Залог на любовь (СИ) - Кофф Натализа

А после Наум все же пробился к Анютке.

А там… Его девочка лежала на больничной койке. Темные круги под глазами. Впалые щеки. Даже кожа, кажется, сменила свой цвет. И сама фигурка стала настолько хрупкой, что Наум побоялся прикоснуться к ней. Побоялся, что рассыпится от его неуклюжих объятий.

Потому и сидел рядом с койкой, не сводя взгляда с любимого лица.

— Уходи… Не хочу видеть…, — шепнула Анна и отвернулась.

Наум не знал, что делать. Как бороться с той зияющей дырой, что появилась под ребрами. Но ушел, потому что врачи настояли, потому что его присутствие волновало пациентку, нервировало.

Мартынов не покинул стен здания клиники. Ждал, что как-то все прояснится. Даже вломился в кабинет главврача с требованиями дать пояснения ему, он ведь не чужой для Анны Браун. В конце концов, он ее начальник.

Но вмешался отец. Выгнал его, точно нашкодившего пацана. А Науму хотелось крушить и громить все на своем пути.

Что он и сделал. Квартира парня превратилась в руины. А бар опустел почти полностью. И в какой-то момент, через день, или два, а, может и через неделю, в гости пришел Назар.

Близнец лучше всех понимал Наума. А потому Мартынов не скрывал своего отчаяния, все рассказал, в подробностях, что случилось.

— У нее выкидыш был, — огорошил новостью Назар.

— У кого? У Агаты? — не понял Мартынов, застыв и глядя на брата.

— У Анютки твоей, — осторожно сказал Назар. — Я узнавал. Она там в депрессии, все еще в больнице, но уже лучше ей. Говорят, все наладится. И в перспективе есть шансы, что следующая беременность пройдет хорошо. Это мне Агата разъяснила.

Наум «завис». Выходит, своими действиями он убил ребенка любимой женщины.

А на душе стало погано. Хотелось колотиться башкой в стену, чтобы сравнять градус физической боли и эмоциональной.

— А этот ее, Эдвард, чего не явился? — хрипло выдохнул Наум. — Она ведь ждет его. Сука иностранная! Ей помощь его нужна. Поддержка.

— Так ты ж четко распорядился. Парни бдят, — усмехнулся Назар.

Наум замолчал. В голове с трудом ворочались извилины. Парень пытался думать без учета своей заинтересованности, без оглядки на собственное кровоточащее сердце.

— Сделай одолжение, брат, — попросил Наум, — пригляди за ней. Как там она. Пару фоток скинь. Подыхаю без нее.

Назар кивнул, а сам проследил взглядом за тем, как брат пробирается к гардеробной. И спустя несколько минут Наум Мартынов вышел из квартиры, одетый в черный свитер и брюки. Назар понимал брата, видел, как и тот осунулся и будто погас. А ведь всегда именно Наум был неунывающим оптимистом. Но сейчас, как оказалось, все изменилось.

Наум решил, что улаживать проблему нужно самому, по-мужски. А потом и сам лично полетел на встречу с Эдвардом Шмидтом.

Мартынов знал, где проживает Анюткин друг. И как только самолет приземлился, Наум отправился по нужному адресу. Парень надеялся, что Шмидт будет дома, далеко за полночь на часах. И да, если тот хрен поторопится и максимально быстро соберется, то они успеют на обратный рейс, билеты у Наума уже были куплены. Оставалось за шкирку притащить бывшего… вернее, фактического мужчину Анны Браун.

В своей голове Наум пытался уложить эту информацию. Приучал себя к тому, что его Анютка — уже не его. И никогда ею не была. Но пока что получалось хреново.

Нужный адрес нашелся легко. Таксист попался молчаливый, но знающий свое дело. И вот, через час Наум уже поднимался по лестнице, ведущей в квартиру Шмидта.

На звонок никто не ответил. Пришлось тарабанить кулаком. А потом, спустя пару минут непрерывного стука, дверь распахнулась.

На пороге стоял незнакомец в трусах, сонно тер лицо ладонью и смотрел на Наума.

— Чем могу помочь? — на чистом русском проговорил мужик.

— Эдвард Шмидт. Где он? — спокойно произнес Наум, мало ли, вдруг ошибся адресом.

— Эд? Спит он, — удивленно произнес незнакомец.

— Буди его. Дело срочное, — нахмурился Наум и прошел без приглашения вглубь квартиры.

— Эдик? Милый, просыпайся! — ласково заголосил незнакомец. — Здесь к тебе какой-то верзила пришел.

— Шли всех нахрен, сладкий, — донесся недовольный, с трудом узнаваемый голос Шмидта.

А Наум пошел на голос. Оказавшись в спальне, Наум понял, что Эдвард — смертник. Потому что прямо сейчас он готов был не только челюсть ему проломить, но и уничтожить голыми руками.

— Ты ж, гондон недобитый! Там Анна в больнице! Потеряла вашего, мать твою ребенка, а ты здесь трахаешься?! Еще и с кем, блядь, с мужиком?! — рычал Наум так, что стены тряслись.

А гнев уже выплеснулся настолько, что Мартынов ринулся вперед. Схватил недомерка, впечатал кулак под его ребра. И когда тот зашелся кашлем, перевел взгляд на свидетеля милой «беседы».

— Чего вылупился, гнида? Эдя едет жениться на одной замечательной девушке, — шипел Наум, впечатывая свой кулак еще раз. Помнил, что по фейсу бить нельзя. Этому пидору еще фотографироваться на память в образе жениха.

А в голове пронеслась картинка, где Анна — в прелестном платье невесты, улыбается, смеется, танцует. И стало откровенно насрать на то, что Наум в чужой стране, и здесь нет такого влияния Мартыновых, как на родине.

— Эдя не может жениться на девушке. Эдя уже женат на мне! — выкрикнул мужчинка. — Немедленно отпусти его, урод!

— Я урод? Да ты сам тогда кто, чмо?! — рычал Наум, а потом уже обратился к Эдварду. — Она тебя ждет. Понял? Чтобы явился. На коленях приполз. И без этой все гомосятины! Чтобы на руках ее носил. Чтобы любил до гроба. Или пущу пулю в твою башку. Мне уже терять нечего.

Эдвард, кашляя и сплевывая кровь, рассмеялся. Наум и не понял сначала, что Шмидт смеется, а не помирает. А потому слегка напрягся. Мартынов планировал вернуть Анютке мужика, а не убивать его прямо так.

— Придурок ты, приятель, — хрипел Эдвард. — Мы только друзья с Анной. Учились вместе еще в школе. Она как сестренка нам. А ты, скотина, даже не просек, что не было у нее никого. И ребенок твой.

— Не ***ди, сволочь! — зарычал Наум.

— У Анны в универе парень был, после третьего свидания растрепал всем, что она фригидна. И никто не лез к ней. Она училась, а потом поехала работать к вам. А там ты, пацан избалованный, — говорил Эдвард, а рука, удерживающая Шмидта, ослабела, и все события стали складываться по своим местам, словно чертова арифметическая задачка. — Она нам позвонила недавно. Жаловалась, что тошнит. А теперь вот, загремела в больницу. И кто из нас сволочь?

Наум осел на пол. Какой же он осел. Сам, своими руками все уничтожил. Дал волю похоти, а должен был ухаживать за Анюткой красиво, цветы дарить, на свидания водить, покорять, завоевывать…

Прав чертов Шмидт. Сволочь он, Наум Мартынов.

— Раз уж ты сам явился, то сними запрет Эду на въезд, Мартынов. Мы хотим нашу девочку навестить, — с вызовом потребовал друг, ну или «жена» Шмидта.

Науму, как бы сильно не нравились эти почти парни, а он решил, что Анютке не повредит поддержка друзей.

Домой Наум возвращался следующим рейсом. Несмотря на длительный перелет, мужчина не смог уснуть, пусть и дико устал. Потому что в голове и в сердце было тревожно, больно, а вот как бы ни старался Наум уничтожить робкую надежду, она все равно ярким цветком распускалась в душе.

Наум знал, что Анну выписали. Он регулярно общался с врачами, Назар был его основным «осведомителем», да и мама украдкой рассказывала о последних новостях.

Самочувствие Анютки улучшалось. О работе не могло быть и речи. Мартыновы-старшие решили, что девушке лучше будет на семейном острове. Там и климат подходящий и забот никаких.

Наум предполагал, что отец намерено отправляет Анну подальше от него. И не возражал. Потому что понимал: рано ему пока мелькать перед Анюткой. Не заслужил пока таких привилегий.

Прошел месяц с тех пор, как Анна уехала. А жизнь все еще была похожа на хаос. Но, надо признаться, работал Наум еще больше, пытаясь делами компенсировать пустоту.