Внешность может обмануть (СИ) - Ворсова Анна

— Не готова.

— Тогда как мне до тебя достучатся? Ты знаешь, что такое аборт? Когда врач будет из тебя ребенка доставать по частям? Этого хочешь?

— Нет. Этого не хочу. Я больше не буду.

— Больше не будешь? Ир, тебе нужны лишние проблемы?

— Нет. Я не подумала.

— Ты не думаешь о последствиях. Это плохо.

— Борь, я хотела лишь почувствовать, то кому-то нужна. Он говорил, что я ему нужна, а сегодня оставил меня одну. Я ему ведь сказала, что у меня с тобой проблемы. Но он ответил, что мои проблемы — это только мои проблемы.

— Так и есть. Если ты с кем-то спишь, то это не значит, что вы вместе. Девчонки часто видят все иначе, чем мужчины.

— Он так же развлекается, как и ты?

— Скорее всего.

— Как же тогда понять, что мужчина влюблен? Что это не на один день?

— Забота и твое мнение. Мужчина будет заботиться о тебе и твоем здоровье. Отправлять любимую женщину на аборт — это не забота.

— А про мнение?

— Он будет его учитывать в своих планах. Ир, вся мишура из слов — это всего лишь слова.

— Но тогда я не понимаю твоих мотивов. Месть?

— Нет. Когда я к тебе подошел, то меньше всего я думал чья ты дочь. Передо мной была и остается симпатичная женщина с живой мимикой и большими наивными глазами, в которых наивность сменялась удивлением и удовлетворением.

— Правда?

— Знаешь же, что я против лжи.

Наверное, мне это было нужно. Именно не слова, не ложь, а просто участие. Пусть я и хотела, чтоб кто-то сказал, что любит меня, но Борис был прав: завтра я не буду знать, что делать с этими словами.

— И сколько мы еще будем встречаться? — спросила я. После какао и пирожных мы перебрались в комнату на диван. Борис разложил его. Я думала, что приставать начнет, но не начал. Мы просто лежали рядом. Я пыталась уснуть, но сон почему-то не шел.

— Мы будем встречаться столько, сколько нам будет нужно.

— И как понять сколько нам нужно?

— Не знаю. Ты еще не наговорилась?

— Нет. Я ничего не понимаю. Хочешь хоть какой-то конкретики.

— Ее не будет. Знаешь почему?

— Знаю. Ты всего лишь играешься.

— Ир, тебе надо самой построить жизнь, которая бы тебе понравилась.

— Вот честно, в этой жизни будет место для меня?

— Не знаю, — ответил Борис. Я все же разревелась. Слишком мне было больно. И эта боль вырвалась наружу в виде слез. — Не понимаю, зачем все это. Просто не понимаю.

— Чего ты не понимаешь? Почему я согласился, чтоб ты ко мне сегодня приехала на грани истерики? Волнуюсь за тебя. Мы с тобой довольно близко общаемся, чтоб я о тебе не переживал.

— А может, не стоило? Может, нужно было меня прогнать? Я ведь не могу контролировать, что несу. Мне так больно. Не представляешь насколько сильно мне больно, а я не могу понять причину этой боли.

— У тебя жизнь разрушилась. Эта боль нормальная и весьма понятная, — возразил Борис. Вздохнул. Обнял меня. Стал гладить. Не вызывая страсть, а успокаивая.

— У тебя она тоже рушилась?

— Рушилась. Несколько раз. Но мне всегда хватало сил продолжить жить дальше.

— А сейчас?

— Хочешь ударить меня в больное место? — спросил Борис.

— Ты меня на днях унизил. Имею право.

— Не унижал.

— Мне эта игра не понравилась.

— Хорошо. Больше так играть не будем, — как-то легко согласился Борис.

— Почему? Тебе вроде это понравилось.

— Понравилось. Но тебе же не нравится. Ир, близость между двумя людьми очень тонкая вещь. Если кому-то что-то не нравится, то это надо сказать. Зачем терпеть то, что не нравится?

— Но тебе же нравится.

— Перебешусь, — ответил он. Я рассмеялась сквозь слезы, но тут же оборвала смех.

— Так сейчас у тебя хватит сил, чтоб продолжить жить? Думаешь, что я не понимаю, как тебе плохо?

— Нечего ко мне лезть! — довольно резко сказал Борис.

— Можешь меня посылать куда угодно. Но проблему это не решить. Может, я могу тебе помочь?

— Чем? Глупая девчонка, которая жизни не знает, будет мне еще советы давать?

— Может, я и моложе тебя, но это не значит, что я ребенок.

— Ты игрушка.

— А ты глупец. Хочешь, чтоб мы поссорились?

— Не хочу, чтоб ты лезла на мою территорию.

— Но ты хоть понимаешь, что у тебя проблема? Я не для того тебя спрашиваю, чтоб побольней уколоть, а искренне о тебе беспокоюсь.

— Мои проблемы тебя не касаются. Давай лучше с твоими разберемся. Мне спасатели не нужны. Особенно в твоем лице.

— И чем тебе мое лицо не нравится? Вроде недавно говорил, что оно милое, — сказала я, выбираясь из его объятий. Я села. Вытерла слезы. — Понимаю, что ты живешь медведем. Но может пора выйти из берлоги?

— Зачем?

— Не знаю. А у тебя нет никаких планов?

— Ложись спать.

— Ты же все равно пока спать не будешь. Сам же говорил, что поздно ложишься.

— Я ложусь поздно, а вот у тебя такой привычке нет, — мягко сказал Борис. — Иди ко мне. Я тебе сказку расскажу.

— Не нужны мне сказки.

— А еще недавно хотела их услышать. Какая ты непостоянная.

— Я?

— Да. Ты непостоянная и капризная. Иди сюда, — сказал Борис.

— Слушай, а это плохо или хорошо?

— Нормально, — ответил Борис. — Это всего лишь нормально.

Я вздохнула. После этого легла рядом с Борисом. Он повернулся ко мне. Провел рукой по моим волосам. Скользнул к груди.

— Не надо ко мне сегодня приставать.

— Я и не пристаю. Всего лишь хочу тебя обнять и поцеловать, успокоить.

— Так ты меня не успокоишь.

— Я тебя отвлеку, — ответил Борис, забираясь ко мне под рубашку. Положил ладонь мне на грудь, почти полностью ее закрывая. — Почему-то многим хочется, чтоб кто-то разделил с ними боль.

— А тебе такого не хотелось?

— Нет. Это жестоко. Но хотелось какого-то участия.

— Одному сложно?

— Не знаю. Я уже как-то привык к этому, поэтому не помню, как может быть иначе.

— А я не знаю, как может быть иначе. Вроде мы были семьей, но в семье столько всего не хватало. Я даже не понимаю чего именно.

— Этого никто не знает. Нет универсального рецепта, Ир.

— Жаль, — ответила я. — Мне так стыдно за мои мысли. Я должна быть благодарна, а на деле этой благодарности не чувствую. Мне так жаль папу, жаль маму, жаль настоящую маму.

— Это нормально, — ответил Борис. — Но не надо ставить жалость и злость во главе стола. До какого-то времени ты была счастлива?

— Возможно.

— Тогда чего сейчас думаешь обо всем этом в таком негативе? Ириш, они сами выбрали свой путь. Ты выбираешь свой.

— Но…

— Ириш, вот ты сейчас со мной. Это твой выбор или его сделал кто-то за тебя? Оставь шантаж. Знаешь же, что я не стал бы этого делать.

— Тогда почему говорил?

— Не хотел тратить время на уговоры и доказательства, что тебе было бы лучше встречаться со мной, чем не встречаться вовсе. Другое дело, что ты повелась, — сказал Борис. — Я знаю, что тебе со мной нравится. Ты сейчас приехала ко мне, а это многое значит.

— Я не знаю значений своих поступков. Часть из них глупость.

— Молодость создана для глупости. Но пока я не вижу поводов винить себя в глупости. Ты делаешь то, что тебе нравится. Раньше жила по указке родных, а сейчас дала себе свободу. Вот и все.

Он крепко прижал меня к себе. Я чувствовала его тело спиной. Его дыхание щекотало ухо.

— Я тебе обещал сказку.

— А я еще не поняла: хочу ли услышать эту сказку от тебя.

— Завтра все будет иначе. Мы проснемся от будильника. Позавтракаем. И тогда ты поймешь, что все изменилось. Как-то раз и больше ничего прежнего не будет.

— Что же тогда будет?

— У тебя появится полки вон в том стеллаже. На них ты будешь ставить всякие безделушки. Там будет шкатулка с драгоценностями. Всякими там сережками и колечками. А еще маленькими фигурками. Фарфоровыми статуэтками. Или брелочками. Чего там еще собирают?

— А как насчет цветов? Фарфоровых цветов. Или гномиков, которые можно расставить между твоими зарослями.