Аритмия (СИ) - Джолос Анна

Достойный экземпляр я все-таки выбрал! Глаз-алмаз у Беркута! То-то Кучерявый так в нее вцепился.

Прыжок. Фонтан брызг в разные стороны. Морщусь, вытирая пятерней лицо.

Дашка тем временем гребет к бортику бассейна. Опирается на руки и вылезает на сушу, засветив свой бампер во всей красе.

Ооочень достойный приз, Рома. Пора тебе активно включаться в борьбу.

От приятных размышлений отвлекает мяч, внезапно прилетевший по морде.

— Какого ящера! — возмущаюсь гневно.

Ну конечно это Ян. Заметил, что я пялюсь на девчонку.

— Эй, Абрамыч, а давай кто быстрей, полтинник, — предлагаю, потирая скулу.

— Ну давай, — равнодушно отзывается он.

— Стартанем от Дарины. Плывем туда и обратно.

— Идет, — соглашается, вылезая из бассейна.

— Дашкет, приготовься давать команду.

— Хорошо, — кивает она. — Готовы?

— Да.

Занимаем исходную позицию.

— Оба готовы? — уточняет, глядя на нас.

— Считай уже, малыш, — бросаю, разминаясь.

— Кхм. На старт…

— Победителю достанется поцелуй красавицы! — сообщаю я торжественно.

— Внимание!

— Обойдешься, Беркутов, — Ян стреляет в меня этим своим потешным собственническим взглядом.

— Марш!

Прыгаем в воду одновременно. Да и плыть по идее должны примерно одинаково. Во всяком случае раньше подобные заплывы частенько заканчивались ничьей.

Активно гребу. Первые двадцать пять метров проплываю в хорошем темпе. Отталкиваюсь ногами от бортика при обратном развороте и прибавляю скорости. Вода заливает уши, нос, глаза, но дурной адреналин стучит в висках и не позволяет расслабиться.

Уже начинаю радоваться тому, что победа практически в кармане, но внезапно справа замечаю Яна, опережающего меня на целый корпус.

Пять секунд. Расстояние до финиша стремительно сокращается и… Я разочарованно констатирую выигрыш в его пользу.

— Акула кучерявая! — с досады ору во всю глотку.

— Лузер.

— Это потому что я не разогрелся как следует! — оправдываю свое поражение. — И вообще, проиграть битву, не значит проиграть войну!

Тот в ответ показывает мне средний палец.

Ну да, ну да.

С недовольной физиономией наблюдаю за тем, как друг подплывает к сидящей на краю бассейна девчонке. Поднимает ее за пятую точку и тащит к себе.

Победитель херов!

Вылезаю из воды и цепляю с лавочки полотенце. Подсушиваю волосы, вытираю лицо. Разворачиваюсь в их сторону и непроизвольно замираю от увиденного.

Ян зажимает девчонку у бортика. Самозабвенно целует ее в губы, намертво стиснув в железных объятиях.

Она обнимает его за шею. И все бы ничего, но целуются эти двое так жарко и откровенно, что мне аж дурно становится. Восемнадцать плюс, ей-богу! Обычно Дашкет не позволяет ему подобного в школе, а тут прям подразошлись.

Если так пойдет и дальше, то спор я точно проиграю. Отступать — не в наших правилах и неважно, что на днях Абрамов напомнил мне о том, что от игры отказался. Я-то все еще в деле. И поцелуй свой верну!

— Семен Константинович, у вас тут ученики анатомию изучают! — жалуюсь на весь зал.

Дашка, робея, резко отодвигается от Яна. Тот, в свою очередь, задерживает на мне внимательный взгляд.

Ухмыляюсь.

Вызов принят, Кучерявый. Пора выводить тебя из зоны комфорта…

Глава 26. Роковая ошибка

Сонно улыбнувшись, прищуриваю один глаз и прикрываю рот рукой.

— Опять с телефоном засиделась допоздна? — ворчит мама, вытаскивая из кипятка термобигуди.

Как в воду глядит. Все-таки ночами надо спать, а не участвовать в литературных баталиях. Дело в том, что почти до самого утра мы с Яном обсуждали в чате роман Достоевского «Преступление и наказание».

ДАША: «Опиши Раскольникова, коротко. Каким его видишь?

ЯН: «Сложный, несостоявшийся индивид, обладающий незаурядным умом. А ты?»

ДАША: «Непомерно гордый, псевдонезависимый и замкнутый».

ЯН: «Псевдонезависимый))?».

ДАША: «Герой искренне считает, что может обойтись без заботы, любви и внимания. Но он ошибается или лукавит. Любой человек хочет быть кому-то нужным».

*смайл, выражающий скептицизм*

ДАША: «Ясно, что на преступление Раскольникова подтолкнули жизненные обстоятельства и общество, но все же… странный путь он выбрал… Его теория с самого начала меня озадачила».

ЯН: «Согласись, Арсеньева, его теория имеет право на существование. Имела тогда, имеет и сейчас».

ДАША: «Твари дрожащие» и «власть имущие». Мне кажется, не все так однозначно».

ЯН: «А по-моему, его теория — как раз-таки и есть зеркальное отражение действительности».

ДАША: «Знаешь, мне жаль Родиона, но я никак не могу понять, чем он руководствовался, когда решился на такой шаг».

ЯН: «Отчаяние и злость — крайне опасная квинтэссенция».

ДАША: «Ничто не может оправдать его поступок. Агрессия порождает саморазрушение. Он убил старушку, а заодно и себя. Морально».

ЯН: «В том-то и смысл. Упасть в яму и постараться из нее выбраться».

ДАША: «И все же, он не сразу захотел из нее выбираться».

ЯН: «Причина — конфликт и борьба с самим собой».

ДАША: «Его душа почернела окончательно. Раскололась надвое. Радует, что не навсегда».

ЯН: «Не навсегда… Это ведь книга, в жизни такое случается редко. Если вообще случается».

— Буду забирать на ночь себе, — угрожает родительница.

Тут же закрываю переписку и прячу новенький смартфон в карман.

«Буду забирать на ночь себе».

Горло мгновенно сковывает спазм.

Да ни за что…

— Пароль установила? — интересуется как бы между прочим. — А на старом не было.

Наши глаза встречаются в большом зеркале, перед которым я сижу, и по моему лицу много чего можно прочитать. К сожалению…

— Ясно-ясно, — вздыхает, накручивая локон на прогревшийся от кипятка цилиндр. — Да не смотри ты на меня так, просто хотела вчера Лешке по-быстрому позвонить, а на моем батарея разрядилась.

Оправдывается еще зачем-то… Я ж ведь молчала.

— Скрытная сделалась до ужаса, — отмахивается сердито, — совсем перестала с матерью делиться.

Ну вот опять. Ловлю явственный укор во взгляде.

— Мы должны доверять друг другу, Дарин, а я толком ничего не знаю про этого твоего мальчика и ваши отношения.

Внимательно исследую поверхность старого деревянного стола на предмет многочисленных повреждений. Я, может, и хотела бы с ней посекретничать, но не могу… Слишком далеко все зашло, и я ни за что в этом не признаюсь. Никому. Ни одной живой душе.

Стыдно. Страшно. А память еще, как назло, цветные картинки моего грехопадения подбрасывает.

— Что влюбилась, я уже давно поняла. Да и отец начинает замечать в тебе перемены.

— Какие перемены? — вскидываю голову и смотрю на нее испуганно.

— Рассеянная. Витаешь в облаках, загадочно улыбаешься. Учиться стала хуже.

— Так это папа попросил тебя со мной поговорить? — догадываюсь вдруг.

— Дарин, — откладывает расческу в сторону. — Я пыталась объяснить нашему папе, что у тебя сейчас возраст такой… Но… Ты нас пойми, мы ведь переживаем. Познакомила бы нас уже со своим Яном, что ли… А то я на вас только из окна вынуждена любоваться!

Мои уши и щеки начинают безбожно гореть. Лихорадочно вспоминаю детали. Где и как целовались. Какой угол двора видно из наших окон.

— Дарин…

— Мам…

— А чего мам? Ты пригласила парня к нам на ужин?

— Нет и не буду.

— И почему? — искренне удивляется она.

— Ты хочешь честный ответ? — поднимаю голову.

— Конечно.

Набираю в грудь побольше воздуха и наконец решаюсь.

— Мой день рождения ведь только условно… мой.