Sex под запретом (СИ) - Ромазова Анель

Я сдаюсь и умываю руки. Мне не стрёмно перед ней извиниться, но только исправить я уже ничего не исправлю.

— Это не первая статья, но, надеюсь,последняя. Глеб удалил из сети всё о ней напоминания и знаешь, как оказалось, всё вышло даже к лучшему. Я бы сроду не оставила должность, если бы не пинок под зад. Буквально утром встала и поняла, как же хорошо наслаждаться беременностью, наводить в доме уют. Я вот варила Глебу борщ и мне вдруг жутко понравилось, ждать его на обед, смотреть лёгкое кулинарное шоу, а не висеть на телефоне и что-то решать. Само́й удивительно, что думаю про груши в саду и клумбы, — мечтательно вздохнув, выглядит не совсем леди, а как одна из отчаянных домохозяек, привыкшей всегда и всё держать под своим контролем. Лебедеву далеко до Нелли в мастерстве держать напряжение и интригу на высоте, — К чему я это всё, а к тому, что больше благодарна тебе, чем злюсь. Ты сберегла кучу моих нервов, а волноваться в моём положении и возрасте небезопасно.

— Ясно, но я всё равно извинюсь. Я уже сто раз пожалела о статье, — умнею стремительно.

Не то у меня положение, чтобы гнуть правдоруба. И я не поддерживаю их махинации, но правы те, кто говорят, что своя рубашка ближе к телу. Вертеться ужом на раскалённой сковородке не очень -то приятно. Я эгоистично выбираю себя, ну и осознаю в полной мере, что силёнок у студентов журфака с гулькин нос для серьёзных дел.

Главный редактор газеты, взрослый дядька и матёрый писака, да и того прижали к ногтю, и он спалил мой псевдоним и Нелли, и Лебедеву, а обещал оставить инкогнито.

Что скрывать, обескураживает меня вынужденная ситуация. Ещё Кристина эта, будь она неладна. Вот нафига мне защищать её личное пространство, но гнусно становится.

— Извиняться не нужно, окажи мне услугу и будем считать, что ничего не было. Амину совсем необязательно знать о разговоре, между нами, девочками. Присмотри за Кристиной и по возможности достань мне фото её сына, — компромиссом здесь не пахнет.

— Не поняла? — обалдело на неё взираю.

— Этот секрет я не буду раскрывать, просто, в свою очередь, сохраню в тайне от Глеба, кто автор статьи.

— Ваш Глеб …он..он вынудил меня угрозами расстаться с Амином. Он всё узнал, раньше вас и пообещал, почти что закатать меня в асфальт. А ещё, обвинил в том, что я специально с Амином начала встречаться, ради паршивого хейта, но это не так…Я влюбилась, но…, — глубоким вдохом, пытаюсь восстановить рассудительность и не сказануть лишнего, но с опозданием спохватываюсь, оттарабанив всё, что можно и нельзя. И вот из сказанного нельзя ничего.

Мама миа! Язык у меня без костей, как размягчённый пластилин даже не запнулся во рту, а надо было придержать его за зубами. Сфигали вот я ей всё выложила подчистую. Таращусь на висящую за её спиной икебану. Сухая композиция удачно висит, что если расфокусировать взгляд, то у Нелли над головой появляется венец из рябины. Ни дать ни взять богиня плодородия. Цветёт и пахнет вкусными духами. Может, у неё и правда всё лучше, чем раньше, и мне не сто́ит волноваться.

Что греха таить. Я себя переоценила, есть люди поумнее.

— Да верю я, верю. Я куда наблюдательней Глеба и смотрю намного глубже фактов. Сделаем так: с Лебедевым я поговорю, можешь его не опасаться. Даю добро встречаться с моим сыном, но при одном условии. Ты от меня ничего не скрываешь и отвечаешь честно, на любой вопрос, чтобы я не спросила.

— Я не хочу следить за Крис, — подбираюсь, расправляя плечи, переживая конкретный шок. Она не против, чтобы мы с Амином…Несмотря на…

Ох, Офелия, бесплатный-то сырок он ведь только в мышеловке.

— Придётся. Я же иду на уступки, а ты мне должна как никак, — вот и оно.

— Я попробую, — выкручиваюсь пространным ответом, — Вы не обидитесь, если я не пойду в театр? — театр я люблю, но вряд ли получу удовольствие, когда противоречиями распирает изнутри.

— Нисколько. Подруге позвоню, сто лет не виделись. Имей в виду, Детка, со мной гораздо приятней дружить, — подмигивает, и вроде как меня это должно расслабить, но что-то дурно и хочется на свежий воздух.

Прощаюсь по-быстрому, вылетая из-за стола. Забираю куртку в гардеробе, а надеваю на крыльце.

Благо набухший язык, не пускает кучу ругательств вслух. Представляю, как удивятся интеллигентные посетители, услышав из уст приличной девочки крепкий мужицкий мат.

Хорошо -то хорошо, но ничего хорошего. Карантин Лебедева снят, но так-то не грамма ни легче.

Моросящий дождь усиливается. Лупит по лицу, а в меня вдруг чертовщина какая-то вселяется.

Сколько можно на меня давить. Я устала молчать в тряпочку. Что может быть хуже того, что Амин считает меня нечестной давалкой.

Не добежав до остановки, круто разворачиваюсь и, шлепая по лужам, бегу, огибая прохожих, к его дому. Возможно, Амина нет, тогда прошмыгну в подъезд и подожду. Перехвачу, пока Крис не пристроилась, но…Выложу про статью и меня фигурно побреют.

Одуматься бы, но где я, а где адекватность. Лопнуло моё терпение и помахало ручкой.

Ноги гудят, и я задыхаюсь, но меня несут крылья. Непонятно откуда они взялись. Живность в солнечном сплетении совсем разбушевалась. Трепыхается, а я ведь ненормальная и невменяемая до трясучки.

Машина Амина стоит во дворе. Облегчения никакого, поджимает и будоражит каждую частичку моего тела.

Набираю в домофоне номер его квартиры. Что скажу я так и не придумала, но мне открывают без вопросов.

Залетаю в лифт, не чувствуя ни холода, ни влаги на своей одежде. С концов волос капает вода, и на пол в кабине набегает приличная лужица.

Шагаю прочь. Давлю на дверной звонок.

Все мои переживания компенсируются слишком. Слишком…

Слишком неожиданным явлением полуголого атлета перед моим лицом.

Амин. Костров. Костров. Амин.

Путаюсь в обращениях, врезавшись и разбившись о каменный торс, покрытый росой после недавнего душа. Мускулы в покое, но их рельеф, только слепую оставит равнодушной. Монашкам в этом случае придётся усердно молиться.

Я не та и не другая. Смачиваю языком моментально пересохшие губы.

Боже, как удержаться и не слизать с его позолоченной кожи капельки воды. Сочный и дерзкий аромат геля – это статический транс. Покачиваюсь от головокружения.

Скольжу глазами до края полотенца, низко повязанного на узких бёдрах.

И почему он так близко. Почему я не могу противостоять соблазну. Почему мыльный пузырь моих порочных фантазий никак не лопается. Всё покрыто туманом.

Прежде чем он или я произносят хоть слово. Обхватываю его шею, запрыгиваю на руки и целую со страстью.

= 47 =

Слепившись губами меня, сметает быстрее, чем пух с одуванчика в порыве бушующего ветра. Ураган закручивается внутри, а снаружи благодаря рукам, сжавшим мою попу и закрепившим затылок, просто горячие тиски.

Даже захоти я вырваться или одуматься, то ни на что не повлияла. Я целую. Амин набрасывается. Сдвинувшись и прислонив меня к стене. Узкая юбка, естественно, задралась выше некуда. Его полотенце и мои трусики — считай незначительный барьер между его мужским концом и моим женским началом.

Сжимает он меня крепко, прям до боли, постанываю и от этого, и от его языка, бьющего мне в рот. Взрывающего своим вкусом рецепторы и моё тело встряхивается с шипением, как откупоренная бутылка с газировкой, но перед тем, как отвинтили крышку, меня знатно разболтали.

Полагаю, разговоры по душам переносятся на поздний срок. Нам никто не мешает. Между нами ничего не стоит. Статья меня парит, но как-то внезапно приходит уверенность, что у меня получится донести про Светку и её козни.

Амин поймёт. Он обязательно поймёт. На этом мысль теряется в атаках его губ. Толкается пахом в промежность, имитируя трахающие рывки.

Ластовица трусиков, пожалуй, единственное сухое местечко из всей моей одежды, но она мокреет. Влагалище откликается, сокращаясь постыдными импульсами.