из любви ко мне. Я не хотела признаться самой себе в том, что он был прав — я не верила, что его кто-то хотел отравить. Это звучало совершенно абсурдно.

Вся вилла превратилась в дом с привидениями, каждый осторожно пробирался, стараясь не задеть другого, и никто не говорил больше необходимого. Виктор как сквозь землю провалился. И я чувствовала себя зомби.

— Я рада, что вы здесь, — сказала сестра Фиделис однажды вечером, когда я заглянула в комнату Ноя, который уже спал.

Монахиня, казалось, подавила свой гнев против меня. У нее было серое лицо, и я подумала о том, спала ли она в последнее время. Совершенно изможденная, она ушла, оставив меня на ночь дежурить у его постели.

Подогнув одну ногу, я села на мягкий стул и смотрела на Ноя до тех пор, пока не устали глаза. Я почти задремала, как вдруг его голос проник в мой сон.

— В моей крови яд, — запинаясь, сказал он.

Я испугалась и не решилась зажечь лампу. Лунный свет был не слишком ярким — и тем не менее я смогла увидеть, что его глаза были широко открыты. Он выглядел жутко и наводил на меня страх. У меня было ощущение, что это мертвец. Слабым голосом он что-то говорил, и я не была уверена, что он вообще проснулся. Я наклонилась к его рту, чтобы расслышать то, что он шептал.

— Они подсыпали мне что-то в воду… Я попробовал… горький… запах… я знаю его… так пахнет смерть… Это был яд… я мог чувствовать, как он попал в мою кровь… захватил мое дыхание… вывернул наизнанку мои внутренности… мне никто не верит… никто… даже Марлен… Марлен… Марлен… не верит мне.

— Ной, — сказала я беспомощно. И еще раз: — Ной.

Он не реагировал. Я не была уверена, спит ли он, и порой уже не понимала, жив ли он вообще. Я никогда не видела такое безжизненное, каменное лицо. Я больше не могла смотреть на него, рыдая, упала на пол и почувствовала, как мое сердце разбилось на две части: чувство, захлестнувшее меня, было ужаснее, чем все, что я испытывала до сих пор. Это правда. Ной страдал от мании преследования, и я просто не хотела признать, что это так. Судя по его поведению, он действительно видит такие вещи, которые не соответствуют действительности.

Я не знаю, сколько времени я провела, сидя на полу. В какой-то момент его рука выскользнула из-под одеяла и повисла у края кровати. Я взяла ее, включила свет и стала не спеша рассматривать ее с внутренней стороны, а затем взглянула на свою: его рука была прозрачной, моя — бронзовой от света лампы. Я сложила наши руки вместе; его пальцы были толще, чем мои. Вены, сосуды, суставы. Его кровь. Моя кровь.