Ошеломленный - Доуз Эми

Пока мы приводим себя в порядок после матча, на улице темнеет. Леди отправились на уличные танцы, и мы спускаемся их искать. На этой вечеринке диджей мешает современные стили с традиционными танцами горцев, в которых я абсолютный ноль.

Когда мы добираемся до места, я замечаю Фрею в компании двух парней, с которыми я вырос. Она так смеется с ними, что мне не терпится оказаться рядом с ней. Это я должен веселить ее своими шутками, а не Джерри. К черту этого идиота. Он всегда был тем еще мерзавцем в школе и, скорее всего, так им и остался.

Пройдя через ворота, я вижу, как Джерри протягивает руку Фрее, и она с готовностью ее принимает. Он ведет ее на танцпол и начинает показывать ей танец горцев, музыка для которого только что заиграла.

Эта сцена выводит меня из себя. Я, конечно, выпил сегодня много виски и могу из-за этого преувеличивать, но мне совсем не нравится, что мою женщину будет учить шотландскому танцу кто-то кроме меня.

Я оставляю своих приятелей и направляюсь на танцпол.

– Джерри, дальше я сам разберусь, – заявляю я, отпихивая его, чтобы взять руку Фреи.

– Полегче, друг, я ей просто движения показывал.

– Я прекрасно знаю, что именно ты тут делал, – щурюсь я.

Фрея смотрит на меня с недоумением.

– Мак, не надо так грубить своему другу.

Я усмехаюсь, борясь с желанием закатить глаза.

– Джерри едва ли можно назвать моим другом. И тем более ему не нужно учить тебя танцевать. Это моя задача.

Она смеется.

– Ты же ужасный танцор.

– Может быть, но этот засранец не имеет права показывать тебе что-либо в моем городе.

Я оглядываюсь через плечо и чуть не взрываюсь от злости, увидев, как он все еще топчется за моей спиной.

– Мужик, я серьезно. Что ты тут до сих пор делаешь?

Джерри смеется, поднимает руки, защищаясь, и наконец уходит.

Я поворачиваюсь обратно к Фрее. Она выглядит не на шутку рассерженной.

– Это уже третий раз за день, когда ты вклиниваешься и отрываешь меня от кого-то. Мак, ревность тебе не идет.

У меня отвисает челюсть.

– Джерри не считается. Он просто мудак, который специально пытается вывести меня из себя.

– Он не мудак, – возражает Фрея, нахмурившись. – Он рассказывал мне очень милые истории о вашем детстве.

– В таком случае, не буду тебя отвлекать. – Я киваю в сторону наших друзей, к которым вернулся Джерри. Все они пристально наблюдают за нами.

– Что с тобой не так? – Фрея хватает меня за руку и подходит ближе.

Я делаю глубокий вдох, чувствуя, как в груди нарастает напряжение.

– Я просто думал, что мы наконец-то сможем поговорить, – процеживаю я через сжатые зубы. – Но ты, видимо, больше заинтересована в болтовне с Джерри…

– Мак, хватит, – шипит она, скрещивая руки на груди. – Если ты хочешь поговорить, отведи меня туда, где мы сможем это сделать. Не затевай со мной ссору без всякой на то причины.

– Точно не здесь, пока на нас все пялятся, – рычу я, хватаю ее за руку и тащу прочь от толпы.

Я оглядываю окрестности в поисках уединенного места и замечаю увешанную гирляндами беседку через дорогу. На мой вкус, слишком вычурно, но зато подальше от всех этих чертовых людей, которые весь день стояли у меня на пути. Мы направляемся к беседке и садимся на скамейку.

– Что с тобой происходит? – спрашивает Фрея, поворачиваясь ко мне лицом. – Ты правда думаешь, что я предпочла бы проводить время с Джерри, а не с тобой? Зачем ты пытаешься со мной поругаться?

– Да не знаю я, – взрываюсь я, смотря вперед и упираясь локтями в колени. Я запускаю трясущуюся руку в свои волосы. – Куки, в последнее время я веду себя не совсем благоразумно, когда дело касается тебя.

Она на мгновение замолкает, а затем спрашивает:

– Почему же?

– Разве не очевидно? – рявкаю я и поворачиваюсь к ней лицом, повторяя ее позу на скамейке.

Фрея смотрит на меня нежным взглядом.

– Не для меня, – наконец шепчет она.

У меня вырывается смешок. Я пристально разглядываю ее лицо.

– Ты мне до чертиков нравишься, Фрея, и у меня от этого все внутри переворачивается.

Она не может определиться, улыбнуться ей или нахмуриться, и я ненавижу эту нерешительность. Меня бесит, что я могу сказать что-то такое, и она не будет знать, как реагировать. Я хреново в таком разбираюсь.

– И что именно это значит? – мягко спрашивает она.

– Я не знаю. – Я вытягиваю руку на скамейке позади нее и придвигаюсь ближе. – Я не ожидал, что между нами все будет так.

– Я тоже, – соглашается она и начинает нервно кусать нижнюю губу. – Так кто же мы тогда друг другу?

Я пожимаю плечами и сглатываю неприятный комок в горле.

– Я не привык к ярлыкам.

Такой ответ ее, кажется, обидел. Я наклоняюсь и нежно касаюсь ее веснушчатой щеки.

– Я не против того, чтобы быть вместе, но мне нужно время, чтобы все осмыслить до того, как мы с головой нырнем в отношения.

Она кивает и смотрит на свои сцепленные руки, лежащие у нее на коленях.

– Время.

– Да, время.

Она поднимает глаза на меня.

– И пока ты не будешь готов… Мы что, не будем видеться?

– Я ничего такого не говорил, – резко отвечаю я. От мысли, что она могла даже предположить такое, меня пронзает вспышка отчаяния. – Как насчет того, чтобы пока что оставить все как есть и разобраться по ходу дела?

Мгновение она серьезно смотрит на меня, а потом отворачивается и смотрит вперед. Я физически чувствую ее разочарование, и оно пожирает меня изнутри. Ненавижу то, что мне приходится заставлять ее сомневаться в нас. Она моя лучшая подруга, и я последний, от кого ей нужны смешанные сигналы. Но и я тоже не готов бездумно начать новые отношения. Мне нужно делать все медленно и осторожно, чтобы не накосячить. Она слишком важна для меня, чтобы так торопиться с решением.

– Фрея, ты не против этого? – снова повторяю я, потому что она все еще молчит.

Она глубоко вздыхает и натягивает на лицо улыбку.

– Ладно. Я не против.

Меня переполняет облегчение. Я протягиваю руку, чтобы повернуть ее к себе лицом.

– Хорошо, – шепчу я, проводя большим пальцем по ее подбородку. – Это хорошо.

Я наклоняюсь и целую ее. Поначалу она напряжена, но потом расслабляется и позволяет мне повернуть ее голову, чтобы поцеловать ее как следует.

Мы разберемся со всем этим. Мы должны это сделать.

На следующее утро солнце едва начало вставать, как я уже приседаю на корточки и целую Фрею в обнаженное плечо, выглядывающее из-под одеяла.

Она недовольно стонет.

– Что ты делаешь?

– Я собираюсь в город, чтобы ненадолго повидаться с дедушкой.

– Так рано? – ворчит она и сворачивается калачиком под одеялом.

– Мой дед – ранняя пташка, – говорю я, целуя ее в висок.

Она такая милая сейчас, что у меня закрадываются мысли забить на все свои дела и забраться обратно к ней под одеяло.

– Я вернусь как раз вовремя, чтобы отвезти нас в аэропорт, хорошо?

Она кивает и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Ее зеленые глаза мерцают в темноте, а от легкой улыбки мое сердце начинает таять.

– Я буду по тебе скучать.

Ее слова пронзают мое сердце так, словно оно сделано из масла. Я выпячиваю грудь и беру себя в руки, прежде чем ответить.

– Я скоро вернусь. – Я быстро целую ее в губы на прощание и ухожу.

Квартира моего дедушки в Дандональде маленькая и очень отличается от той, где он жил с бабушкой, пока она была жива. Его жилье в духе настоящей холостяцкой берлоги: сдержанное и полупустое. Все воспоминания о бабушке стерты из его жизни, за исключением небольшой фотографии на каминной полке. Изменилось не только пространство вокруг дедушки, но и он сам. После ее смерти он похудел и впервые на моей памяти стал походить на дедушку.

Для мужчины, который любит поговаривать, что женщины – не более чем отвлечение, он принял потерю бабушки очень близко к сердцу. Не могу в этом его винить. Сколько бы дедушка ни говорил, что в мире нет ничего важнее футбола, я знаю, что он был от бабушки без ума. Может быть, из-за ее отсутствия он так быстро привязался к Фрее? Возможно, он наконец понял, что в мире есть вещи важнее футбола.