Мягкая кукла (СИ) - Исаева Анастасия

— Надеюсь, ты поможешь съесть хотя бы половину, — со значением глядя на него, сказала Вера.

— Я уж думал, не дождусь!

По дороге домой парочку под зонтом догнал снег. Дождевые капли превратились в твердые крупинки и легонько стучали по нейлону. Сырой холод ощутимо прихватывал открытую кожу. В попытке согреть руки без перчаток, Вера прятала их в шерстяных складках на локте Виктора.

Непривычно идти вместе никуда не торопясь, не таясь. Не было адреналинового куража, только тихое предвкушение вечера. Внешне ощущения Вика не проявлялись. Он как всегда — скала среди океана. Наверное, остался бы невозмутим, даже если бы Сережа поймал их с поличным.

Квартира встретила свежим подмороженным воздухом.

— Здесь тоже холодно, — воскликнула Вера, бросившись в Карошкину комнату, чтобы закрыть балконную дверь. — Хотела немного проветрить, а выстудило до ледяного пола.

Вик прошел за ней и увидел изменения в бывшей спальне. Исчезла широкая кровать, тумбочки. Рядом с детским столиком и низеньким стеллажом шкаф смотрелся великаном. Вся комната выглядела несуразной и непродуманной. И больше всего бросалось в глаза отсутствие той, для кого она предназначена.

Поджав озябшие ноги, Вера взяла ладонь Вика и повела в свою мастерскую.

— Я сплю здесь.

Маленький диван с обеих сторон подпирали стеллажи с тканями и фурнитурой. На самом верху расселись куклы в разных стадиях готовности. Впечатленный Виктор долго всматривался, а потом спросил.

— Какая из них твоя?

— Они все мои.

— Какую ты сделала для себя?

— Не делала.

— Почему? Ты их не любишь?

— Всех люблю одинаково. Они меня спасли, когда я выгребалась из депрессии. Каждая сделана с любовью и отдана с добрым напутствием.

— Я помню куклу для своей племянницы. Сейчас появились другие. Твое мастерство растет.

Вера благодарно улыбнулась и не стала добавлять, что несмотря на прокачку умений, спросом по-прежнему пользуются предыдущие мягконабивные куколки.

— Ты замерзла, — начал Вик, обнимая ее со спины, — или есть другая причина для твоего напряжения?

В доказательство своих слов он тронул ее каменные плечи. Вера увернулась.

— Наверное, я просто не могу поверить, что ты здесь, со мной.

Улыбка его не обманула. Выставив стул в центр комнаты, Вик сказал.

— Садись лицом к спинке. Подними руки.

Ухватившись за низ Вериной толстовки, он легко снял ее и бросил на пол. Вскоре на теплый футер бесшумно упала футболка и домашний топ. От холода кожа покрылась мурашками. Вик и не подумал греть ее своими широченными ладонями. Передал Вере небольшую подушечку с дивана и сказал:

— Подложи под щеку. Где можно взять какой-нибудь крем?

Вера предвкушала нежные поглаживания, плавно переходящие в ласки. Так и началось. Лимонный крем таял между ее кожей и сильными мужскими руками. И стоило натянутым мышцам немного размякнуть, их стали безжалостно крутить, жать и щипать!

Вскоре болезненные прослойки растворились, ткани напитались соками, ожили и податливо перекатывались под умелыми пальцами.

— Шьешь целыми днями… на этом самом стуле… голову некогда поднять…

— Угухм, — бездумно согласилась Вера.

— А теперь на стрессе спортзал забросила…

— Угухм.

— Не дело это. На кого сначала надевают маску?

Окруженная заботой, она поддалась дремоте. Не взбодрили ни цитрусовый аромат, ни мерзнущая спина, ни понимание, что в доме гость. Все члены тела расслабились, поддерживаемые одной лишь левой щекой, упирающейся в льняную подушечку.

На плечи лег вафельный плед. Как? Откуда Вик узнал, где его найти?

Негромко стукнула спинка дивана, опущенная вперед.

С легким шорохом взвилась простыня, следом шлепнулись подушки.

Короткое парение, хруст пружин под мужским коленом и можно вытянуться во весь рост. Едва уловимо ее избавили от штанов и носков. Идеально.

Вера приоткрыла глаза. Оказывается, большой свет в комнате погас, и лица Вика не рассмотреть. Вот он склонился, и на губах остался невинный поцелуй.

— Спи, моя несность.

И она спала, дыша ветром его кожи, завернутая в плед спокойствия. Сюжетов подсознание не показывало, только бездонный здоровый сон. Такой, после которого просыпаешься раньше солнышка с полной батарейкой.

В утренних сумерках Вера любовалась спящим Виком. Несмотря на уязвимое положение, он не выглядел беспомощным. Рельефная грудь, исправно поддерживаемая в спортзале, мерно вздымалась и опадала. Не удержавшись, Вера провела пальцем от ключицы вниз и была поймана на сухом животе.

— Доброе утро…

Больше ничего не успела сказать. Подмятая под Вика, она ловила дыхание между поцелуями.

— Еще какое…

И целовал, целовал и целовал.

Везде. Всюду. Спускался ниже и ниже. К самому заветному.

— Ви… Вик… если ты продолжишь, я…

Сладкое цунами смыло остатки фразы, и Вера схватилась за льняную обивку дивана. Обтянут он был на совесть, и удержаться не удалось. Унесло в открытое море, мотнуло в головокружительных переворотах, а потом бережно выпустило на поверхность. Ласковую, теплую и расслабляющую.

— А как же ты…

— Я никуда не ухожу. Продолжим, когда наберешься сил.

Закинув руки за голову, Вера осталась на спине и глядела в потолок расфокусированным взглядом. Вдруг она улыбнулась, словно что-то вспомнила.

— Знаешь, мне до чертиков хочется шоколадного торта. Прямо здесь.

— Перемажемся.

— В этом и смысл! Снимай оставшееся!

После завтрака, сервированного как в «Девять с половиной недель», и продолжившегося так, что ни по какому приличному тв-каналу не покажут, они отправились в ванную. Сначала честно хотели смыть остатки шоколадной глазури и абрикосовой прослойки. А потом отбросили гель для душа и мочалку. К чему притворяться, когда все свои?

— У нас еще есть круассаны, — сказала Вера, сушившая волосы полотенцем.

Одетый Вик обернулся с заинтересованным видом.

— А орешков случайно не захватила?

— За наш столик принесли последнюю порцию.

— Сойдут и круассаны.

— Кофе? На этот раз есть эспрессо. Обычный и дабл.

— Обычный.

Неожиданно в безмятежность утра ворвался вибрирующий телефон.

— Мне надо ответить.

Вера ушла на кухню, но в утренней квартире было слышно каждое слово:

— Привет.

…

— Да, позавчера.

…

— Не успел.

…

— Конечно, встретимся.

Ему звонит она.

Всякая нега схлынула, будто унесенная порывом ледяного ветра.

Не драматизировать. Она имеет право. Это Вера — другая. А она — имеет право.

Не драматизировать. Готовить завтрак. Чашки, кофе, круассаны. Тьфу, себе-то зачем кофе! Тем более черный.

Через две минуты в кухню вошел Виктор и сразу увидел, что Вера изменилась.

— Я скажу ей. Скоро.

— Может, не надо ничего ей говорить? Может, она — та самая? Сносная.

Виктор вздохнул.

— Когда у тебя была неопределенная ситуация с Сергеем, я не говорил под руку. Давал возможность самой принять решение. Теперь моя очередь определиться, когда и как сказать.

— Я все понимаю. И все же подумай вот о чем. Вы оба — свободные.

— Ты тоже скоро будешь.

— В какой-то мере. Но у меня дочь. Я никогда не буду свободная так, как твоя…

— Но нужна мне ты, а не она.

— …позволь договорить. Сейчас речь не о ней. О любой другой девушке, которую ты захочешь назвать своей и можешь захотеть с ней детей. Со мной такого не будет. Я не хочу других детей, кроме Каролины.

— Спасибо за откровенность. Я позвоню после разговора с ней.

Он выпил густой кофе, поцеловал в щеку безучастную Веру и ушел.

* * *

В гадкое утро, когда не было смысла вставать, кто-то позвонил.

Виктор? Может, он наконец поговорил со своей…

Или адвокатесса? Хотелось бы уже хоть какой-то ясности по экспертизе…

Рука с телефоном застряла в одеяле, но Вера успела ее вытащить и увидеть, что это Даша. Хм, надо запомнить, что любопытство бодрит.