Корсар (СИ) - Манило Лина

Смотрит на меня несколько долгих секунд, а я внутри сжимаюсь, потому что всё ещё кажется, что Артём умер, просто пока что от меня скрывают правду. Эти подозрения зудят настойчиво внутри, не дают покоя, и пока своими глазами не увижу брата — не успокоюсь.

— Сильно хочется?

— Да, — киваю, — мне очень надо.

Роджер хмурится, но достаёт телефон из кармана и набирает какое-то сообщение.

— Сейчас Викинг должен ответить, возможно ли посещение на данный момент, так что пока можем просто покататься.

Я согласна кататься сколь угодно долго, лишь бы знать, что с братом всё хорошо. Как бы ни злилась на него, но нельзя же вырвать человека — такого близкого и родного — из сердца в один миг. Это же нереально!

Когда умерли наши родители, мне было тринадцать, а Артёму только исполнилось восемнадцать. И он сделал всё, даже невозможное, чтобы добиться опеки надо мной, несовершеннолетней, хотя по всему выходило, что моё место отныне — интернат.

А ещё до сих пор не верится, что долг брата погашен. Роджер вернулся злой и сосредоточенный, бросил короткое "всё закончилось", не разуваясь, прошёл на кухню и залпом выпил половину стакана виски. На этом разговор был закрыт. Внутри роилась сотня вопросов, но я благоразумно предпочла не лезть с расспросами, потому что слишком хорошо видела: сейчас для этого не лучшее время. Иногда нужно уметь промолчать.

Когда запираю дом и иду за Роджером к его мотоциклу, волнение не отпускает. Не понимаю, что со мной происходит, но все мысли и чувства обнажены и, кажется, дотронься кто-нибудь до меня — заискрю, как оголённый провод. Волнение за брата, неожиданная близость Роджера, скорое путешествие на море, о котором так долго мечтала и до сих пор не могу в это поверить — всё это сплелось в тугой узел, мешающий дышать.

И тут неожиданная мысль врывается в сознание и заставляет остановиться, как вкопанной.

— Роджер, стой!

И о чём я раньше думала?!

— Что стряслось? — поворачивается на сто восемьдесят градусов и вопросительно заламывает бровь.

— Работа! — поясняю, размахивая руками. — Я ведь не могу никуда ехать, мне работать надо! Руки ведь уже зажили.

И правда, сегодня утром окончательно избавилась от бинтов, потому не оставалось ни единой причины, чтобы и дальше прохлаждаться на больничном. Потому ни о каком море и речи быть не может!

— Ева-а... — протягивает и тяжело вздыхает. — В "Корсаре" начальство в курсе, что у тебя ещё неделя больничного. Не спорь, не надо. В "Долине вкуса" тоже, я договорился. А подъезды мыть я тебе больше не позволю.

Открываю рот, чтобы возразить, возмутиться, но непроницаемое выражение лица Роджера наводит на мысль, что спорить бесполезно, ничего не выйдет.

— Деспот, — бурчу себе под нос и возмущённо фыркаю.

— А то! — улыбается и поглаживает шершавым пальцем по скуле. — Мы ещё обязательно обсудим твои многочисленные работы, но не здесь, у моря поговорим. Поехали, Ева, поехали. — Мягко подталкивает меня в спину в сторону мотоцикла. — Дождёмся ответа Викинга и уже решим, когда ехать.

Вздыхаю, но злиться уже не хочется. Хочется воспользоваться шансом, что неожиданно подбросила судьба, и отдохнуть на полную катушку. Впервые в жизни.

— Ладно, Тиран Викторович, поехали.

Он смеётся, хватает своими ручищами за талию и, оторвав от земли, морщась от моего визга и хохота, стремительно идёт к мотоциклу.

— Нас точно пропустят? — спрашиваю, когда мы подъезжаем к высоким воротам. Никогда здесь не была и даже представить себе не могла, что когда-то придётся побывать здесь. Наркологическая клиника, сколь угодно отличная и комфортабельная, не слишком романтичное место, но судьба любит преподносить сюрпризы, не спрашивая мнения.

— Если не пустят, через забор полезем, — заявляет абсолютно серьёзным тоном и многозначительно смотрит на меня, а я прыскаю от смеха. — Ева, пустят нас, куда денутся? Не бери в голову.

Пока беседуем, раздаётся щелчок, и ворота медленно разъезжаются, открывая доступ в широкий и просторный двор. Делаю один шаг, второй, упорно отказываясь паниковать. Нет уж, всё будет хорошо, отлично всё будет! Если мне сюда разрешили приехать, значит с Артёмом всё не так плохо, как мне думалось. А всё остальное можно, было бы желание, поправить.

Навстречу выходит мужчина лет тридцати пяти в белом халате. На лице такая усталость, что кажется, он в любой момент рухнет оземь и заснёт.

— Добрый день! — произносит неожиданно высоким голосом, а в карих глазах сосредоточенность и лёгкое любопытство, когда нас с Роджером рассматривает. — Мне звонили, предупредили о вашем визите, так что проходите. — Делает знак рукой в сторону входа и продолжает: — Только недолго, минут пятнадцать, не больше.

Активно киваю, потому что на всё согласна и иду следом за врачом, вцепившись в тёплую ладонь Роджера. Стараясь отвлечься от мрачных мыслей, рассматриваю большой двор, в свете апрельского солнца кажущийся особенно огромным.

Если приглядеться, чуть поодаль, в саду работают пациенты: тягают какие-то деревяшки, пакуют мусор в большие мешки и, в общем-то, выглядят неплохо. Не сказать, что слишком счастливые или пышущие здоровьем, но, однозначно, не умирающие. Увиденное немного успокаивает, но пока не увижу брата, окончательно не успокоюсь.

— Наденьте бахилы и сдайте верхнюю одежду, — походя распоряжается врач и направляется к широкой лестнице.

— Он нас не подождёт? — спрашиваю шёпотом, когда Роджер помогает мне раздеться, а внушительных габаритов мужчина протягивает мне смотанные в клубок ярко-голубые шелестящие бахилы.

— Зачем? — удивляется Роджер, накидывая на мои плечи одноразовый тонкий халат. — Дорогу я и так знаю.

— Ты уже был здесь? Когда?

Несколько секунд молчит, потом всё-таки отвечает.

— Совсем недавно. Но это неинтересная история, правда.

Поднимаемся по лестнице, а я всё думаю, сколько ещё секретов хранит от меня и собирается ли вообще хоть когда-нибудь быть полностью откровенным. С одной стороны, не хотелось спугнуть момент упоительного счастья, что испытываю каждый раз рядом с ним, но с другой... я ведь совсем ничего о нём не знаю, кроме очень общих моментов. Он закрыт, закрыт полностью, хоть и кажется почти рубахой-парнем, простым и понятным. Но нет, я далеко не дурочка и понимаю, что это всего лишь маска, за которой он так привык прятаться.

И я не буду самой собой, если не сделаю всё, чтобы ему захотелось рассказать о себе чуть больше, даже если панически боится этим меня оттолкнуть.

Такой сильный мужчина, состоявшийся, смелый и щедрый, но сколько страхов внутри, сколько комплексов и боли. И мне хочется сделать всё, чтобы ему стало хоть немного проще носить на своих плечах этот груз.

За размышлениями даже не заметила, как мы подошли, минуя многочисленные переходы и лестничные пролёты, к двери, за которой, чувствую это, находится мой брат.

Всё тот же врач ждёт у палаты, бросает короткое: "Всего пятнадцать минут" и уходит, даже не взглянув на нас. Всё-таки нужно быть сверхчеловеком, чтобы лечить зависимости, мне кажется.

— Готова? — спрашивает Роджер, а я, сглотнув, киваю.

— Не бойся, золотая девочка, брат твой подыхать точно не собирается, — усмехается и толкает дверь. — Живучим оказался.

— Ева? — раздаётся из дальнего угла комнаты, и я замечаю лежащего на койке брата, который смотрит на меня расширенными от удивления глазами.

Он так похудел за эти дни, осунулся, но в глазах — живой блеск, а на губах — улыбка. Волосы, как всегда, торчат во все стороны, совершенно непослушные, как и сам Артём.

— Ага, — киваю и делаю шаг в его сторону. — Как ты?

— Неплохо, — улыбается, но от глаз не скрылось, как поморщился на мгновение.

Я уже совсем близко, рядом с койкой стою, рассматривая бледное лицо брата. А потом не выдерживаю и луплю его по щеке со всей дури. Вся накопившаяся злость, усталость, страхи — всё сплелось воедино, разрастаясь внутри уродливым червём.