Развод. Предатели (СИ) - Дюжева Маргарита

— Давай, ты не будешь решать за меня. Я не хочу ехать домой и не поеду.

— Да почему?!

— Там нечего делать. Если хочешь – можешь уезжать, я останусь, — с этими словами она раздраженно поставила бокал на поднос проходящего мимо официанта, — все, разговор закрыт.

— Вера! — рявкнул он.

Жена смерила его убийственным взглядом и холодно поправила:

— Вероника. Если решишь уехать – дай знать, — и вернулась к остальным.

Ланской не уехал, но до конца вечера в нем кипело и булькало.

Слова о том, что дома нечего делать, почему-то зацепили. Он любил свой дом, гордился им, но почему-то сейчас давило ощущение, будто это место внезапно обесценилось, потеряв на торгах не один десяток пунктов.

Глава 19

Домой они ехали в полном молчании, каждый со своей стороны, не отрывая недовольных взглядов от окна.

Вероника кипела, что Ланской ее все-таки прогнул и увез, хотя остальные собирались тусить чуть ли не до утра. Сам Николай злился, что его не слушали с первого раза и не попринимали элементарных вещей.

Они семья. Значит, должны вместе ехать домой. Какое тусить, если муж пахал как черт всю неделю и устал? Почему вместо понимания и поддержки он получает претензии и надутые губы? Еще один вопрос, на который у него не было ответа.

Коттедж встретил одиноко светящимися окнами на втором этаже – дети сидели по своим комнатам. Встречать никто не спустился.

Вероника первая быстро скинула шубу и обувь и ушла наверх, а Николай не торопился. Сходил на кухню, выпил воды, постоял у окна, глядя на укрытый снегом участок и задумчиво потирая щеку.

Спать не хотелось – настроение какое-то нервное, взвинченное, неприятное. Словно перед бурей. Он сам себе не мог объяснить почему щемило где-то там, глубоко за ребрами. То ли от дурных предчувствий, то ли от ощущения, что упускает что-то важное.

Понимая, что не уснет, Ланской отправился в гостиную, намереваясь пощелкать каналы и потупить на голубой экран. И лишь переступив порог комнаты, он вспомнил, что тут уже больше недели шел перманентный ремонт – мебель затянута пленкой, стены ободраны, телевизора нет.

— Да, что б вас всех, — выругался он, сердито щелкнув выключателем.

Голубой экран отменялся. Сидеть на кухне или в библиотеке не было ни малейшего желания, поэтому не оставалось ничего иного, кроме как идти спать.

Вероника уже лежала в кровати, накрывшись одеялом чуть ли не с головой и отвернувшись лицом к стене. Над ней будто вывеска горела «только попробуй сунься!».

Николай и не собирался к ней соваться. Он просто лег, повернулся к ней спиной и закрыл глаза.

Дурацкий день получился. Все вокруг будто сговорились и решили его достать. Марина, Артем, сотрудники, Вероника. Вера!

Почему-то к бывшей жене у него было больше всего претензий. Весь день запрещал себе думать о ней, а сейчас, в темной спальне внезапно провалился в тягучие, неприятные мысли.

Значит, этот хрен имел виды на Веру? Понравилась?

А он ей тоже понравился? Судя по тому дурацкому смеху, наверное, да.

Насколько сильно? Настолько, что готова забыть о правилах приличия?

Вроде взрослая женщина, не дура, голова на плечах всегда была, а туда же. Сидела бы ровно на одном месте, занималась своими зверюшками. На фиг лезть во всякие приключения? Ведь не девочка! Возраст надо учитывать, положение.

Еще не хватало, чтобы кто-то из знакомых узнал об этом и начал что-то высказывать.

Надо поговорить с ней…

Да. Надо. Доходчиво объяснить, что так нельзя. Что есть рамки приличия, выходить за которые она просто не имела права. В конце концов это смешно! Спутаться на старости лет с каким-то проходимцем.

Не заметив как, Ланской завелся до предела. Лежал, пыхтел, мысленно ведя диалог с бывшей женой. Спорил, едва заметно шевеля губами, и заводился еще сильнее, получая «от нее» фантомные ответы.

Сон и без того не спешивший приходить, от таких мысленных перепалок и вовсе пропал. В итоге до четырех утра Николай пролежал, таращась в темный потолок. И рад бы заснуть, да никак. А в шесть тридцать уже подъем.

После будильника он кое-как, кряхтя и хрустя коленками, выбрался из кровати. Вероника на его подъем не отреагировала – как спала, отвернувшись спиной, так и продолжила спать. Даже когда он вернулся из душа и принялся искать вещи в гардеробе, с ее стороны не раздалось ни звука.

Это радовало. Почему-то последнее, чего хотелось Ланскому в это тухлое утро – это созерцать недовольную физиономию жены. Так что пусть спит.

Спустившись вниз, он обнаружил Марину.

Дочь и правда сделала завтрак, но только на двоих:­ на себя и на него.

— А остальным?

— А у остальных есть свои руки, — буркнула она, раскладывая по тарелкам.

Яичница получилась безнадежно пересоленой, еще и подгорела.

— Надо было раньше выключать.

На замечание отца, Марина только дернула плечами:

— Как смогла, так и сделала. Я не повариха.

Совсем не повариха. Он, помнится, лет в двенадцать готовил лучше. Мать с работы уставшая придет, леща ответит и все – хочешь не хочешь, а приготовишь.

Это все Верина вина! Развела тепличные условия, вот и выросли рукожопы, которые не в состоянии с куриными яйцами справиться. Надо было заставлять делась все по дому, а не просто так подарками осыпать. Могла бы сказать: Коль, пока не сделают, ничего не покупай…

В этот момент что-то кольнуло, но что именно он так и не понял.

Спустя пару минут к ним присоединился сонный, растрепанный Артем:

— О, яишенка! — предвкушающий взгляд на сковородку, а там пусто, — а мне?

— Нос в … — буркнула Марина.

— Эй! — возмутился он, — кто так делает? Я тоже хочу!

— Хочешь? Делай.

— Могла и на меня приготовить.

— Не могла. На сковородку только четыре яйца влезло.

— И что? Сделала бы второй заход.

— Повторяю. Тебе надо, ты и делай.

Задолбали…

Ланской вдруг почувствовал, что только встал, а уже устал.

Семейная обстановка не только не подпитывала, но и наоборот вытягивала из него силы, угнетала. Будто сломалось что-то в хорошо отлаженном механизме.

Что именно, он так и не понял.

Артем, так и не добившись от сестры, чтобы та подняла свою тощую задницу и пошла готовить ему завтрак, с видом оскорбленного мученика принялся пилить бутерброды.

Тем временем Ланской-старший затолкал в себя яичницу со вкусом дымка и угрюмо пил кофе. Вообще не завтрак мечты. Ни разу. Отдать что ли дочь на курсы готовки? А, что пусть на повара учится! Хоть толк какой-то дома будет.

Плавая в своих мыслях, он отрешенно, вполуха слушал, как пререкались его взрослые дети. Словно сведенцы! Это было утомительно, нудно и вообще на хрен не надо перед напряженным рабочим днем.

— Раз ты не считаешь нужным готовить на меня завтрак, то я не считаю нужным возить тебя в школу. Что скажешь? По-моему, справедливо?

— Плевать, — Марина уже доела и поднялась из-за стола. — Я договорилась с девчонкой из одиннадцатого «А». Она живет в нашем поселке и ее каждый день отец возит в школу. Они будут меня забирать с собой.

И как будто в подтверждение ее слов, у ворот раздался сигнал.

— А вот и они. Так что чао, неудачник.

— Вот и вали, злюка! — огрызнулся Артём, занимая ее место за столом, а потом внезапно добавил, — Кстати…надо позвонить матери и серьезно с ней поговорить насчет ее ухажеров.

Марина аж споткнулась. Глянула на брата недоверчиво и как будто с упреком.

— Я полночи об этом думал, — он откусил булку с колбасой и прошамкал, — надо написать ей, чтобы фигней не страдала.

Марина фыркнула:

— Тебе делать что ли нечего?

— Мне просто не все равно. Тебя саму-то не коробит? Наша мать с каким-то мужиком…да фу, блин.

В ответ Ланская пожала плечами:

— Это ее жизнь и ее право. Нашла – молодец! Тебя это вообще никак не касается, — и ушла, оставив Артема с открытым ртом, а заодно и отца, изрядно обалдевшего от заявления дочери.