Нерушимое доверие (СИ) - Устюгова Вера

— Да, недавно я вернула свою девичью.

— Понимаю вас.

— Сторона обвинения, это как-то относится к делу? — раздается строгий голос судьи.

— Определенно относится, — отвечает ей прокурор, — Да, мы здесь собрались из-за жесткого убийства Рудиной Юлии Алексеевны, молодой и красивой девушки, которая влюбилась не в того человека. Однако Нина Леонидовна — такая же жертва в этой истории. Только ей посчастливилось выжить. И смена фамилии — очень символический шаг.

— Хорошо, продолжайте, — соглашается судья, тоже женщина, поэтому ей не нужно объяснять дважды, почему я отказалась быть Литвиной.

Не только из-за убийства, хотя оно сыграло решающую роль. Я, наконец, вернулась к той версии себя, которую когда-то похоронила за браком. К той Нине, которая больше ни за что не даст себя в обиду. Особенно мужчине.

— Нина Леонидовна, — вновь обращается ко мне прокурор, — Расскажите все с самого начала…

Один суд, второй — все проходит в каком-то тумане, но я прихожу на каждое заседание и внимательно наблюдаю за процессом. И за Игорем…

Той ночью, на снежном и темном поле, я не смогла убить его, о чем иногда жалею, но все же сильно ранила и этим спасла Глеба от смерти.

— Глеб? Глеб? — треплю мужчину и растираю по его лицу снег, чтобы он поскорее очнулся, — Ты не посмеешь вот так бросить меня!

Глеб не сразу отзывается, но постепенно приходит в себя, кашляет, тяжело дышит, но оживает на моих глазах.

— Нина?

— Все закончилось, — улыбаюсь ему и чувствую, как катятся слезы, — Я убила его. Он мертв.

— Ты что?..

— Он мертв, — повторяю с еще более радостной улыбкой, будто заразившись безумием Игоря.

Чуть позже приезжает полиция, и Глеб пытается взять вину на себя, твердит полицейским, что это он застрелил брата. Однако сотрудникам правопорядка достаточно одного взгляда на меня, чтобы понять, кто действительно стрелял.

Меня хотят арестовать, но врачи скорой помощи настаивают на госпитализации, пока обморожение не перешло в критическую стадию.

Игоря тоже увозят, но не в морг, а в больницу.

К моему сожалению.

Рана серьезная, но подонок умудряется выжить и предстать перед судом.

— Провозглашается приговор суда, — третье и последнее заседание завершается долгожданным для нас приговором, — Руководствуясь статьями… суд приговорил признать виновным Литвина Игоря Владимировича в совершении преступлений, предусмотренных пунктами…

Виновен!

— … и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на пятнадцать лет, по совокупности совершенных преступлений… с отбыванием наказания в колонии строгого режима.

Пятнадцать лет, куда вошли убийство с особой жестокостью, скрытие улик, а еще ряд экономических преступлений, которые мой бывший муж успел провернуть за спиной у Глеба.

Пятнадцать лет — это много или мало? Где я буду через пятнадцать лет, когда Игорь выйдет? И выйдет ли он вообще?

Надеюсь, карма настигнет этого ублюдка раньше, чем он окажется на свободе.

Часть 2. Любовницы

Арест Игоря принес освобождение всем нам.

И даже Регина, которая, казалось, будет цепляться за своего возлюбленного до конца, не выдержала и просто не появилась на последнем заседании.

Испарилась из наших жизней навсегда, но перед этим мы впервые смогли поговорить с ней по-человечески. Не как соперницы, а скорее, как жертвы, объединенные одним горем.

— Прости за все, — шепчет Регина, не поднимая на меня глаза, — Я верила ему, помогала скорее выбраться из СИЗО, потому что думала, что вот теперь он выберет меня. А он не выбрал… Рассмеялся над моими чувствами и за день до того злополучного бала угрожал расправиться со мной, как с Юлей Рудиной, если не перестану маячить перед глазами. Потом я напилась, вышла на сцену, и дальше ты все знаешь.

Мы расположились на летней веранде кафе неподалеку от здания суда, где сегодня проводят второе заседание по делу Игоря.

— Я простила. Главное, чтобы ты больше не цеплялась за него, не ждала выхода из тюрьмы, потому что он может не вернуться.

— Не буду, — уверенно заявляет женщина, и мне хочется ей верить, — Я уеду из страны.

— Куда? — зачем-то интересуюсь я.

Скорее из вежливости. Мне все равно куда она едет, лишь бы подальше от моей семьи.

— За границу, на лечение в одну клинику.

— Ты болеешь?

— Нет, — Регина качает головой и улыбается, — Я хочу ребенка, но местные врачи разводят руками. А в зарубежной клинике мне дают хорошие прогнозы.

— Тогда я желаю тебе стать мамой, — говорю искренне и даже нахожу силы улыбнуться ей в ответ, — Потому что нет любви прекраснее и сильнее, чем любовь к своему ребенку.

— Спасибо тебе.

Регина «наломала немало дров» в своем стремлении стать любимой и нужной для человека, который этого совсем не заслуживал.

Это она придумала брата Юли Рудиной, наняв только что освободившегося зэка. Это она подставила меня и хотела посадить вместо Игоря.

Но, в конечном итоге, это она дала основные показания против него. За активную помощь следствию и благодаря великолепной работе адвоката на женщину не стали заводить никакое дело, выписав ее из сообщников.

Я простила Регину. Не сразу, но простила, потому что, если держаться за прошлое, ты никогда не начнешь жизнь заново. Груз из обид и претензий все время будет тянуть тебя назад.

Рудина Юлия Алексеевна, любимая мама и дочь

Убираю завядший букет с могилы Юли и кладу на его место свежие цветы. В этот раз мой выбор пал на ромашки, потому что лето — их время.

— Нина, подай мне, пожалуйста, перчатки из пакета.

— Да, сейчас, — тянусь к лавочке, где оставила пакет с вещами, и вынимаю новую пару рабочих перчаток.

Мама Юли тоже здесь, вместе со мной пришла на кладбище и старательно расчищает могилу от сорняков. Она держится, живет ради внука, но с трудом осознает, что ее дочери больше нет.

Мы смогли найти общий язык, пусть и спустя несколько попыток, но я не сдалась и сделала все, чтобы сын Юли ни в чем не нуждался.

Для этого продала клинику Игоря, наш дом и практически все ценные вещи. Так было правильно, и Яна, моя самая лучшая девочка, полностью поддержала меня.

Наверное, даже в своем возрасте она понимала, что эти деньги, ради которых Игорь готов был убивать, должны пойти на что-то доброе.

— Ох, Юленька, — сдерживая слезы, шепчет ее мама, — Твоего убийцу посадили, дали пятнадцать лет за все. Чтобы ты могла спокойно спать и не переживать за нас.

Отворачиваюсь от нее и прячу свои слезы.

Не умею разговаривать с умершими. Наверное, в этом виновато мое медицинское образование, где нам внушали, что загробной жизни не существует.

Поэтому молча помогаю, мою и подкрашиваю ограду. И только под конец решаюсь посмотреть на фотографию Юли.

— Спасибо, — произношу одними губами.

Часть 3. Начать сначала

7 декабря, спустя три года после основных событий

— Нина Леонидовна, там к вам прорывается какой-то папаша, — передает старшая медсестра поликлиники, где я работаю педиатром, — Без ребенка и без карточки. Ну что за люди? — возмущается женщина, — Пускать его? Больно прыткий.

— Пускайте, — со вздохом отвечаю.

Прием пациентов давно завершился, но всегда находятся сумасшедшие родители, для которых график работы врача — что-то несуществующее.

Убираю бумажки с историями болезней сегодняшних пациентов и внимательно смотрю на дверь. Медсестра уходит в регистратуру, и вместо нее появляется Глеб.

— А ты почему здесь? — удивляюсь.

Что у нас с Глебом? Сначала все было очень сложно.

Больница, суды, депрессия и терапия с приемом антидепрессантов — я собирала себя по крупицам, но этот мужчина все равно был рядом.

Как друг, без требований большего, оберегая и постепенно вытаскивая меня из болота. Он заменил Яне отца, учил с ней уроки и ходил на родительские собрания, пока я погрузилась с головой в учебу.