Виновник завтрашнего дня (СИ) - Александер Арина

Посидев в относительной тишине несколько минут, смог таки собраться с мыслями и тяжело вздохнув, вышел из салона.

Мысли, цепляясь друг за дружку, привели к Владке.

Стоп! Смог же как-то продержаться две недели? Смог. А когда переехал в гостиницу — так вообще, будто заново родился. Мог часами не думать о девчонке, забурившись с головой в работу. Глядишь, так со временем и она переболеет, и он лишний раз не будет напрягаться в её присутствии.

Хорошо, что сейчас утро, и возможность пересечься сведена к нулю. На прошлой неделе Скибинский освободил её от постоянного присутствия охраны, девушка вернулась к прежней жизни. Целыми днями пропадала у друзей, возобновила занятия танцами, участвовала в обустройстве выделенного под приют для бездомных животных здания, сама разъезжала по городу, не отчитываясь за каждый шаг.

Кажись, и не было между ними того разговора. Он не обижал её до глубины души, а она — не строила ему глазки, высматривая за каждым углом. Он добился своего, она — получила ответ и больше не искала с ним встреч. Разве не оху*но?

Да по-любому так и есть.

Не стал стучать в дверь, предупреждая о своем визите, а уверенно вошел в кабинет. Не было это вольностью и тем более наглостью. Просто если его позвали — значит, должны ждать, а если ждут — тогда зачем раскланиваться?

— …о, Алексей! — довольно воскликнул Павел Олегович, переключившись на вошедшего мужчину. — Проходи, присаживайся.

Оказывается, не только ему назначили «аудиенцию».

На расположенным под окном диване восседали пожизненно недовольный Турский и как всегда одетая с иголочки Вика. Н-да, две физиономии, с которыми не хотелось встречаться ни при каких обстоятельствах.

— Что, тоже за «премиальными»? — поддел Олег, ехидно посмеиваясь.

Скибинский осадил его гневным прищуром, тяжело опустившись в кресло.

Сдал старик, при чем, заметно. Мало того, что операцию перенес тяжело, так ещё и постоянная нервотрёпка подтачивала и без того ослабленное сердце.

Вика никак не отреагировала на прозвучавшую реплику, только высокомерно приподняла бровь.

Как всегда, с идеальным макияжем, стильным луком, собранная и обманчивая. Искусственная. От прежней студентки кулька не осталось и следа. Ладно, его потрепало в свое время, но чтобы её? Жила как у бога за пазухой, не знала ни лишений, ни голода с нищетой. Откуда в ней столько холодного высокомерия вперемешку со стервозностью так и не понял.

— Благодаря хитрожопости Олега, — продолжил старик, навалившись на стол, — наше многолетнее сотрудничество с семьей Гордеева подошло к концу. Да какой там! — воскликнул, треснув ладонью по столешне. — Мы нажили себе врагов на ровном месте. Я не понимаю, вам что, денег мало? Вы против кого решил воду мутить?

— Павел Олегович, — подала голос Вика, — я не знала о внесённых поправках.

— А ты вообще помалкивай! — озверел Скибинский, жестом указав заткнуться. — Как знал, что надо присматривать.

Лёшка откровенно прибалдел от такого разгоняя. Не то, чтобы испытал сострадание, просто понял, что и до него дойдет очередь.

— Вы даже договориться не смогли нормально, — продолжил Скибинский, периодически поглаживая левую грудину.

— Эта с*ка всё подстроила, — огрызнулся Олег, зыркая исподлобья. — Отец никогда бы не принял такое решение без вашего ведома. Все, кому не лень, узнав о вашем отъезде, спешили вставить нам палки в колеса, вон, — кивнул на Гончарова, — не даст солгать.

Были моменты, Лёшка не стал отрицать. Но ситуация с припрятанным вагоном алюминия и рядом не стояла с мелкими, ничего не значащими набегами местных отморозков. С теми разговор был прост — пуля в лоб и никаких тебе проблем, а вот ссора с Гордеевым попахивала крупными разборками. Все знали об этом, но никто не стал рвать задницу, пытаясь договориться. Наоборот, Олег в тот же день настроил против себя Вадоса, чем ещё больше усугубил положение.

Громкий хлопок об столешню заставил говорившего оборваться на полуслове.

— Да вы вообще от рук отбились? Устранить он собирался. Если убивать всех, кто не устраивает — не останется тех, с кем можно будет вести бизнес. Для начала надо думать мозгами, Олег, а потом уже размахивать пушкой.

— А вот тут я не соглашусь! Гордеева нужно было сместить ещё при прошлой поставке. Мы с отцом создали новою схему транспортировки, более надежную. На юге полным полно людей, способных гарантировать неприкосновенность товара и надежность доставки. Если бы вы прислушались ко мне ещё в феврале, тогда бы никто не пострадал.

Скибинский откинулся на спинку кресла, не сводя с Олега жёсткого взгляда.

— Только попробуй ещё раз накосячить, — пригрозил указательным пальцем, — клянусь, перечеркну нашу дружбу. Так и передай отцу при встрече.

Не выглядел Скибинский идущим на поправку. Скорее ослабленным, бледным, с часто вздымающейся грудью. Появившаяся отдышка свидетельствовала то нехилой нагрузке на прооперированное сердце. Ему бы пройти полный курс реабилитации, под присмотром специалистов, а не лупашить об стол со всей дури.

Вскоре, после ухода Турского, дошла очередь и до Вики. Ей тоже прилетело за проявленный непрофессионализм и временное помутнение рассудка. Она сначала опешила, никак не ожидая «общественной порки», но когда под конец и ей указали на дверь, раздраженно выдохнула, удивляясь столь явно продемонстрированному недоверию.

После её ухода Скибинский переключился на Гончарова, уперев в мужчину изучающий взгляд.

— И до тебя дошла очередь, — подмигнул, продолжая наблюдать за его лицом.

Лёшка никак не отреагировал на проявленное дружелюбие, готовясь к серьёзному разговору. Повисшее в воздухе напряжение так и звенело в ушах, заставляя держать себя в тонусе.

— Сначала я хочу поблагодарить тебя за оказанную помощь. Ты не разочаровал меня, и вовремя продемонстрировал свои навыки.

— Я рад, что смог помочь, но… как видите, проблем от этого не убавилось.

— Ну, это уже как посмотреть. Только спасение Влады чего стоит, своей жизнью рисковал, между прочим. Я так и не отблагодарил тебя тогда.

От одного упоминания имени девушки в Лёшкиной груди разлилось уже ставшее привычным тепло. Не нуждался он в благодарности. Ни к чему она. Действовал чисто на инстинктах, пытаясь защитить невинную жизнь.

— Мне девчонку вверила её мать, попросив не только приютить, но и стать опекуном. Я переживаю за неё не меньше, чем за внука. И пускай ещё ни разу не пришёл с ней к общему знаменателю, всё равно отвечаю за каждый её шаг и любой поступок. Твое участие в её жизни не могло меня не порадовать. Ты и в Александровке оказался под рукой, и в клуб подоспел вовремя… Ничего не хочешь мне сказать?

Судя по хищному прищуру — от него ждали объяснений.

Приплыли…

Каждое слово Скибинского играло на натянутых нервах, заставляя чувствовать себя словно под микроскопом. Эти слова резонировали в воздухе, словно предупреждая. Он всего лишь строил догадки, предполагал, требовал откровений, а Гончаров жалел лишь об одном — что нельзя закурить.

С мрачной усмешкой поправил пряжку отцовских часов, выигрывая время. Скибинский не тот человек, с которым можно поюлить. Это тебе не Седых. В морду не дашь и на место не поставишь. Почему-то был уверен, что старик в курсе всего и даже больше.

Он вхож в его дом, пускай и изредка, но сидит за его столом, общается с его семьей. По-любому о нем наведены справки ещё в первый день приезда.

Хреново.

Хреново, что подыграл Вике, не раскрыв сразу всю правду.

— Зачем? Разве есть то, о чем вы не знаете? — произнес непринужденно, стойко выдержав колючий взгляд.

— Верно, я знаю о тебе всё.

— Тогда вы должны быть в курсе моего знакомства с Викой в прошлом.

— В курсе и если честно, не обрадовался. Не люблю, знаешь ли, когда меня держат за дурака.

Странно, но в этот момент ничего не испытывал. Даже недавнее напряжение куда-то испарилось. С самого первого дня давила на него эта недосказанность. Вроде, и ничего страшного. Уж он-то точно не сделал ничего запрещенного, наоборот, прикрывал и семью, и бизнес, но… всё равно чувствовал себя паршиво.