Не прикасайся! (СИ) - Веммер Анна

 Ее мир сейчас – я, а я не могу думать ни о чем, кроме приближающегося оргазма. В голове бьется единственная мысль: она должна кончить раньше. Хочу видеть ее удовольствие прежде, чем отключусь на несколько минут сам, изливаясь в нее.

 Конечно, я забыл о презервативах, но мне уже плевать. Я всю жизнь играю с огнем, но это пламя, в отличие от прочих, обжигает приятно, согревает теплом и покалывает страстью.

 - Давай на следующих выходных похулиганим? – говорю я, когда дыхание восстанавливается, а Настасьина дрожь стихает.

 - Будем звонить в квартиры и убегать?

 - Почти. Под предлогом тренировки возьмем клуб вечером и потрахаемся там.

 - Что? – Она смывает с волос мыльную пену и смешно фыркает от того, что она попала в нос. – Да ты извращенец! Я всегда это знала!

 - Возможно. Но если тебе интересно, такие фантазии вызываешь только ты. Коротенькое платьице… коньки…

 Настасья заливисто смеется, откинув голову. Струи воды падают ей на лицо, а брызги достают и до меня.

 - Ты дурак. Платье сшито с купальником! А коньками исцарапаешь себе всю задницу. Будешь потом ходить с торчащим лезвием из одной ягодицы и следами зубчиков на другой.

 - Ты недооцениваешь мое знание поз.

 Непонятно, румянец на ее щеках от жара, или же от смущения от попытки представить, что я могу сделать с ней на катке.

 Но в этот раз, глядя, как Настасья вытирается большим махровым полотенцем, как расчесывает длинные тяжелые волосы, я понимаю, что не готов со стороны смотреть на то, как она тренируется, встречается с какими-то придурками и вообще живет. Хочу заниматься с ней сексом ночами, сводить в какие-нибудь ресторанчики, увидеть ее голую на берегу моря. Смотреть на программу на льду, зная, что после все это достанется мне. Как новогодний подарок, который вот-вот можно будет развернуть.

 Я мог поступить как брат. Выбрать одну из миллионов бедных девушек, которые были бы только рады прыгнуть ко мне в постель. Или сойтись с Надей – и поставить рядом с собой сильную и уверенную в себе стерву.

 Но меня тянет к Анастасии Никольской, и это чертова проблема, потому что если я не придумаю как объяснить нашу с ней химию, то Никольский-старший попытается сравнять меня с землей, а это неизбежно вовлечет все семейство Крестовских.

 Я сейчас очень рискую. Но, кажется, риск – своего рода наркотик. Я никогда без него не мог.

Я захожу в квартиру и сразу же чувствую знакомый запах. Обычно мне плевать на запахи, если это не вонь, но один конкретный я всегда могу услышать.

 - Я опоздал, - кричу из прихожей.

 – Но у меня уважительная причина. Хочешь знать?

 Настасья выходит бесшумно, она снова босая. Сколько раз я говорил ей не снимать обувь? Но ей, похоже, нравится привидением бродить по квартире. Она изучила ее за час с небольшим, и с тех пор оставляет трость в прихожей.

 - Что за причина? – на ее губах легкая улыбка.

 - А что мне будет, если скажу?

 - Я не буду сидеть остаток вечера с унылым лицом и дуться.

 Аргумент беспроигрышный. Учитывая, что от этого вечера осталось-то всего ничего.

 - Ладно. Азарова выехала квад.

 - Что?! – Настя подпрыгивает на месте, чудом избежав столкновения с люстрой. – Лена?! Сальхов?!

 - Не радуйся так бурно. Выехала криво, едва избежала степ-аута. И один раз из десятка.

 - Докрутила?

 - Докрутила, - улыбаюсь я.

 - Как я рада за нее!

 - Я запретил тренировать его дальше. Скоро сезон, она и так просидела больше недели на больничном. Но в следующее межсезонье начнем сразу и добьем к этапам или финалу, если пройдет.

 И если ей дадут деньги на тренировки. Порой кажется, что я жду начала сезона больше, чем Азарова и Никольская вместе взятые, хоть за это меня и надо гнать в три шеи из тренеров. Я убеждаю себя, что всего лишь делаю ставку на талантливую и перспективную спортсменку, но истинная причина в том, что если Лена провалит сезон и уйдет из спорта, Настасья, скорее всего, уйдет следом. И у меня больше не будет поводов пригласить ее в кабинет, чтобы обсудить оплату костюмов или позвонить в субботу вечером и поинтересоваться как продвигается оплата билетов и проживания на первом этапе юниорского гран-при. Ну и заодно выяснить, какая на ней пижамка и не хочет ли она развлечься по телефону. Как правило не хочет, но я умею уговаривать.

 - Я хочу что-нибудь ей подарить.

 - Эй. – Я строго смотрю на нее, хоть и знаю, что Настасья не увидит мой взгляд. – Мы договаривались. Нельзя создавать у нее ощущение абсолютного благополучия и уверенности в том, что денежки спонсора проплатят грибы и места.

 - Я не говорю об айфоне, Алекс! Просто хочу поздравить ее с успехом. Книгой или игрушкой…

 - Подари ей салфетницу, у нее какая-то стремная. На этапах будут снимать.

 - Да. Это хороший подарок. У меня, кстати, в шкафу тоже кое-что припрятано для Никольской, но пока не время доставать все козыри.

 - Что ты сказала отцу?

 - Как всегда. Что поехала на репетицию и буду поздно, потому что Светка тупая и с первого раза не понимает объяснения тренера. Он часто это слышал, хотя за четыре года, наверное, отвык.

 - А что сказала твоему придурку?

 - Хватит называть так Макса! Без него я бы вообще не выбралась. Сказала правду. Что мне нужно к тебе, он заберет меня в девять.

 - Боже, как в детстве, - недовольно бурчу я, ибо до девяти немногим больше двух часов. – Ты не боишься, что он сдаст нас?

 - Максу плевать. Он не станет лгать отцу, но ответит на прямой вопрос, а не подведет разговор к моему вранью. Он и не знает, что я вру папе. Но если сбегу от Макса, то папа точно узнает. А так есть шанс…

 - Может, проще ему рассказать?

 Возможно, мне кажется, или все это игры освещения, но Настасья чуть бледнеет. И я думаю: что такого сделает ее отец, если узнает, что между нами что-то есть? Ну что? Ей почти двадцать, она при всем желании не тянет на малолетку. Ну да, мне за тридцатник и, пожалуй, тренер среднего возраста в кризисе этого же возраста – не лучшая партия для наследницы миллионов.

 С другой стороны наследник миллионов с мировой известностью, громкой фамилией и неплохой прической – чем не партия? Так, стоп, вот она, проблема. Какая, нахрен, партия? Я не хочу жениться. Я хочу ее, хочу перестать ныкаться по углам, но вряд ли вдруг резко стал пригоден для семейной жизни.

 - Мне спокойнее, когда папа пребывает в счастливом неведении.

 - Тогда придумай какую-нибудь сказочку и останься на ночь.

 - Я не могу. Завтра утром уезжает Ксюха, я хочу попрощаться и проводить.

 - Ужасная ты женщина, Никольская. Не оставила мне шансов понравиться папе. Не оставила надежд на жаркую ночь.

 - И еды не оставила, - хихикает Настя. – Съела остатки роллов, а заказать другие не смогла.

 Боже, в моей квартире завелись свежие роллы, которые можно съесть. Не удивлюсь, если в конце августа вдруг пойдет снег.

 - Что ты хочешь съесть? Пойдем в ресторанчик на двадцать первом? Там вкусно.

 - Нет, - морщится Настя. – Увидят.

 - Черт, Никольская, мне надоело прятаться. Я люблю свою квартиру, но мне мало тебя на два часа в неделю.

 - А зачем тебе больше? – фыркает эта девчонка, словно не понимает.

 И я решаю, что раз уж мне оставили всего пару часов перед адским загрузом документами и планами, то еда и все остальное подождет. Я подхватываю Настасью, увлекая поцелуем, прекрасно зная, что она теряется в пространстве, когда исчезает опора. Мне нравится власть, которая открывается при этом.

 Один вид постели, на которой я в первый раз ее взял, способен завести до предела. Дурацкие короткие встречи… я хочу трахаться с ней всю ночь, а перед этим сходить в ресторан и надраться там шампанского, целоваться у окна с видом на огни ночного города. И не беспокоиться, что нас кто-то заметит и донесет Никольскому-старшему или этому ее припизднутому братику.