Паутина Фрейда (СИ) - Еленина Юлия

— Я не понимаю, почему тебя так интересует смерть Алисы.

— Сама не знаю, — ответила она. — Но это как будто стало чем-то личным. Она прислала мне кольцо, она жила с Андреем… Григорьевичем. Не знаю, но мне это важно.

Искренне. Она действительно говорила правду. Но если она сунется куда не надо…

Я сказал:

— Идем со мной.

— Куда?

— В спальню.

Медовые глаза стали размером с блюдце. Она испугалась. Чего же, Дина? Трахалась ты со мной не единожды и с удовольствием, так в чем же дело?

И тут… Я не знаю, какого хрена обратил на это внимание, но она в защитном жесте прижала руку к животу. Не надо быть психологом, чтобы понимать, что человек огораживает и спасает самое драгоценное. Она так от меня защищается? Себя защищает?

— Дина, я тебе кое-что покажу.

Она пошла за мной наверх, но не смогла переступить порог комнаты. Осколки зеркала все еще лежали на полу, а на кровати — сложенный лист бумаги. Я взял его в руки и протянул, приглашая.

Дина осматривала комнату, но не с интересом, а скорее с каким-то сочувствием. Переступая через осколки, она прошла и взяла листок из моих рук. Развернула и начала читать…

Я снова доверился ей. И нового предательства я не перенесу.

Она дочитала, не выражая никаких эмоций, а потом посмотрела на меня, задав совсем неуместный вопрос:

— Ярослав, та женщина в ресторане, сестра Алисы, почему она к тебе так?

Узнала уже все. Молодец. Я начинаю жалеть. То ли эти глаза обладают гипнотическим действием, то ли я думаю совсем не головой? Но не надо было ей показывать это письмо. При чем тут Алеся?

Я молчал, и она поняла, что внутри меня идет борьба.

— Я спрашиваю не за тем, чтобы влезть в ваши семейные разборки. Но Алеся сказала… Черт, я должна ей позвонить! Пойми, судя по вашему общению в ресторане, с тобой она не станет говорить, а я бы могла…

— Дина! Нет. Ты читала письмо. И если кто-то еще из-за меня пострадает… Мне и так нелегко! Как только я увидел это письмо, сразу почувствовал себя виноватым в смерти Алисы. Но я добился, чтобы было проведено тщательное расследование. Это самоубийство. Точка. Из этого письма я не понял, конечно, некоторые фразы… Обвел их черной ручкой.

— Я увидела. И поняла.

— В смысле?

Неужели она с первого раза разгадала эту схему? Да быть того не может!

Она аккуратно обошла осколки и села на пол уже возле лестницы, спросив:

— Телефон с собой?

Я кивнул и достал из кармана смартфон, тоже опустившись на ковролин напротив.

— Что там? — спросил, глядя, как она увлеченно она всматривается в письмо, хотя в этом момент меня больше интересовали ее ноги, которые обнажило задравшееся платье.

— Смотри, ты правильно отметил несоответствия. Из общего формата выбивается — обычный контент-анализ — акцент на основе жизни, а еще фраза про богиню радуги и золото. Так что открой таблицу Менделеева. Ищи кислород — основу жизни, ищи золото — это тоже элемент. И богиня радуги… В древнегреческой мифологии богиней радуги была Ирида, так что ищи иридий. Может, мы, конечно, толчем воду в ступе, но… Не знаю, наверное, это предчувствие.

И что бы я делал без нее?

Блядь, как же я люблю ее! Прям хреново становится. Я даже готов каждый день не верить и страдать, только бы смотрели в душу эти медовые глаза. Но я не могу… Просто не могу.

Глава 10. Дина

Может, я опять на неправильном пути, но другого объяснения пока не могла придумать. Мы сидели на полу друг напротив друга, и я наблюдала, как сосредоточенно он водит пальцем по экрану.

— Восемь, — сказал наконец, — семьдесят семь, семьдесят девять. Номера кислорода, иридия и золота. Но я все равно ничего не понимаю.

— Я тем более, — пожала плечами. — Ты знал ее намного лучше. И возможно, это просто бред. Но я нашла лишь это объяснение, учитывая, что Алиса была химиком.

Он усмехнулся и поднял на меня глаза:

— Ты умная. И безбашенная. Только не смей лезть в это дерьмо.

— Я понимаю, о чем ты. Она не была параноиком, так что наверняка все слова в письме — не бред. Может, Калинин нам поможет?

И тут я поняла, что сказала лишнее. Ярослав поднялся и сказал, нависнув надо мной:

— Во-первых, не нам, а мне. Во-вторых, она не общалась с Калининым довольно давно. И повторяю: не лезь.

Ну, тут уж я сдержаться не могла. Ненавижу командный тон. Сразу возникает желание идти наперекор. Поднявшись, чтобы не чувствовать так беспомощно — обычный психологический фактор — спросила:

— А то что?

— Дина, блядь, тебя под замок, что ли, посадить?

Так, кто-то недавно ткнул мне в нос папочкой-генералом, настала моя очередь:

— Представь, что с тобой сделает в таком случае мой отец, — довольно улыбнулась я.

Ратомский закатил глаза и как-то уж очень обреченно выдохнул:

— Мне казалось, что психологи не сводят с ума, а как раз наоборот.

Я прикоснулась к его щеке, ожидая, что он отодвинется. Но нет… Продолжал стоять неподвижно, только напрягся, и я шепнула ему в ухо, привстав на цыпочки:

— А я свожу тебя с ума?

— Дина, — теперь он все-таки отбросил мою руку и сделал шаг назад, — хватит твоих игр.

А потом просто развернулся и пошел вниз. Да, что бы я ни сделала, он все равно больше не поверит мне. И что бы ни сказала…

Он не поверил моим словам, сказанным в туалете ресторана. Обалдеть, какое романтичное место для признания! Но зато символично. Я в дерьме.

Я спустилась следом и спросила:

— Что ты будешь делать?

— Не знаю пока. Мне надо подумать, — ответил Ярослав, даже не посмотрев в мою сторону.

— Я хочу помочь, — твердо сказала, опустившись на диван. — Просто помочь с этой головоломкой.

Он все-таки посмотрел на меня. Долгий взгляд, недоверчивый, изучающий. Но в то же время я видела, что ему нужна моя помощь. Хреново быть в полном одиночестве, каким бы сильным ты не был.

— И чем ты мне поможешь? — спросил все-таки.

Не послал — уже прогресс.

— Чем смогу, — улыбнулась я, положив ладонь на его запястье.

Я в каждом жесте, взгляде, слове просила его подпустить меня ближе. Как тогда, в Боливии. И как бы я не старалась там провернуть свою идиотскую схему мести, но сейчас понимала, насколько хорошо мне было на другом конце света. И если бы время можно было повернуть вспять… Но нельзя. Осталось только исправлять свои ошибки. И бесконечно пробивать эту стену недоверия.

— Дина…

Голос предостерегал, предупреждал.

— Никаких игр, — пообещала я, придвинувшись ближе и снова потянувшись пальцами к его лицу.

Я, черт возьми, кажется, становлюсь фетишисткой! Так мне это нравилось. Как будто прикоснуться — как для заядлого курильщика подкурить сигарету.

— Ты серьезно разводишься? — спросил он.

— Да, — кивнула в ответ, — это можно было предугадать.

— А разведенный психолог — это не нонсенс?

И это все, что его интересует?

— У меня была преподаватель, которая за пять лет моей учебы четыре раза меняла фамилию, — ответила я. — Никак не могла определиться с мужьями. Или с собой.

— А ты? — спросил он, просунув руку между диваном и моей спиной и притянув еще ближе к себе. — Ты с чем-нибудь определилась?

Хороший вопрос. Только такое ощущение, что я на консультации. Как будто теперь не я вскрываю абсцессы, а мне их вскрывают. И я не знала, что ответить. Уперев взгляд в стену, чувствовала, как его пальцы от подмышки до бедра скользят вверх-вниз.

— Определилась, — ответила неоднозначно и снова повернулась, столкнувшись с заинтересованным взглядом.

Да что за цвет, черт возьми? Я помню, как утром его глаза были изумрудными, такие сонные еще, а когда он злился, то они темнели до грязно-болотного цвета. Сейчас я не могла определить оттенок зеленого, но понимала — это цвет сомнения.

— Ты располнела, — заметил Ратомский, задержав ладонь на моем боку.

— Ага, гормональный сбой, к которому мой организм готов не был.